Виктор Шапинов

40 лет Культурной революции / 20.05.2006

40 лет назад, 16 мая 1966 года Центральный Комитет Коммунистической партии Китая объявил о начале Великой Пролетарской Культурной Революции. Эта революция, еще более чем Октябрьская революция 1917 года в России, рассматривается как отклонение от «нормального» пути развития, как «вывих» истории, который ни в коем случае не должен повториться, место которому лишь в учебниках истории в назидание будущим поколениям.

Нам не хватает знаний об этой революции. И, как это часто бывает на рынке идей, при отсутствии достойного продукта дыры затыкаются дешевым суррогатом. Так на тему китайской революции в 1990-е – 2000-е годы кроме попсовых западных книжек для обывателя, были изданы в основном «труды» бывших работников пропагандистского аппарата КПСС. Не долго мучаясь, они просто косметически переделали свои антимаоистские агитки, написанные по заказу брежневской партноменклатуры, под новые «демократические» реалии. От этого, конечно, ценнее в научном плане или познавательнее они не стали. Все те же пропагандистские штампы и затертые обвинения продаются новому покупателю – от замены брежневского варианта «марксизма-ленинизма» на «либеральные ценности» и «права человека» в данном случае мало что поменялось. В них все та же злоба и проклятия в отношении поднявшейся «черни» и ее вождей-«диктаторов».

Культурная революция является одним из лучших учебников по марксизму, уже потому что совершенно не соответствует схемам позитивистского «марксизма» хрущевско-брежневского или догматично-троцкистского разлива. Современные руководители Коммунистической партии Китая, построившие в своей стране самую жесткую неолиберальную модель капитализма под вывеской «рыночного социализма», также проклинают Культурную революцию. Даже положительная роль «китайского Ленина» – Мао Цзэ-дуна – признается ими лишь до 1966 года.

Но существует и другое отношение к Культурной революции, отличное от того, которое исповедуют евроатлантические синологи и чинуши из ЦК КПК. «Большинство моих коллег в элитных университетах и институтах Китая представляет Культурную революцию как солнечное затмение, как время ужасающей тьмы. Но в разговорах с рабочими среднего возраста, живущими в трущобах, с крестьянами из захолустных сел и даже с таксистами в Пекине можно услышать куда более светлые оценки. «Был бы жив Мао, он казнил бы всех коррумпированных чиновников... Был бы жив Мао, американцы не решились бы бомбить наше посольство в Белграде». Эти люди с ностальгией вспоминают «культурную революцию» как время величия, когда Китай был лидером третьего мира, а с рабочими и крестьянами обращались с уважением. Это некая альтернатива псевдомарксистскому неолиберализму, который де-факто превратился в господствующую идеологию в сегодняшней КНР. «Социалистическая рыночная экономика» уже породила недовольство увольнениями, коррупцией, неравенством и социальным расслоением. …разочарованные крестьяне и рабочие однажды могут попытаться поднять над страной новую красную звезду». (Ричард Мадсен, Калифорнийский университет, Сан-Диего, США).

Интерес к Китаю сегодня растет, даже дочка Путина учит китайский. Китай – это страна, где живет четверть человечества. Сегодня Китай – это к тому же и всемирная фабрика, где изготавливается около одной пятой всей промышленной продукции планеты. Клеймо «Made in China» перестало означать низкое качество, его не стесняются ставить на свои товары ведущие мировые фирмы – не только производители одежды и обуви, но и микроэлектроники или оружия. Мы окружены товарами, произведенными в Китае. Китайский рабочий сшил нашу одежду, собрал наш компьютер, изготовил обувь и бытовую технику, которой мы пользуемся. Всего несколько десятилетий назад ничего подобного не было. Китай был «восточным больным», задворками мира и рассматривался лишь как объект экспансии иностранцев. За вторую половину ХХ века Китай сделал скачок по иерархической лестнице «мировой системы» с одной из последних на одно из первых мест.

Бурное развитие Китая, который в начале ХХ века был одним из «отстающих» мировой экономической, политической и культурной гонки требует объяснения. Но анализ только текущего момента, сводящийся к описанию современной социально-политической модели страны, где господствует государственно-капиталистический уклад, а правящая бюрократия активно торгует дешевой рабочей силой, привлекая все большие массы транснационального капитала, ничего не объясняет. Об этом говорит и факт, что ни одна страна не смогла повторить «китайский опыт», потому что пыталась копировать сегодняшнее состояние страны, и совершенно не учитывало, что же этому состоянию предшествовало. С равным успехом можно пытаться следовать, например, наполеоновской политике, не понимая, что Наполеон Бонапарт – наследник Великой Французской революции и его политика возможна лишь как продолжение революции, а вовсе не сама по себе. Бурный рост Китая – это не явление последних лет, экономика Китая росла скачкообразно всю вторую половину ХХ века.

Современный Китай – тоже наследник Великой революции. По своему значению она является второй после Октябрьской революции 1917 года в новейшее время, и именно она на этапе Великой Пролетарской Культурной Революции сломала все общественные отношения старого Китая, как бы расчистив место для современного развития. Маркс называл революции «локомотивами истории». И для Китая это вдвойне верно. Чтобы убедиться в том, что это действительно так, достаточно взглянуть на соседнюю Индию, которая свою культурную революцию так и не доделала.

Интерес к китайской революции, Мао Цзэдуну и его идеям повышается не только как к исторической диковинке. К маоистскому периоду Китая, и особенно к Культурной революции, вообще сложно относится отвлеченно как к «истории». Настолько ее политические идеи затрагивают интересы ныне здравствующих общественных классов. Маоистский Китай – это арена политической борьбы, в которой каждый вынужден выбрать сторону, здесь не спрячешься за ширму «объективности».

Вот, например, мнение одного из серьезных исследователей Китая Чэнь Сяонуна, главного редактора журнала «Дандай чжунго яньцзю» («Исследования современного Китая»), США: «Ее [Культурной революции] наследием стало вовлечение широких масс в социальное движение... Сама по себе «культурная революция» неповторима, но такой путь мобилизации народа на борьбу против правящей элиты может воспроизвестись в будущем. Когда коррупция истощит финансовые ресурсы легитимность коммунистического режима, элита может столкнуться с тем, что ее главным врагом среди поднимающегося народа будут Мао Цзэдун и его флаг «Да здравствует восстание»».

И это справедливо, конечно, не только по отношению к Китаю. Подчеркнутый эгалитаризм и антибюрократизм Мао Цзэдуна и его соратников до сих пор пугают одних и воодушевляет других.

«Маленького человека» устоявшегося иерархически организованного капиталистического общества не могут не поражать грандиозные события Культурной революции.

Время когда, например, генеральный секретарь ЦК Компартии Китая Дэн Сяопин, любитель карточной игры в бридж и других буржуазных излишеств, отправился на тракторный завод проходить трудовое перевоспитание, не может не поражать (опять же, одних – приятно, других – нет). Переродившегося чиновника уровня министра, который, поедая деликатесы в правительственном буфете, уже думал, как бы конвертировать политический капитал в денежный, революционные массы могли спокойно выволочь на улицу, надеть на голову колпак, заставить каяться в контрреволюционных устремлениях, а потом отправить в сельские районы трудится в поле и изучать марксизм-ленинизм среди простых крестьян.

Кто-то, приучившись не получать зарплату в течение нескольких месяцев и радоваться любой подачке «хозяина», себе такого даже и представить не может. Кто-то боится, что пример окажется заразительным. Наверное, поэтому великая история великой революции оборачивается пугалками и небылицами, рассчитанными, как будто на детей младшего школьного возраста, но с серьезным видом повторяемыми серьезными на вид людьми.

Но было бы слишком поверхностным взглядом судить Культурную революцию только по ее результату (фактически: расчистка пространства для буржуазного развития от феодального хлама), или даже по ее «самосознанию». Культурная революция по новому поставила многие вопросы социалистической теории, такие как соотношение партии и класса, роль бюрократии и борьба против бюрократизма при социализме, проблема воспитания нового человека. Культурная революция поставила эти вопросы практически, в ходе борьбы, ее лидеры не были высокообразованными марксистами и часто не могли до конца осмыслить собственные революционные практические шаги.

Фактически Культурная революция вынуждена была ставить вопросы ликвидации классов и разделения труда в условиях одной из самых отсталых и густонаселенных стран мира. Задачи, которые назрели в масштабах всего социалистического лагеря, нашли материальную силу и субъективную классовую волю лишь в одной из социалистических стран. Остальные застыли на полпути, превратив частную собственность в государственную, но не сделав второго шага из мира разделения труда к «обобществившемуся человечеству»…

В 40-ую годовщину Великой Пролетарской Культурной Революции мы поздравляем всех борцов за мир без частной собственности, отчуждения, разделения труда, бюрократии, товарно-денежных отношений и говорим, что идеалы за которые, пусть и совершая ошибки, боролись Мао Цзэ-дун и миллионы его соратников живы.

В эту дату мы также вновь публикуем ряд статей, посвященных Культурной революции, и уже публиковавшиеся на Коммунист.ру ранее.

Шаг вперед – два шага назад?

Ничто реакционное не рухнет, если не нанести по нему удара. Это тоже нечто вроде подметания пола: где не пройдешься веником, там сор, как правило, не исчезнет сам собой.

Мао Цзэдун

Мао Цзэдун и его сторонники в КПК не хотели, чтобы партия закостенела и превратилась, как это случилось в СССР, в бюрократическую машину, которая если и сохраняет социалистические завоевания, то только «постольку поскольку». Мао противился тому, чтобы движение к коммунизму обратилось в «застой». Тем не менее, правые группировки в КПК использовали сложившееся в стране и партии после выступления Пэн Дэхуая и свертывания Большого скачка соотношение сил для проведения реакционных мер.

Лидеры «первой линии» руководства страны – Лю Шаоци, Дэн Сяопин – вели дело к тому, чтобы свернуть дальнейшее движение к коммунизму. Так уже в 1962 году Лю Шаоци говорил: «Впредь крупных массовых движений не будет». В прошлом социалистические преобразования и классовая борьба в Китае всегда принимала формы массовых движений, таких как «борьба против буржуазных правых», «курс трех красных знамен» и другие. Поэтому такое заявление премьер-министра Лю Шаоци было расценено левыми как отступление от социалистического курса.

В 1962 году Дэн Сяопин говорил, что крестьяне «потеряли веру в коллективное хозяйство», «можно пойти на единоличный способ производства в деревне», ссылаясь на то, что якобы «довольно большое количество крестьян требует раздела земли»1. Лю Шаоци и Дэн Сяопином были сделаны и определенные шаги к восстановлению единоличной собственности на селе, они поддержали систему «сань цзы и бао», то есть разрешение приусадебных участков, свободного крестьянского рынка, мелкого производства и закрепление производственных заданий между отдельными дворами. Документ, одобряющий такую систему, был направлен Лю и Дэном от имени ЦК КПК на места, в результате чего практика «сань цзы и бао» стала распространяться. Это создавало серьезную угрозу реставрации капитализма на селе. Крестьянский рынок плюс хозяйственная самостоятельность отдельных семей не могла не привести к имущественному расслоению крестьян и возрождению эксплуатации. Разбогатевшие семьи потребовали бы раздела коллективной собственности и восстановления частного уклада.

Правых в КПК это мало заботило. Именно в этот период Дэн Сяопином была выдвинута печально знаменитая формула: «Не важно какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей». Ему вторил Лю Шаоци, утверждавший: «Не надо бояться разгула капитализма», «Необходимо в достаточной мере отступить и в промышленности, и в сельском хозяйстве, в частности, закрепить производственные задания за крестьянскими дворами, восстановить единоличное хозяйство».

Таким образом, правые лидеры готовы были поставить крест на победах социализма, которые были достигнуты к тому времени. Выступая на 10 пленуме ЦК КПК Мао Цзэдун описывал последствия предложенного Лю и Дэном курса: «В итоге получилось размежевание двух полюсов, распространились взяточничество и грабеж, спекуляция, приобретение наложниц, ростовщичество. С одной стороны, произошел рост богатства, с другой – усилилась нищета семей военных, павших героев, рабочих и кадровых работников, вынужденных выполнять пять видов работ, закрепленных за их дворами... Хрущев и то не осмелился открыто распустить колхозы»2.

Но, не смотря на критику левых, Лю Шаоци и Дэн Сяопин продолжали удерживать в своих руках большую часть власти в партии и государстве.

Под покровительством Отдела пропаганды ЦК КПК, в котором господствовали сторонники Лю Шаоци, началась систематическая критика линии Мао Цзэдуна, генеральной линии, Большого скачка и народных коммун. Эта критика велась группой публицистов и писателей, начиная с января 1961 года. Начало ей положила публикация в одном из пекинских журналов пьесы драматурга У Ханя «Разжалование Хай Жуя». Автор пьесы проводил параллели между событиями китайской древности и выступлением маршала Пэн Дэхуая против Мао Цзэдуна и левого курса, при этом Пэн Дэхуай брался под защиту, а Мао осуждался. Вышли и другие публикации за авторством У Ханя, Дэн То, Ляо Моша, в которых иносказательно высмеивался «курс трех красных знамен», этот курс характеризовался как «фанатизм», «горячка», «великое пустозвонство», «несбыточные мечтания».

Эти выступления не были «недовольством снизу». Все публицисты, выступавшие против Мао, занимали высокие посты в партии и государстве: Дэн То – секретарь пекинского горкома КПК, Ляо Моша – зав. отделом горкома, У Хань – заместитель мэра Пекина. Они отражали настроения той части руководящих работников КПК, которые «устали» от массовых кампаний и курса на ускоренные социалистические преобразования и хотели «спокойной жизни», подобно застойному чиновничьему благополучию брежневского СССР. В целом их курс вел к постепенному отказу от движения к коммунизму и реставрации капитализма.

Мао Цзэдун почувствовал опасность для социализма, исходящую от этой группировки, поэтому он и предложил сосредоточить огонь по так называемым «стоящим у власти и идущим по капиталистическому пути». «Помещики и кулаки – это режиссеры, стоящие за кулисами, - говорил он еще в 1964 году. – На авансцене же сейчас находятся разложившиеся кадровые работники. Они – эти перерожденцы – и есть группа, стоящая у власти».

В начале 1966 года размежевание двух линий в КПК еще более усилилось. Совершенно различные по содержанию новогодние статьи вышли в газете «Женьминь Жибао» и журнале «Хунци». Фактически это были уже две разные программы дельнейшего развития страны. Газета «Женьминь Жибао» находилась под контролем Отдела пропаганды ЦК, где господствовали правые. Позже Мао Цзэдун назовет этот Отдел «чертогами владыки ада». Теоретический журнал «Хунци», напротив, пропагандировал линию Мао Цзэдуна. Его главным редактором был кандидат в члены Политбюро ЦК КПК Чэнь Бода. «Хунци» открыто писал о существовании в партии «двух политических линий», «обострении классовой борьбы», о том, что в политическую борьбу необходимо вовлечь широкие массы.

«Литературная» дискуссия и политические выводы

Великая пролетарская культурная революция началась с опубликования критической статьи товарища Яо Вэньюаня о пьесе «Разжалование Хай Жуя» зимой 1965 года

Мао Цзэдун

Яо Вэньюань занимал сравнительно невысокий пост в партии, он возглавлял отдел пропаганды шанхайского горкома. Тем не менее, именно ему было поручено написание статьи, ставшей сигналом к Культурной революции. Статья с критикой пьесы У Ханя готовилась при участии секретаря Шанхайского горкома Чжан Чуньцяо и жены Мао Цзэдуна Цзян Цин.

Мао не просто так выбрал Шанхай в качестве плацдарма для наступления на правых в партии, а молодых шанхайских руководителей в качестве основной ударной силы. Шанхай был и остается крупнейшим индустриальным городом Азии, где сконцентрировано большое количество пролетариата, занятого в крупной промышленности. Шанхай – рабочая столица Китая, поэтому неудивительно, что он оказался и наиболее левым городом, а тамошние руководители наиболее стойкими сторонниками линии Мао Цзэдуна.

Яо Вэньюань раскрыл политический смысл пьесы У Ханя, как выступления против политики Мао. В пьесе, писал Яо, «проявляется желание восстановить частное хозяйство».

Шанхайский пропагандист не указывал прямо на аналогию между «разжалованием Хай Жуя» и делом Пэн Дэхуая. Это было тактическим ходом: через некоторое время после ее опубликования удар нанес сам Мао: «Император Цзя-цзин разжаловал Хай Жуя, а мы в 1959 г. разжаловали Пэн Дэхуая. Пэн Дэхуай – это тот же Хай Жуй»3.

После опубликования статьи с критикой У Ханя в Шанхае она была перепечатана в большинстве городов страны, но не в Пекине. Член Политбюро ЦК КПК и секретарь Пекинского горкома Пэн Чжэнь лично предупредил издательства, что перепечатка статьи запрещается. Лю Шао-ци и Дэн Сяопин также выступили против критики пьесы У Ханя.

В феврале 1966 года, возглавляемая Пэн Чжэнем группа по делам культурной революции подготовила «Тезисы к докладу о текущей научной дискуссии». Появление этих тезисов было хитрым ходом, направленным на то, чтобы свести дискуссию вокруг пьесы «Разжалование Хай Жуя» к чисто академическим спорам и воздержаться от политических оценок. В «Тезисах» открыто осуждались «левые», то есть сторонники Мао Цзэдуна. 12 февраля 1966 года этот документ был разослан Лю Шао-ци от имени ЦК КПК всем партийным комитетам. Указывалось, что ЦК согласен с тезисами.

В марте 1966 года состоялось расширенное заседание Политбюро ЦК КПК на котором Мао Цзэдун выступил с осуждением тезисов Пэн Чжэня. Председатель так оценил «Тезисы»: «Зажимают материалы написанные «левыми», выгораживают реакционных интеллигентов, именуя их «большими интеллектуалами»»4, «Я давно уже выдвигаю такую точку зрения: если в центральных учреждениях, в органах ЦК КПК будут твориться дурные вещи, то я призову периферию подняться на бунт, пойти в наступление против ЦК», «Отдел пропаганды ЦК нужно распустить. Пекинский горком КПК нужно распустить».

Борьба обострилась к маю 1966 года. Почти весь месяц - с 4 по 26 – в Пекине проходило расширенное заседание Политбюро ЦК КПК. В ходе заседания Мао Цзэдуну удалось преломить ситуацию. Из высшего руководства партии были устранены Пэн Чжэнь и его сторонники: Лу Динъи, Ло Жуйцин, Ян Шанкунь, что фактически означало разгром прежнего Секретариата ЦК, находившегося под контролем Лю Шао-ци. Также была ликвидирована группа по делам культурной революции (ГКР), вместо которой была создана новая ГКР во главе с Чэнь Бода. Первым заместителем руководителя группы стала Цзян Цин, заместителем – Чжан Чуньцяо, членами группы – Яо Вэньюань, Ци Бэньюй, Ван Ли, Гуань Фэн и другие. Таким образом, ГКР полностью перешла под контроль сторонников Мао Цзэдуна. Важным решением было также переподчинение ГКР непосредственно Постоянному комитету Политбюро ЦК КПК, что фактически ставило ее над Политбюро и Секретариатом ЦК.

Политбюро ЦК приняло также важный документ с казенным названием: «Сообщение Центрального комитета от 16 мая». В сообщении говорилось: «В нашей стране нарастает волна великой пролетарской культурной революции. Она наносит сокрушительный удар по всем насквозь прогнившим идеологическим и культурным позициям, всё ещё находящимся во власти буржуазии и недобитых феодальных сил». «Борьба с этой ревизионистской линией — не пустяк, а дело первостепенной важности, от которого зависят не только судьбы, перспективы и будущий облик нашей партии и нашего государства, но и судьбы мировой революции». «Вся партия должна, руководствуясь указаниями товарища Мао Цээдуна, высоко держать великое знамя пролетарской культурной революции, окончательно разоблачить реакционную буржуазную позицию группы антипартийных и антисоциалистических так называемых «авторитетов в науке», окончательно раскритиковать реакционную буржуазную идеологию в области науки, просвещения, печати, литературы, искусства и издательского дела, взять в свои руки руководство в этих областях культуры. Чтобы достичь этого, необходимо в то же время критиковать представителей буржуазии, пролезших в партию, правительство, армию и различные сферы культуры, очиститься от них, а некоторых перевести на другую работу».

С этого момента и до 11-го Пленума ЦК КПК 8-го созыва, который прошел в августе 1966 года в стране сложилась ситуация своеобразного двоевластия. Распоряжения и указания теперь могли отдавать сразу два центра – Лю Шао-ци и Дэн Сяопин, действовавшие от имени ЦК и Чэнь Бода, Цзян Цин и другие от имени Мао Цзэдуна и группы по делам культурной революции при ЦК КПК. Система двух линий руководства, когда всеми делами распоряжались правые при опосредованном идеологическом контроле Мао Цзэдуна, была ликвидирована. Борьба двух линий в руководстве вылилась в организационный раскол руководства на два «штаба».

В мае 1966 года произошла консолидация левых руководителей КПК, которые составили так называемый «штаб Мао Цзэдуна». Главными фигурами штаба стали, кроме самого Мао, главнокомандующий Линь Бяо, руководитель ГКР при ЦК КПК и редактор журнала «Хунци» Чэнь Бода, Цзян Цин и шеф спецслужб Китая и давний соратник Мао Кан Шэн. Через некоторое время в число руководителей «штаба Мао Цзэдуна» войдут также шанхайские радикалы – Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань. Особое положение занимал Чжоу Эньлай. Этот старый партийный руководитель пользовался большим авторитетом и официальной пропагандой причислялся к «штабу Мао Цзэдуна». Однако, на деле он всегда занимал промежуточную позицию между левыми и правыми, балансируя на противоречиях.

Признанным руководителем левого наступления стал Линь Бяо. На майском совещании он выступил с программной речью, в которой заявил, что в ЦК партии есть люди, желающие повернуть развитие страны назад к капитализму. Сегодня, когда на наших глазах переход к капитализму был осуществлен решениями Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, это заявление главнокомандующего Линя звучит как что-то само собой разумеющееся. Но тогда, когда КПСС провозглашала исчезновение враждебных классов, а путь к коммунизму представлялся прямым, как Невский проспект, это звучало совсем по-другому.

Сила левых заключалась в том, что они апеллировали к массам, вели прямую критику ревизионизма и оппортунизма в партии, называя вещи своими именами. Левые призывали массы рабочих, крестьян и молодежи не бояться высокопоставленных руководителей и открыто критиковать их, что было особенно важно в такой стране как Китай, с его тысячелетней традицией конфуцианского чинопочитания.

Дацзыбао и хунвэйбины

Молодёжь — самая активная, самая жизнедеятельная сила общества. Она с наибольшей охотой учится и меньше всего подвержена консерватизму, особенно в эпоху социализма.

Мао Цзэдун

Дацзыбао означает «газета, написанная от руки большими иероглифами», она вывешивалась в специально отведенных для этого местах, или просто в местах скопления людей. Такая форма выражения своего мнения простыми людьми была новой для социализма.

При капитализме публичное выражение народными массами своего мнения практически исключено. Конечно, при буржуазной демократии каждый может выйти на улицу и кричать все, что ему вздумается, только это ни на что не повлияет. Средства массовой информации находятся в руках крупных монополий и выступают активным началом по отношению к так называемому «общественному мнению». То есть не общественное мнение отражается в СМИ, а наоборот капитал, при помощи СМИ формирует «общественное мнение».

«Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть вместе с тем и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу»5, - писал К.Маркс в «Немецкой идеологии».

При социализме средства духовного производства присваиваются пролетариатом. Во-первых, путем развития классового сознания через всеобщее образование и вовлечение в управление обществом. Во-вторых, путем экспроприации технических средств распространения информации – типографий, радио- и телестанций и т.п.

Однако, в условиях сохраняющегося разделения труда, эти «средства духовного производства» переходят в распоряжение всего общества не непосредственно, а в лице представителя этого общества, каким является государство. А это рождает возможность всяческих бюрократических злоупотреблений, типа «зажима критики» и т.п. В принципе, это не составляет такой уж серьезной проблемы для общества развивающегося к коммунизму, но в условиях отсталой страны и давления со стороны империализма и ревизионизма дело усложняется.

Поэтому найденная китайскими коммунистами форма дацзыбао стала мощным средством прямой демократии, защиты пролетариата от его собственных чиновников, а также подлинной свободы слова, не для узкого круга журналистов, писателей, философов, критиков, а для широких масс. Содержание дацзыбао никто не цензурировал и они стали значительнейшим фактором общественной жизни Китая в эпоху Мао. Наиболее значимые дацзыбао перепечатывали в газетах и передавали по радио.

Первой такой дацзыбао стала написанная ассистентом философского факультета Не Юаньцзы и шестью студентами и аспирантами (Сун Исю, Ся Цзяньчи, Ян Кэмин, Чжао Чжэньи, Гао Юньпэн, Ли Синчэнь) листовка с критикой руководства Пекинского университета, а также Пекинского горкома партии. Авторы дацзыбао критиковали руководство университета за зажим критики и запрет проведения публичных митингов и открытого обсуждения политической жизни. Тем самым, писали авторы листовки, руководители крупнейшего вуза страны «подрывают великую пролетарскую культурную революцию». Появление этой дацзыбао послужило сигналом к началу массового движения среди студентов университета против первого секретаря парткома и ректора университета Лу Пина.

В книге Ш. Беттельхейма «Китай 1972: экономика, промышленность и образование после Культурной революции», рабочий Лю Миньи, лидер пропагандистской группы по распространению идей Мао Цзэдуна в университете Цинхуа в Пекине рассказывает о периоде господстве Лу Пина:

«Они заменили руководящие принципы образования Мао Цзэдуна западными образовательными системами — европейской и штатовской, а позже — советской системой. Они испортили партию, постоянно принимая в нее буржуазных и реакционных профессоров, и, таким образом, преобразовали ее в “партию профессоров”, всю пронизанную академической властью. В результате из 39 мест университетского парткома 15 были заняты буржуазными профессорами. Ни один рабочий не занял ни одно из оставшихся 24 мест. В то время как в стране действовала диктатура пролетариата, университет Цинхуа был под властью буржуазии. Ян Наньсян удерживал оба поста — ректора и партийного секретаря университета. В идеологии он поклонялся индивидуалистической теории познания, утверждавшей вещи вроде: “ходи в школу, чтобы сделать себе имя”, “выходи из школы как специалист, высокопоставленная персона, которая займет высокие посты в общественной иерархии и будет много зарабатывать”»6.

1 июня Мао Цзэдун лично дал указание перепечатать дацзыбао в центральных газетах и зачитать по радио. В газете «Жэньминь Жибао» в дополнение к тексту Не Юаньцзы была также помещена статья «Приветствуем первую дацзыбао Пекинского университета». В статье говорилось, что в то время, как в стране разворачивается кампания по разгрому «реакционной черной банды», «в Пекинском университете препятствуют этому движению. Здесь царят холод и мертвячина, настоятельные революционные требования широких масс преподавателей и студентов подавляются»7.

В июне-июле 1966 года студенты всех столичных вузов развернули борьбу против партийного и административного руководства учебных заведений. Борьба велась в разных формах и быстро перешла от довольно мирных форм (вывешивание дацзыбао, митинги) к борьбе с применением насилия по отношению к партийным боссам. Их заставляли присутствовать на митингах, где их разоблачали, как контрреволюционеров, на шею вешали таблички с оскорбительными надписями и т.п. Студенты штурмовали помещения парткомов и администраций вузов, вышвыривая руководство на улицу.

Активность студентов и их готовность защищать революционную линию натолкнули Мао и других левых лидеров КПК на мысль сделать основную ставку на этом этапе Культурной революции на учащихся.

Движение учащихся приняло форму массовых непартийных организаций молодежи. В столичных университетах появились лидеры нового движения: Не Юаньцзы в Пекинской университете, Куай Дафу в Университете Цинхуа, Тань Хоулань в Пекинском педагогическом университете, Хань Айцзинь в Пекинском авиационном институте, Ван Дабин в Пекинской горном институте. Все эти молодые революционеры ранее не были известны и выдвинулись в ходе самого движения. Они установили связь между массовыми организациями молодежи и лидерами Группы по делам Культурной революции. Чэнь Бода, Цзян Цин, Кан Шэн и другие встречались со студенческими лидерами и часто направляли их действия.

Организации учащейся молодежи получили название «хунвейбины», что обычно переводится как «красногвардейцы». Образовавшиеся в ходе Культурной революции организации рабочей молодежи стали называться «цзяофанями», что означает «бунтари». Слова «хунвейбин» и «цзяофань» для Великой Китайской революции означают примерно тоже самое, что и слово «санкюлот» для Великой Французской революции XVIII века или «забастовщик» для русской революции 1905-1907 годов, то есть общее название революционно настроенных представителей народа. Хунвэйбинские организации были автономны и действовали в соответствии с собственным пониманием марксизма, они также старались следовать общим указаниям Мао и других лидеров партии. Хунвэйбинские организации были формой самоорганизации народа для осуществления диктатуры пролетариата и противодействия реставрации капитализма.

Заручившись поддержкой студентов, сторонники Мао из Группы по делам Культурной революции смогли повести наступление на сторонников правой линии Лю Шаоци и Дэн Сяопина. Одним из главных оплотов правых был центральный орган партии газета «Жэньминь Жибао». 31 мая 1966 года Группа по делам Культурной революции при ЦК КПК направила рабочую группу во главе с Чэнь Бода, чтобы взять власть в редакции газеты. Чэнь Бода провел реорганизацию редакции. Теперь для публикации передовых статей в «Жэньминь Жибао» требовалась санкция Группы по делам Культурной революции, фактический контроль над главной газетой партии перешел в руки Чэнь Бода. 1 июня газета опубликовала передовицу под названием «Сметем всю и всякую нечисть» с призывом к более широкому развертыванию Культурной революции.

Второй целью Мао и его соратников был Пекинский горком, который был главной опорой правых в партии, надежным резервом группы Лю Шаоци. Только в условиях деморализации пекинских партбоссов вызванной «бунтом» студентов, сторонники Мао сумели провести решение о реорганизации горкома. Решение о ней было опубликовано 3 июня. Пэн Чжэнь был смещен со своего поста. Та же участь постигла и секретаря парткома Пекинского университета Лу Пина, а также его заместителя Пэн Пэйюнь.

Ответный удар Лю Шао-ци

Когда говорят о бюрократах, обычно указывают пальцем на старых беспартийных чиновников, изображаемых у нас обычно в карикатурах в виде людей в очках… Это не вполне правильно, товарищи. Если бы дело шло только о старых бюрократах, борьба с бюрократизмом была бы самым легким делом. Беда в том, что дело не в старых бюрократах. Дело, товарищи, в новых бюрократах, дело в бюрократах, сочувствующих Советской власти, наконец, дело в бюрократах из коммунистов. Коммунист-бюрократ — самый опасный тип бюрократа. Почему? Потому, что он маскирует свой бюрократизм званием члена партии. А таких коммунистических бюрократов у нас, к сожалению, немало.

И.В.Сталин

Лю Шао-ци, Дэн Сяопин и другие лидеры правых в КПК, обыгравшие Мао Цзэдуна по всем правилам бюрократического единоборства, на какое-то время были ошеломлены начавшимися в стране процессами. Мао Цзэдун играл не по их правилам. Напрямую обратившись к массам, Председатель вновь вышел на первый план со «второй линии» руководства. Однако, ответный удар ревизионистов из ЦК КПК не заставил себя ждать. Пользуясь тем, что нити оперативного руководства по прежнему находились в их руках, Лю и Дэн решили ввести массовое движение в бюрократические рамки, и в конечном счете, свернуть его.

В июне-июле 1966 года Мао Цзэдун отсутствовал в Пекине и не принимал участия в оперативном руководстве центральным аппаратом партии. Цзян Цин и ряд лидеров левых также были в отъезде, они искали себе союзников на местах для борьбы с ревизионизмом. Лучшего времени для контрнаступления у правых сил могло и не представиться, поэтому они попытались использовать ситуацию по полной.

Период господства ревизионистов с их попытками свернуть Культурную революцию получил название «пятьдесят с лишним дней». В начале июня 1966 года по указанию Лю Шао-ци во все партийные инстанции от имени ЦК был разослан циркуляр из восьми пунктов, в котором говорилось как нужно вести Культурную революцию дальше. Циркуляр запрещал публичное обсуждение вопросов, возникавших в процессе движения, запрещал «покидать рабочие места», предписывал вести Культурную революцию на каждом предприятии, учреждении или вузе раздельно. Фактически такой режим сковывал возможности масс, и создавал наиболее удобные условия для партийной бюрократии.

Затем Лю Шао-ци опять от имени ЦК издал распоряжение о направлении во все столичные вузы «рабочих групп» из партийных начальников достаточного ранга, которые должны были руководить ходом Культурной революции. Таким образом, движение масс против обюрократившейся части партийной верхушки фактически ставились под контроль этой же верхушки. Если бы такой маневр прошел, то позиции Лю, Дэна и их сторонников даже укрепились бы. На первой странице документа о «рабочих группах» Мао Цзэдун поставил отрицательную резолюцию, однако, Лю, несмотря на несогласие Председателя, отдал распоряжение от имени ЦК.

«Рабочие группы», вошедшие в вузы Пекина стали фактически подавлять движение критики ревизионизма и бюрократизма в партаппарате. Тут же начались выступления студентов против «рабочих групп». С этого момента разгорелась открытая борьба различных линий в КПК. То, что в нее сразу оказались вовлечены миллионы людей, лишний раз доказывает, что это не была просто «борьба за власть», как пытается представить современная пропаганда, это была борьба между социализмом и капитализмом, борьба за дальнейшее развитие Китая.

В июле 1966 года руководитель Группы по делам Культурной революции (ГКР) Чэнь Бода написал письмо Дэн Сяопину, ссылаясь на негативный опыт действия «рабочих групп», он предлагал «отозвать рабочие группы или уменьшить их число». Дэн грубо ответил ему: «А ты пойди, попробуй сам поработай в рабочей группе. Еще совсем не обязательно, что у тебя это получится».

Бюрократический, начальственный метод работы «рабочих групп» все больше убеждал массы в верности курса Мао на Культурную революцию, таким образом, правые компрометировали сами себя.

18 июля 1966 года Мао Цзэдун возвращается в Пекин, он тут же выступает с призывом не сдаваться, а от партийных бюрократов требует дать массам возможность «брать в осаду провинциальные комитеты, редакции газет, Госсовет». Под давлением авторитета Мао и массовых выступлений 29 июля Пекинский горком принимает решение упразднить все «рабочие группы» в столице, затем такое же решение в отношении всей страны рассылается от имени ЦК КПК.

1 августа 1966 года в Пекине открывается 11-ый пленум ЦК КПК 8-го созыва. В этот день Мао пишет письмо хунвэйбинам средней школы при Университете Цинхуа. Письмо стало настоящим манифестом для революционно настроенных учащихся и привело к широкому распространению хунвэйбинского движения по всей стране:

«Товарищи хунвэйбины из средней школы при Университете Цинхуа!

Получил ваши две дацзыбао, посланные мне 28 июля, а также письмо с просьбой ответить. В ваших дацзыбао от 24 июня и 4 июля выражается негодование и осуждение в связи с тем, что помещики, буржуазия, империалисты, ревизионисты и их приспешники эксплуатируют и подавляют рабочих, крестьян, революционную интеллигенцию и революционные партии и группы, и объясняется, что ваш бунт против них правомерен.

Я горячо поддерживаю вас. Одновременно я выражаю горячую поддержку дацзыбао боевой группы «Хунци» средней школы при Университете Цинхуа, в которой говорится о том, что бунт против реакционеров правомерен, и очень хорошему выступлению товарища Пэн Сяомэна от имени боевой группы «Хунци» 25 июля на общем собрании преподавателей и студентов Пекинского университета. Здесь я должен сказать, что я и мои революционные соратники стоим на таких же позициях. В равной мере мы горячо поддерживаем всех, кто стоит на одинаковых с вами позициях в движении культурной революции как в Пекине, так и во всей стране. Мы вас поддерживаем и в то же время требуем, чтобы вы обратили внимание на сплочение всех, кого можно сплотить, а тем, кто совершил серьёзные ошибки, надо, указав на их ошибки, дать возможность работать и исправить их и стать новыми людьми.

Маркс говорил: «Пролетариат не только должен освободить самого себя, но и должен освободить всё человечество. Если он не сможет освободить всё человечество, то и сам пролетариат не сможет по-настоящему добиться освобождения».

Прошу товарищей также обратить внимание на эту истину.

Мао Цзэдун»8.

Поддержанные авторитетом Мао Цзэдуна хунвэйбины стали действовать более смело.

Письмо Мао имело и внутрипартийные последствия. Выступив с открытой критикой Лю Шаоци, Председатель поставил участников Пленума перед выбором – либо открыто поддержать его линию, либо линию Лю и Дэна, заставив партийное «болото» определиться. По итогам Пленума Лю Шаоци был спущен в партийной иерархии со второго места на восьмое, утратив право отдавать распоряжения от имени ЦК партии, но остался членом Постоянного комитета Политбюро ЦК (руководящего органа партии из пяти человек). Вторым человеком в партии стал Линь Бяо, он занял пост единственного заместителя Председателя ЦК.

Программа Культурной революции

Какого же курса следует придерживаться в отношении немарксистских взглядов? В отношении явных контрреволюционеров и подрывающих дело социализма элементов вопрос решается легко: их попросту лишают свободы слова. Иначе обстоит дело с ошибочными взглядами внутри народа. Можно ли запретить такие взгляды, не давать никакой возможности высказывать такие взгляды? Конечно, нельзя. Применение упрощенческих методов для разрешения идеологических вопросов внутри народа, для разрешения вопросов духовного мира не только неэффективно, но и чрезвычайно вредно. Можно не разрешать высказывать ошибочные мнения, но они все равно будут существовать. А правильные мнения, если они выращены в теплице, если они не сталкивались с ветром и дождем, если они не приобрели иммунитета, не смогут одержать победы, когда встретятся с ошибочными мнениями. Поэтому только методом дискуссии, методом критики и методом раскрытия истины можно по-настоящему развить правильные мнения и изжить ошибочные, можно по-настоящему разрешать вопросы.

Мао Цзэ-дун

8 августа 1966 года 11 Пленум ЦК КПК принял «Решение о великой пролетарской культурной революции», состоявшее из шестнадцати пунктов. Это основное партийное решение по вопросу Культурной революции, которое можно назвать программой действия тех общественных сил, которые представляли Мао Цзэдун и его сторонники.

В общем плане Культурная революция характеризовалась в документе следующим образом:

«Хотя буржуазия уже свергнута, она тем не менее пытается с помощью эксплуататорской старой идеологии, старой культуры, старых нравов и старых обычаев разложить массы, завоевать сердца людей, усиленно стремится к своей цели - осуществлению реставрации. В противовес буржуазии пролетариат на любой ее вызов в области идеологии должен отвечать сокрушительным ударом и с помощью пролетарской новой идеологии, новой культуры, новых нравов и новых обычаев изменять духовный облик всего общества. Ныне мы ставим себе целью разгромить тех облеченных властью, которые идут по капиталистическому пути, раскритиковать реакционных буржуазных "авторитетов" в науке, раскритиковать идеологию буржуазии и всех других эксплуататорских классов, преобразовать просвещение, преобразовать литературу и искусство, преобразовать все области надстройки, не соответствующие экономическому базису социализма, с тем чтобы способствовать укреплению и развитию социалистического строя».

В Решении перечислялись социальные силы стоящие на стороне Культурной революции и отдельно выделялось движение хунвэйбинов, как авангарда:

«Главной силой этой великой культурной революции являются широкие массы рабочих, крестьян, солдат, революционной интеллигенции и революционных кадров. Отважным застрельщиком выступает большой отряд неизвестных дотоле революционных юношей, девушек и подростков. Они напористы и умны. Путем полного высказывания мнений, полного разоблачения и исчерпывающей критики с помощью "дацзыбао" ("газет, написанных большими иероглифами") и широких дискуссий они повели решительное наступление на открытых и скрытых представителей буржуазии. В таком великом революционном движении им, разумеется, трудно избежать тех или иных недостатков. Однако, их революционное главное направление неизменно остается правильным».

Определялись также и контрреволюционные силы: «Будучи революцией, культурная революция неизбежно встречает сопротивление. Источником этого сопротивления являются главным образом те облеченные властью, которые пролезли в партию и идут по капиталистическому пути. Его источником является также и старая сила общественной привычки».

Культурная революция направлялась против высшей и средней партийной бюрократии, которую необходимо было «свергнуть». В то же время, по отношению к широким массам, даже если над ними довлеет «старая сила общественной привычки» и они в той или иной мере противятся революции, принуждение не допускалось: «Наличие неодинаковых мнений среди масс – нормальное явление. Споры между разными мнениями неизбежны, необходимы и полезны. В ходе нормальных и исчерпывающих дискуссий массы подтверждают правильное, исправляют ошибочное и постепенно достигают единства взглядов.

В ходе дискуссий необходимо применять метод приведения фактов, выяснения истины и убеждения доводами. Нельзя прибегать к каким-либо средствам давления, чтобы навязать свое мнение меньшинству, придерживающемуся иной точки зрения. Меньшинство следует защищать, ибо иногда правда на его стороне. Даже когда меньшинство ошибается, ему все же следует позволить высказаться и остаться при своем мнении.

Когда идет дискуссия, ее нужно вести словами, а не пускать в ход силу».

Решение говорило о новых центрах власти, которые начали появляться в ходе развертывания Культурной революции: «Члены групп и комитетов культурной революции, а также делегаты конференций культурной революции должны избираться путем всеобщих выборов, наподобие того, как это было в Парижской Коммуне. Список кандидатов выдвигается революционными массами после полного обмена мнениями и представляется на голосование после неоднократных обсуждений среди масс.

Члены групп и комитетов культурной революции, делегаты конференций культурной революции могут быть в любое время подвергнуты критике со стороны масс, а в случае, когда они не справляются со своими обязанностями, после обсуждения в массах могут быть переизбраны или отозваны и заменены другими». В данном случае широкий демократизм, по образцу Парижской Коммуны или Советов 1917 года противопоставлялся партийной бюрократии, отчасти переродившейся и имевшей реставраторские устремления.

Позиционные бои

Великая Культурная революция приобрела затяжной характер.

Чэнь Бода, январь 1967

В августе 1966 года Лю Шаоци впервые выступил с так называемой самокритикой. «Самокритика» Лю была попыткой замазать противоречия в политической линии между левыми и правыми в партии – любимый прием оппортунистов всех времен и народов. Он писал, что его «ошибки» были вызваны тем, что он просто «не понял» глубины идей Мао Цзэдуна о развертывании массового движения. Таким образом, Лю продолжал сопротивление, перейдя к стратегической обороне. Несмотря на то, что он уже стал объектом критики, значительное число его сторонников остались на своих партийных постах, оказывали ему поддержку, так что он мог рассчитывать на победу. Ведь вернулся же фактически отстраненный от власти Мао Цзэдун со «второй линии руководства» на первую роль, чем же Лю хуже?

Борьба в партии продолжилась на рабочем совещании ЦК в октябре 1966 года, на котором левые силы снова развернули атаку на Лю Шаоци и Дэн Сяопина и стоявшую за ними партийную бюрократию. С докладом «Две линии в великой пролетарской культурной революции» на совещании выступил Чэнь Бода. Он сказал, что большинство парткомов по-прежнему сопротивляются Культурной революции. В том же духе говорил и Линь Бяо. На совещании с самокритикой выступил Дэн Сяопин. Его выступление было построено также как и «самокритика» Лю. Он не признал наличия двух линий в руководстве, сказав лишь, что не достаточно глубоко усвоил идеи Мао. Своей «самокритикой» Лю и Дэн как бы определяли тактику поведения своих сторонников на местах: открыто не сопротивляться Культурной революции, а наоборот выступать под маской ее сторонников.

В ходе совещания левым силам в ЦК КПК не удалось достичь своей цели – отстранить от власти наиболее правых в руководстве партии. Разъехавшись по местам, партийные боссы местного масштаба провели на местах обсуждение его итогов, которое вылилось в прямую критику Группы по делам Культурной революции (ГКР), лично Линь Бяо и действий хунвэйбинских организаций. Например, первый секретарь парткому Гуанси-Чжуанского автономного района Вэй Гоцин (кстати, после смерти Мао и захвата власти правыми он стал членом Политбюро ЦК), выступая перед партийным активом подверг критики Линь Бяо и Чэнь Бода, заявил, что Цзян Цин не компетентна в «больших государственных делах», назвал члена ГКР Ци Бэньюя «фальшивым левым», а в конце вообще заявил: «Еще неизвестно, кто и кого свергнет»9, - настолько партийная бюрократия чувствовала свою силу. В качестве противодействия движению Культурной революции сторонники правых в партии стали создавать собственные массовые организации. Особую надежду правые связывали с образованием крестьянских массовых организаций. Крестьянство, не изжившее мелкобуржуазную психологию, было склонно поддержать скорее правую линию. В особенности это касалось крестьян разбогатевших в годы системы «сань цзы и бао» (разрешения приусадебных участков, свободного крестьянского рынка, мелкого производства и закрепления производственных заданий между отдельными дворами), введенную Лю и Дэном и приведшую к имущественному расслоению на селе. Опасность создания таких массовых организаций была осознана «штабом Мао Цзэдуна» и 5 декабря 1966 года были опубликованы специальные «Указания ЦК КПК о великой пролетарской культурной революции в деревне», запрещавшие создание крестьянских массовых организаций.

Правые также рекрутировали в свою поддержку мелкобуржуазные слои города и отсталые группы рабочих и учащихся.

«Захват власти»

…Диктатура пролетариата есть тоже период классовой борьбы, которая неизбежна, пока не уничтожены классы, и которая меняет свои формы, становясь первое время после свержения капитала особенно ожесточенной и особенно своеобразной. Завоевав политическую власть, пролетариат не прекращает классовой борьбы, а продолжает ее — впредь до уничтожения классов, — но, разумеется, в иной обстановке, в иной форме, иными средствами.

В.И. Ленин

Хотя массовые акции «критики» руководителей, поддерживающих правый уклон разворачивалась во все больших масштабах, бюрократическая иерархия держалась. Сопротивление бюрократии вынудило «штаб Мао Цзэдуна» пойти на организацию так называемого «захвата власти» на местах. «Захват власти» представлял собой отстранение от руководящих должностей партийных руководителей правого направления и замену их на сторонников линии Мао Цзэдуна. «Захват» осуществляли массовые организации рабочих и учащихся – цзяофани и хунвэйбины. Перелом в борьбе и победа левых в этом процессе была обусловлена тем, что к этому времени в борьбу включились массовые организации рабочего класса.

Самая крупная битва между левыми и правыми разыгралась в Шанхае, крупнейшем городе Китая, индустриальном центре Азии, наиболее «рабочем» городе страны. Здесь борьба между сторонниками первого секретаря Шанхайского горкома Чэнь Писянь (после смерти Мао в результате прихода к власти правых он станет секретарем ЦК КПК), проводившего правую линию и сторонниками члена горкома Чжан Чуньцяо, сторонника левой линии, вылились в масштабное противостояние с применением силы.

Важную роль в «захвате власти» в Шанхае сыграл молодой рабочий Ван Хунвэнь. Он одним из первых подверг открытой критике руководство шанхайского горкома, заявив, что партбоссы пошли по капиталистическому пути, и создал на текстильной фабрике одну из первых организаций цзяофаней («бунтарей») для свержения ревизионистов. Его выступление было сигналом для рабочих заводов и фабрик. Рабочие стали массово создавать собственные политические организации и включаться в борьбу с прогнившим руководством горкома.

6 января 1967 года Чжан Чуньцяо и Ван Хунвэнь созвали «митинг за свержение шанхайского горкома», собравший сотни тысяч рабочих. Бои в городе продолжались с 9 по 14 января и завершились взятием здания горкома массовыми организациями рабочих и учащихся, под руководством Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюаня и Ван Хунвэня. Выступление левых, которое было позже названо «Январской революцией», привело к падению шанхайского горкома и переходом власти к сторонникам Мао Цзэдуна. Победа революции в Шанхае воодушевило председателя, он сказал: «Если поднялись революционные силы Шанхая, то есть надежда в масштабах всей страны».

После шанхайских событий развернулась борьба за «захват власти» по всей стране. Массовые организации (теперь тон задавали рабочие организации цзяофаней, а не учащихся-хунвэйбинов, как до этого) открыто выступали против правых руководителей партии. Партбоссы называли действия массовых организаций «отказом подчиняться руководству со стороны партии, нарушением устава партии, нарушением партийной дисциплины», в ответ члены массовых организаций заявляли: «Мы как раз и хотим разбить в дребезги и уничтожить устав партии, состряпанный Лю Шаоци и Дэн Сяопином. Наш устав партии – это непобедимые идеи Мао Цзэдуна. Мы хотим быть членами маоцзэдуновской КПК. Мы не желаем быть членами партии царствующего дома Лю Шаоци»10. Революция действительно совершалась не по уставу, и глупо было бы ожидать обратного. Классовый интерес – выше норм права. Массовые организации рабочих и учащихся, напрямую осуществляя диктатуру пролетариата, утверждали списки наиболее ненавистных бюрократов, которые решением масс исключались из партии.

Серьезные противоречия возникли в процессе создания новых органов власти.

Захватив власть в Шанхае революционные массы хотели создать новые органы власти по образцу Парижской Коммуны 1870 года.

Идея Коммуны – государства без бюрократии, где чиновники получают зарплату простого рабочего, полностью подконтрольны, избираемы и сменяемы народом в любой момент, государства диктатуры пролетариата – всегда возникает в моменты серьезного кризиса капитализма. Коммуну создали восставшие рабочие Парижа в 1870 году, дав миру первый пример рабочего государства.

«Против… неизбежного во всех существовавших до сих пор государствах превращения государства и органов государства из слуг общества в господ над обществом Коммуна применила два безошибочных средства.» - Писал Карл Маркс. - «Во-первых, она назначала на все должности, по управлению, по суду по народному просвещению, лиц, выбранных всеобщим избирательным правом, и притом ввела право отзывать этих выборных в любое время по решению их избирателей. А во-вторых, она платила всем должностным лицам, как высшим, так и низшим, лишь такую плату, которую получали другие рабочие. Самое высокое жалованье, которое вообще платила Коммуна, было 6000 франков. Таким образом была создана надежная помеха погоне за местечками и карьеризму, даже и независимо от императивных мандатов депутатам в представительные учреждения, введенных Коммуной сверх того»11.

Принципы Парижской Коммуны излагаются как образец построения пролетарской власти в работе Ленина «Государство и революция».

Шанхайская Коммуна была создана под руководством Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюаня при поддержке Линь Бяо и Чэнь Бода.

Коммуна является как бы знаком полной победы социалистической революции в плане соотношения классовых сил. Напомним, что в Китае на тот момент существовала система «диктатуры четырех классов», то есть определенная форма классового союза. Борьба за захват власти – была борьбой за «передел» власти между классами, за отстранение национальной и мелкой буржуазии и ее политических представителей от власти, а образование Коммуны означало закрепление и юридическое оформление этой победы.

Однако уже в феврале 1967 года было оглашено решение, согласно которому создавать коммуны на местах (кроме Шанхая) запрещалось. Характерно, что с заявлением об этом выступил Чжоу Эньлай, а не Мао Цзэдун. Видимо, Мао стремился показать этим, что лично он – сторонник власти по образцу Парижской Коммуны, но сложившееся соотношение сил заставляет его пойти на компромисс. Чжоу Эньлай заявил: «на совещании у Мао Цзэдуна было решено, что в борьбе за захват власти необходимо осуществлять трехстороннее объединение, а именно объединение, охватывающее на местах представителей революционных массовых организаций, представителей НОАК (Народно-освободительной армии Китая – В.Ш.) и революционных руководящих кадровых работников»12.

Таким образом, новые органы власти на местах – революционные комитеты (ревкомы) – включали в себя представителей массовых организаций рабочих и учащихся, образованных в ходе Культурной революции, представителей армейских частей, расквартированных на территории подконтрольной ревкому и партийных руководителей местной организации КПК. Такая схема власти не была полной победой сил Культурной революции (их идеалом была Коммуна), но она серьезно изменяла соотношение классовых сил у власти. Во-первых, значительную часть государственной власти получали руководители рабочих и студенческих организаций, которые в своей массе были твердыми сторонниками линии Мао. Во-вторых, увеличивалась роль армии. Армия в Китае на тот момент была очень революционна: она сохранила традиции революционной войны против Японии и буржуазного Гоминдана, высока была политическая сознательность. К тому же пост главнокомандующего занимал Линь Бяо. Поэтому армия, как правило, занимала левые, революционные позиции в ходе Культурной революции и укрепление позиций армии в новых органах власти было победой революционных сил. После полной победы правых, последовавшей за смертью Мао в 1976 году, армию пришлось дольше всего «чистить» от левых элементов.

Определенную часть власти все-таки удалось сохранить бюрократическому аппарату, под именем «революционных руководящих кадровых работников». Однако, наиболее правые представители партбюрократии были уже «свергнуты» и исключены из партии в ходе «захвата власти».

Вопреки распространенным мифам о том, что Культурная революция была многолетним царством анархии, «захват власти» продолжался всего три-четыре недели, после чего Мао Цзэдун выступил с призывом «упорядочить ряды», «закрепить завоеванное».

Мао и борьба с бюрократией

Пока совокупный общественный труд дает продукцию, едва превышающую самые необходимые средства существования всех, пока, следовательно, труд отнимает все или почти все время огромного большинства членов общества, до тех пор это общество неизбежно делится на классы. Рядом с этим огромным большинством, исключительно занятым подневольным трудом, образуется класс, освобожденный от непосредственно производительного труда и ведающий такими общими делами общества, как управление трудом, государственные дела, правосудие, науки, искусства и т.д.

Фридрих Энгельс

Борьба с бюрократизацией партии и государства была для Мао Цзэдуна центральным вопросом политической борьбы в 1960-70-е гг. Для Мао было очевидно, что СССР пошел по пути бюрократического перерождения, ведущему, в конечном счете, к реставрации капитализма. Тем не менее, свою борьбу с бюрократией проиграл и Мао. В ходе Культурной революции он вынужден был пойти с бюрократией на компромисс, отказавшись от идеи государства по типу Парижской Коммуны, а после его смерти бюрократия полностью захватила власть и повела Китай к реставрации капитализма. Почему это случилось? Слова Энгельса, приведенные в эпиграфе, дают нам ключ к пониманию этого вопроса.

Китайская революция является продолжением Октябрьской революции. Вернее, она является одним из этапов первой волны социалистических революций ХХ века, определявшихся двумя фактами: победой социалистической революции в России и поражением социалистической революции в Германии. В начале ХХ века экономические и политические предпосылки социализма созрели не в одной стране, а в разных точках. Германия в 1918 году представляла собой страну образцовой капиталистической экономики, полностью готовую для социализма. Сталин писал по этому поводу, обращаясь к немецким коммунистам: «Грядущая революция в Германии является важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин»13.

Напротив, Россия с точки зрения экономического развития к социализму готова не была. С другой стороны, политически именно в России сложились условия для пролетарской революции14.

Сила Октябрьской революции – подкрепление противоречий труда и капитала нерешенными противоречиями докапиталистических способов производства (помещичье хозяйство, военно-бюрократическая машина царизма, зависимость от иностранного капитала, отсталость и т.п.) благодаря которому Россия стала «слабым звеном» в цепи империализма – заключает в себе ее же слабость. После взятия власти пролетариату пришлось решать по большей части несоциалистические задачи: индустриализация, внедрение крупного производства на селе, борьба с фашизмом. Решение несоциалистических задач (хотя бы и социалистическими методами) наложило отпечаток на всю систему общественных отношений строящегося социализма, видоизменяя их, и в конечном счете способствуя капиталистической реставрации.

Трудности изолированного развития социализма таят в себе соблазн фаталистически заявить, что строить социализм в одной стране или группе стран невозможно совсем, что такой социализм обречен. На самом деле, исторический шанс прыжка в коммунизм, предоставленный историей в ХХ веке ряду обществ, предполагал значительное число вариантов развития, определявшихся реальной борьбой реальных социальных сил. Ретроспективно говорить о заранее предопределенном исходе этой борьбы, опираясь только на факты, подтверждающие данную концепцию, значит полностью порвать с материалистическим пониманием истории и скатиться к историческому фатализму догегелевского типа.

В СССР к концу 1930-х гг. была успешно решена задача построения социализма. Буржуазия была экспроприирована, и основные средства производства стали государственной собственностью в руках пролетарской диктатуры. Была решена и более сложная задача – миллионы мелких собственников – крестьян – были объединены в крупные коллективные сельские хозяйства.

Однако досталось это было дорогой ценой. Кроме тяжелых процессов индустриализации и коллективизации, создание материальной базы социализма в СССР потребовало предоставления определенных привилегий слою специалистов, необходимых для развития науки, техники, обороны, управления и т.д. Встала задача подготовки кадров – интеллигенции, которая могла бы освоить передовую технику. Для того, чтобы быстро, в экстренные сроки такую интеллигенцию вырастить, приходилось вводить и некоторое неравенство. Необходимо было создать лучшие условия для жизни «бюрократии». Конечно, это было воспроизведением неравенства, несправедливости (она не идет в сравнение с неравенством и несправедливостью капитализма, но все же), но мерой это было вынужденной. Внедрить новую технику, развить производительные силы (без чего бюрократию не уничтожить) невозможно было без бюрократии – такова диалектика.

Это очень хорошо понимал Сталин: «Только в том случае, если перегоним экономически главные капиталистические страны, мы можем рассчитывать, что наша страна будет полностью насыщена предметами потребления, у нас будет изобилие продуктов, и мы получим возможность сделать переход от первой фазы коммунизма ко второй его фазе»15.

К 1960-м годам материальная база для такого перехода в СССР была подготовлена. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в то время академиком Глушковым был предложен проект Общегосударственной автоматизированной системы управления, которая технически позволяла устранить денежное обращение. Возможно, переход к полностью бестоварному коммунистическому хозяйству был тогда еще невозможен, но материальные условия устранения бюрократии, как изолированного слоя управленцев уже были созданы.

Если в 30-е годы лучшее, чем у большинства трудящихся положение бюрократии в массовом сознании воспринималось как нормальное явление, как состояние справедливое, то в 60-80-х гг. привилегии бюрократии стали вызывать сначала глухое недовольство, а потом и открытый протест. В 30-е годы коммунистический руководитель был героем литературных произведений, художественных фильмов, дети хотели быть похожими на него. После 60-х годов образ коммунистического руководителя не только лишился всякой романтики, но и стал прямо негативным образом. Если образ коммуниста-руководителя кинофильмов 30-х годов – это молодой, энергичный руководитель-новатор, то в брежневском кино коммунист-руководитель – это старый бюрократ, тормоз прогресса.

И это не случайно. Еще Маркс отмечал: то или иное общественное учреждение начинает казаться массам несправедливым, когда в недрах общества уже созрели условия для его ликвидации. В сталинский период бюрократия была прогрессивным явлением – рычагом строительства социалистического общества. В брежневский период бюрократия была уже тормозом на пути к коммунизму.

В то же время, как мы отмечали, партийные кадры формировались на решении несоциалистических задач. Соответственно, в руководстве партии к началу 60-х не осталось руководителей способных даже поставить задачу ликвидации бюрократии и перехода к высшей стадии коммунизма. А остановка на пути ликвидации классов и товарного производства неизбежно привела к процессам «возвратного классообразования», сращиванию бюрократии с теневым капиталом и, в конечном счете, к реставрации капитализма в 1987-91 годах.

В Китае же, в период Мао Цзэдуна, наоборот, в наличии была политическая воля к ликвидации бюрократии и перехода к коммунизму. Целая группа высших руководителей Компартии Китая – Мао Цзэдун, Линь Бяо, Чэнь Бода, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань, Цзян Цин и другие – выдвигала такую программу в ходе Культурной революции. Более того, массы морально и политически были готовы к подобному «скачку». Программа Культурной революции была поддержана широкими массами рабочих и учащихся, объединенных в организации цзяофаней и хунвэйбинов. Но в отсталом Китае с его неразвитыми производительными силами (возможно, кроме Шанхая, наиболее индустриально развитого и наиболее «левого» города страны) отсутствовали всякие материальные условия для действительного уничтожения бюрократии на основе ликвидации разделения труда. «Свержение» со своего поста одного бюрократа приводило к возникновению нового и т.д. Поэтому и процессы Культурной революции вылились в конечном счете в бесплодные столкновения многочисленных группировок, которые вынуждены были прекратить сами левые.

СССР и Китай в 1960-70-е годы представляли собой как бы две половинки одного целого (как Германия и Россия в 1917-18 годах). В СССР существовали экономические предпосылки перехода к коммунизму, в Китае – политические. Эта трагическая для мировой истории ситуация привела в первом случае (Германия – Россия) к возникновению фашизма в Германии и тяжелым родовым мукам социализма в СССР, во втором случае (СССР – Китай) – к реставрации капитализма в СССР и Китае.

Как гласит старая китайская пословица: «Одной рукой в ладоши не хлопнешь», развитие общества требует соединения экономических и политических предпосылок, рождаемых всемирной капиталистической системой в одно целое.

Процессы подобные Культурной революции в Китае были настоятельно необходимы в СССР в хрущевско-брежневский период – они дали бы возможность перехода к высшей стадии коммунистического общества. В Китае же они были способны лишь отсрочить реставрацию капитализма и сохранить завоевания национально-демократического этапа революции.

Наступление масс

Как положить конец бюрократизму во всех этих организациях?

Для этого есть только один-единственный путь — организация контроля снизу, организация критики миллионных масс рабочего класса против бюрократизма наших учреждений, против их недостатков, против их ошибок.

Я знаю, что, подымая ярость трудящихся масс против бюрократических извращений наших организаций, приходится иногда задевать некоторых наших товарищей, имеющих в прошлом заслуги, но страдающих теперь бюрократической болезнью. Но неужели это может остановить нашу работу по организации контроля снизу? Я думаю, что не может и не должно.

И.В.Сталин

В период «захвата власти» правые продолжили сопротивление и в центральных органах партии, где появилось так называемое «февральское регрессивное течение». В «февральском течении» приняли участие влиятельные члены Политбюро и Военного совета ЦК КПК Тань Чженьлинь, Чэнь И, Е Цзяньин, Ли Фучунь, Ли Сяньнянь, Сюй Сянцянь, Не Жунчжэнь, выступившие против Культурной революции. Их демарш был скорее декларацией своей позиции, чем призывом к действию. Но за каждым из этих старых руководителей стояли целые группы партийных работников на местах. Сопротивление было очень сильно, поэтому, хотя «февральское регрессивное течение» и было осуждено на партийном уровне, большинство его участников сохранили свои посты.

Главной целью левых в этот момент были Лю Шаоци и Дэн Сяопин. Весной-летом 1967 года атака против них продолжилась. 25 марта 1967 года сторонникам Мао все-таки удалось исключить Лю и Дэна из членов Политбюро ЦК КПК, но они остались в партии. В июле 1967 года Лю Шаоци написал письмо студентам и преподавателям строительного института, в котором опять «признавал свои ошибки». Однако, в форме «самокритики», Лю снова обратился к своим сторонникам, призвав их к дальнейшей борьбе, советовал опираться на массы. Письмо Лю было растиражировано его сторонниками и разошлось по всей стране. В дацзыбао летом 1967 года письмо Лю называли «манифестом контрреволюционной реставрации».

Центром сопротивления контрреволюционных сил летом 1967 года стал город Ухань. Там революционным массовым организациям рабочих и учащихся, насчитывавшим около 460 тысяч человек, не удавалось захватить власть в свои руки и сформировать новые органы управления. В Ухане сформировался мощный блок партийных и военных руководителей, занимавших правые позиции, во главе с первым секретарем провинциального комитета Ван Жэньчжуном и командующим уханьским военным округом Чэнь Цзайдао, принадлежавшим к группировке Пэн Дэхуая. В Ухане действовали массовые организации под руководством партийной бюрократии. Номинально они насчитывали около 1,4 миллионов человек, но поскольку туда партбоссы записывали «по разнарядке», ее реальная численность была на порядок меньше – несколько сотен тысяч человек. Костяк контрреволюционных сил составляла организация «Миллион героев». Ее лидеры тесно смыкались с командующим военным округом Чэнь Цзайдао, лидеры «Миллиона героев» считали, что «в армии нет идущих по капиталистическому пути», то есть прямо поддерживали оппозиционное левым (и лично Линь Бяо) высшее военное руководство провинции. За участниками этой организации сохранялась заработная плата на предприятиях и в учреждениях, где они работали, участие в ней также дополнительно поощрялось материально – за участие в столкновениях выплачивалось 80 фэней ежедневно, выдавались продукты питания, сигареты, водка. Таким образом, партийная бюрократия Уханя сумела создать собственную вооруженную гвардию под видом революционной массовой организации.

Летом 1967 года массовые организации Уханя усиленно вооружались и переходили к военным действиям. «Миллион героев», пользуясь поддержкой партруководства и армии начала одерживать победы, а революционные массовые организации не имевшие доступа к оружию оказались близки к разгрому. Ситуация обеспокоила «штаб Мао Цзэдуна» и Группа по делам Культурной революции направила в уханьский военный округ телефонограмму с приказом «прекратить борьбу силой». Однако, Чэнь Цзайдао не подчинился приказу.

Тогда в Ухань были командированы председатель пекинского ревкома Се Фучжи и исполняющий обязанности зав. Отделом пропаганды ЦК КПК Ван Ли. В Ухань также прибыл Чжоу Эньлай, он потребовал от Чэнь Цзайдао признать «ошибку в курсе» по отношению к массовым организациям, в то же время пообещав ему сохранение руководящего положения. Но Чэнь Цзайдао отказался и от компромисса, предложенного «центристом» Чжоу.

19 июля 1967 года Се Фучжи и Ван Ли объявили о своих выводах по результатам изучения политической ситуации. Выводы представителей ГКР не понравились местным партбоссам и их «Миллиону героев», и в ночь на 20 июля Се Фучжи и Ван Ли были схвачены и избиты, а Ван Ли даже получил ножевое ранение.

Отстранить от власти Ван Жэньчжуна и Чэнь Цзайдао удалось только на центральном уровне с участием Мао Цзэдуна.

«Уханьские события» показали силу бюрократии. В то же время они спровоцировали более активное наступление левых сил. В Шанхае рабочими дружинами под руководством Ван Хунвэня были разгромлены массовые организации, поддерживавшие правую линию. В Пекине хунвэйбины ворвались на территорию Чуннаньхая – резиденции ЦК КПК, где по соседству жили все члены высшего руководства партии и их семьи – и организовали там митинг «критики и борьбы» против Лю Шаоци, Дэн Сяопина и Тао Чжу. Лю Шаоци хунвэйбины били по голове «маленькой красной книжечкой» – сборником высказываний Мао Цзэдуна, чтобы он «лучше усвоил идеи Председателя», однако, в основном воздействие на партбоссов, подвергшихся «критике и борьбе» было психологическим.

Осенью 1967 года оставшимся при власти сторонникам правой линии, при поддержке Чжоу Эньлая удалось добиться решения об отстранении ряда крайне левых руководителей Группы по делам культурной революции – Ван Ли, Гуань Фэна, Му Синя, Линь Цзе и Чжао Ия, а в январе 1968 года и застрельщика вооруженной борьбы массовых организаций Ци Бэньюя. Также было издано распоряжение о том, что массовые организации отныне ведут борьбу только в пределах собственных производственных единиц, массовым организациям запрещалось захватывать новое оружие и предписывалось сдать имеющееся. Это решение с одной стороны диктовалось сложившимся соотношением сил революционных и консервативных сил в стране, с другой стороны необходимостью направить деятельность масс на формирование новых органов власти на местах.

Формирование ревкомов шло более медленным темпом, чем на то рассчитывал «штаб Мао Цзэдуна». К маю 1968 года они были созданы в 20 провинциях и 3 городах центрального подчинения. Оставалось создать ревкомы в 6 провинциях составлявших треть территории страны. В некоторых местах создание новых органов власти наталкивалось на сопротивление. Были районы, где ревкомы создавались не революционными массами, а «идущими по капиталистическому пути». Например, в провинции Чэнду ревком оказался в руках прежних руководителей провинции, против которых был направлен огонь критики массовых организаций рабочих и учащихся. Лидеры Группы по делам культурной революции Линь Бяо и Чэнь Бода призывали своих сторонников в Чэнду свергнуть «буржуазное временное правительство» (т.е. созданный старыми партбоссами ревком) и совершить «Октябрьскую революцию». По мнению лидеров «штаба Мао Цзэдуна» Культурная революция как бы забуксовала на «буржуазно-демократическом» этапе, поэтому ее надлежало продолжить. Последние ревкомы были сформированы в наиболее отсталых провинциях страны – Синьцзян-Уйгурском и Тибетском автономных районах. Состав и политическая линия ревкомов различных районов сильно отличались – в таких индустриальных центрах, как Шанхай господствовали сторонники левой линии Мао Цзэдуна и Линь Бяо, в отсталых, крестьянских районах сильные позиции сохранили сторонники правых. Однако в целом создание ревкомов на всей территории страны было охарактеризовано как «решающая победа культурной революции»16.

28 июля 1968 года Мао Цзэдун, Линь Бяо и другие руководители партии встретились с лидерами хунвэйбинских организаций пекинских вузов Куай Дафу, Тань Хоулань, Ван Дабином, Не Юаньцзы, Хань Айцзинем. Мао Цзэдун и Линь Бяо осудили междоусобную борьбу и многочисленные расколы среди хунвэйбинов. Мао Цзэдун сказал: «Вы оторвались от основной массы рабочих, крестьян, солдат, студентов. В отдельных институтах ведется некоторая борьба против черной банды, но этого явно недостаточно. Главная причина в том, что вы разделились на две группировки, начали борьбу с применением силы». Линь Бяо говорил, что лидеры молодежных массовых организаций не смогли довести борьбу с «идущими по капиталистическому пути» до конца и наделали много ошибок. В конце июля 1968 года начался процесс «затопления» вузов массовыми организациями рабочего класса, проходивший под лозунгом: «Рабочий класс должен управлять всем». Такой шаг, как ограничение деятельности хунвэйбинских организаций был вызван тем, что фактически они выполнили свою функцию «тарана» в борьбе против правой опасности и дальнейшая их деятельность часто выливалась просто в мелкобуржуазный радикализм. Ведущую роль к тому времени стали играть массовые организации рабочего класса. К тому же процесс создания новых органов власти – ревкомов – требовал уже не «свержения» тех или иных руководителей для чего хунвэйбины подходили очень хорошо, а позиционной борьбы при формировании ревкомов, укрепления новых органов власти, что могли осуществить только рабочие, как наиболее дисциплинированный, организованный, сознательный общественный класс. Поэтому «штаб Мао Цзэдуна» и пошел на такой шаг, как подчинение хунвэйбинских организаций, игравших ведущую роль в первый год Культурной революции, массовым рабочим организациям. Многие участники движения хунвэйбинов осенью-зимой 1968 года были направлены в сельские районы страны. В отличие от утверждений ряда современных авторов, отправка хунвэйбинов в деревню была скорее добровольной, чем принудительной. Их миссию можно сравнить с миссией «двадцатипятитысячников» в период создания колхозов в СССР, когда 25 тысяч рабочих крупных предприятий отправились в деревню для организации коллективных хозяйств. Отправка хунвэйбинов в деревню способствовала развитию социалистической революции на селе и идеологическому воспитанию крестьянства.

Не было и роспуска хунвэйбинских организаций, о котором часто пишут поверхностные исследователи Культурной революции. Борьба хунвэйбинов продолжилась, но перед ними стояли новые задачи, требовавшие новых методов работы. Например, Цзян Цин в этот период в ряде выступлений перед массовыми организациями молодежи говорила о необходимости сосредоточиться на накоплении сил, стремиться к сохранению достигнутого в ревкомах соотношения сил, поддерживать военных руководителей, ориентирующихся на Линь Бяо.

Борьба в центре: внешняя политика выходит на передний план

По-видимому, всякая рабочая партия большой страны может развиваться только во внутренней борьбе, в полном соответствии с законами диалектического развития вообще.

Фридрих Энгельс

После формирования ревкомов центр борьбы снова переместился в центральные партийные органы – пришло время оформления итогов открытой двухлетней борьбы. В октябре 1968 года был созван Пленум ЦК, на который съехались лишь чуть больше половины членов. Это неудивительно, дело в том, что ЦК, действовавший на тот момент, был избран еще в 1958 году на VIII съезде партии. За десять лет политическая ситуация в стране и соотношение сил в партии очень серьезно изменились – многие члены ЦК были свергнуты массами в ходе Культурной революции, другие умерли и т.д. В пленуме также приняли участие члены Группы по делам Культурной революции и руководители ревкомов. Вопросов было два – о созыве IX съезда КПК и исключении из партии Лю Шаоци.

Решением Пленума Лю Шаоци был исключен из КПК без права восстановления и снят со всех государственных постов. Левым лидерам не удалось добиться исключения Дэн Сяопина – лишь спустя год он был послан в провинцию Цзянси, проходить трудовое перевоспитание на одном из промышленных предприятий.

Тут же на Пленуме проявилось противоречие во внешнеполитических ориентирах, которое затем станет одним из главных противоречий между левыми и правыми в руководстве КПК. Известно, что правые прокапиталистические группировки в соцстранах опирались не только на силы внутренней реакции, но и на помощь со стороны капиталистических стран. Поэтому вопросы внешней политики часто выступают «лакмусовой бумажкой» политической позиции руководителей рабочего государства.

Правые в КПК к тому времени пытались начать проводить политику сотрудничества с США, стремясь «быть полезными» американскому империализму в его борьбе с СССР. Правые выдвигали лозунг борьбы «на два фронта» – и против США и против СССР. В связи с этим ими была выдвинута теория «социал-империализма», согласно которой СССР, наравне с США, является империалистическим государством. Так, оппозиция Компартии Китая КПСС слева доводилась правыми до абсурда и превращалась в оппозицию справа, с реакционных позиций. Эта теория и стала господствующей в КПК после смерти Мао и захвата власти правыми. Впервые такую точку зрения публично озвучил Чжоу Эньлай, назвав в августе 1968 года СССР «социал-империализмом».

Сближение с американским империализмом предлагалось принять под предлогом того, что Китай находится во внешнеполитической изоляции и из нее надо как-то выходить. Следует отметить, что у правых было больше возможностей проводить свою внешнеполитическую линию – ведь министром иностранных дел Китая был на тот момент Чэнь И – участник «февральского регрессивного течения» и сторонник Чжоу Эньлая, придерживавшийся, пожалуй, даже более правых, чем Чжоу взглядов. Попытки «свергнуть» Чэнь И в ходе Культурной революции не увенчались успехом, поскольку тот пользовался поддержкой Чжоу, занимавшего пост премьер-министра. К тому же левых больше заботил в тот момент внутриполитический аспект борьбы. Некоторые их лидеры, например Цзян Цин и Чжан Чуньцяо, почти не высказывались по вопросами внешней политики.

В ответ на внешнеполитические теории правых Линь Бяо на пленуме ЦК возражал: «В настоящее время кажется, что Китай находится в изоляции. Но это не так. С ревизионизмом мы не имеем общего языка, но с нами Албания и марксисты-ленинцы всех стран. Население Китая в три раза больше населения Европы и СССР вместе взятых. При этом Китай сплошь красный, а Европа совершенно не красная»17. Линь Бяо призывал «не терять красного цвета», то есть не отходить от классового принципа в межгосударственных отношениях. Левые характеризовали СССР как «современный ревизионизм», а не «социал-империализм», то есть, как государство, руководители которого проводят немарксистскую политику, а не как капиталистическую страну. Линь Бяо и его сторонники считали, что в ряде случаев с СССР можно действовать совместно, организовывать совместный фронт против империализма, как, например, в ситуации с войной во Вьетнаме. Появившаяся после пленума «предсъездовская» статья Чэнь Бода прямо предостерегала от попыток «превращать Китай в колонию американского империализма».

С 1 по 24 апреля 1969 года в Пекине работал IX съезда КПК, на котором присутствовали 1512 делегатов. По ходу съезда и составу избранных на нем руководящих органов можно судить о раскладе политических сил в партии к тому моменту.

С политическим отчетом ЦК на съезде выступил Линь Бяо. Авторами доклада были Линь Бяо и Чэнь Бода. Мао Цзэдун дал общие руководящие указания и внес некоторые правки в доклад. В основном доклад был посвящен Культурной революции. Подтверждалась теория о продолжении классовой борьбы и революции в условиях диктатуры пролетариата, о необходимости борьбы масс против «стоящих у власти и идущих по капиталистическому пути». Утверждалось, что Культурная революция не устранила угрозы реставрации капитализма и вопрос «кто – кого» в масштабах страны еще не решен. В то же время, как бы отмечая окончание «разрушительного» периода Культурной революции, подчеркивалась необходимость развития производства, говорилось о том, что производство нельзя подменять политической работой, а «с помощью революции, как командной силы, руководить производством»18.

Внешнеполитические ориентиры доклада задавались группой Линь Бяо – Чэнь Бода. США, Западная Европа и Япония были названы «сердцем капитализма», а про СССР говорилось, что он ведет борьбу против США, как империалистической страны. Допускался союз с СССР в борьбе с империализмом. А что касается борьбы против СССР, то она ограничивалась борьбой «в идеологическом, теоретическом и политическом отношениях»19. Это важное замечание указывает на то, что провокация на границе СССР, которая привела к гибели нескольких пограничников с советской и китайской сторон, была инициирована правыми в руководстве КПК, стремившимися показать американскому империализму нацеленность на сближение позиций.

При обсуждении доклада выступили Мао Цзэдун, Линь Бяо, Чжоу Эньлай, Чэнь Бода, Кан Шэн. (По очередности выступлений можно судить об их положении в партийной иерархии).

Чжоу Эньлай, единственный оставшийся в высшем руководстве лидер, на поддержку которого могли рассчитывать правые, основную часть своего выступления посвятил Линь Бяо. Чжоу как бы хвалил Линь Бяо, но одновременно фактически приписал ему ответственность за все ошибки Культурной революции, а также назвал «великим пропагандистом» Культурной революции, отказав в способностях теоретика и, таким образом, публично усомнившись в его способности занять место Мао Цзэдуна.

Кан Шэн говорил о новом Уставе КПК, который разрабатывали шанхайские левые – Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань. В устав были внесены идеи Мао о продолжении революции при диктатуре пролетариата и персонально указывались Мао Цзэдун, как лидер партии, и Линь Бяо, как его преемник.

Кроме них выступили Хуан Юншэн, начальник генштаба армии, сторонник Линь Бяо – от армии, Ван Хунвэнь, как представитель шанхайской парторганизации и молодого поколения руководителей и ряд других.

В ЦК КПК были избраны 170 членов и 109 кандидатов. На первом пленуме ЦК после съезда было избрано новое руководство партии:

Мао Цзэдун – председатель ЦК КПК; Линь Бяо – заместитель председателя; члены Постоянного комитета Политбюро ЦК: Мао, Линь, Чэнь Бода, Чжоу Эньлай, Кан Шэн.

В составе Политбюро выделялись следующие группы: Группа Линь Бяо – Чэнь Бода, к которой принадлежали члены Политбюро Е Цюнь, Хуан Юншэн, Ли Цзопэн, У Фасянь, Цю Хойцзо. Другая группа возглавлялась Цзян Цин, Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюаня. К ним также примыкал Кан Шэн. Эти группы занимали четкую левую позицию и были непосредственной опорой Мао Цзэдуна. В политбюро вошли также и представители правых и центристских взглядов – Чжоу Эньлай, Чжу Дэ, Ли Сяньнянь.

Новый состав руководства КПК стал результатом победы левых сил, но победой не полной.

Экономика Культурной революции

В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.

Карл Маркс

Обычно Культурную революцию в Китае рассматривают как чисто политическую кампанию. Это неверно. Культурная революция была, прежде всего, попыткой социально-экономического переворота гигантского масштаба.

Также, вопреки распространенному мнению, Культурная революция вовсе не была «экономической катастрофой». Как раз наоборот. За разрушительными 1967-68 годами, когда процессы «захвата власти» и борьба между массовыми организациями хунвэйбинов и цзяофаней действительно дезорганизовали производство, последовали годы бурного роста, которые позволяют назвать период Культурной революции периодом наиболее динамичного развития китайской экономики за всю историю. Это стало в том числе и результатом того, что управление производством после побед Культурной революции было организовано на новых основаниях. Управление промышленными предприятиями перешло от инженерно-технических работников к революционным комитетам, большинство членов которых было рабочими. Как отмечает очевидец событий француз Жан Делен, руководство предприятиями до Культурной революции характеризовали «антидемократические методы управления, стремление навязать рабочим выполнение решений инженерно-технических работников без какого-либо их обсуждения». Борьба, - продолжает Делен, рассказывая об изменениях в управлении Пекинского станкостроительного завода, - «приняла форму соперничества представлений об управлении предприятием; восторжествовали те, кто сумел навязать20 свои взгляды большинству рабочих. Те инженерно-технические работники, которые после критики признали свои ошибки, были в конце концов допущены в революционный комитет. Лишь двое из них были наказаны и переведены на работу в цех, где им открывалась возможность «исправить свой образ мышления производительным трудом»»21. Новое руководство предприятие ставит своей задачей «привлекать всех рабочих к участию в жизни предприятия», отмечает Делен.

Самое важное экономическое мероприятие Культурной революции – прекращение выплат национальной буржуазии. Система выплат была введена после победы народной власти, с целью не допустить резких выступлений буржуазных элементов против нового строя. Бедная на грамотные по части производства инженерные и управленческие кадры Коммунистическая партия вынуждена была часто ставить во главе предприятия бывшего капиталиста. И такая ситуация продолжала воспроизводиться. В 1955 году лишь 28% студентов были выходцами из семей рабочих и крестьян. В 1965-ом их доля увеличилась до 49%, что все равно было крайне мало. «Все иностранцы, побывавшие в Китае до культурной революции, поражались тому, что чаще всего им приходилось иметь дело с представителями администрации непролетарского происхождения. Нередко директором завода бывал ветеран революционных битв, а рядом с ним работал технический директор, принадлежавший к бывшему правящему классу»22. Естественно, в своей массе бывшие капиталисты сожалели о потерянных классовых привилегиях и надеялись их вернуть. Культурная революция была направлена, тем не менее, своим острием не против представителей национальной буржуазии, а против правых в партии, которые объективно отражали влияние этого слоя на политические процессы. Так, Лю Шаоци и Дэн Сяопин настаивали на «укреплении народно-демократического строя», а то время как Мао Цзэдун настаивал на необходимости «пролетарской культурной революции». Разница очевидна.

Изменение форм управления производством и переход к полностью государственной собственности в промышленности от смешанной (государственно-частной) дало впечатляющие результаты в промышленном производстве. За период с 1966 по 1976 год, то есть за период Культурной революции валовой национальный продукт вырос с 306,2 до 543,3 млрд. юаней, или на 77,4%. Среднегодовые темпы прироста производства промышленной продукции в 1966-1970 годах составляли 11,7%, что выше, чем в период рыночных «реформ» (около 9%). Рост в тяжелой промышленности был еще выше, в 1966-70 годах составляли 14,7%, в то время как в период первой «реформаторской» пятилетки (1981-85) – 9,6%. Следует учитывать, что в период «реформ» Китай интенсивно привлекал иностранный капитал, в то время как в годы Культурной революции развитие осуществлялось за счет внутренних ресурсов. С 1965 по 1975 год добыча угля увеличилась в 2 раза, нефти – в 6,8, газа – в 8 раз, стали – в 1,9 раз, цемента – 2,8 раз, металлорежущих станков – в 4,4, тракторов мощностью более 20 лошадиных сил – в 8,1 раз, а маломощных тракторов – в 52,2 раза, минеральных удобрений – в 3 раза, хлопчатобумажных тканей – на 49,2%23. В сельской местности Китая в 1973 году было 50000 малых гидроэлектростанций (для сравнения: в 1949 году — 26); снабжение сельских областей электроэнергией увеличилось в 1973 году на 330% в сравнении с 1965 годом.

В период Культурной революции было построено 1570 крупных и средних промышленных объектов. Китай овладел новейшими технологиями необходимыми для производства ядерного оружия и космических полетов.

Экономические успехи Культурной революции отмечает и французский экономист Шарль Беттельхейм: «Никакого длительного застоя или регресса в экономике страны не было. Между 1965 г., последним годом перед Культурной революцией, и последними годами, для которых у нас есть оценки, не было никакого застоя. Производство электроэнергии увеличилось с 42 до 108 млрд. КВт-ч (в 1974 г.), производство стали — с 12,5 до 32,8 млн. тонн (в 1974 г.), угля — с 220 до 389 млн. тонн (в 1974 г.), нефти — с 10,8 до 75-80 млн. тонн (в 1975 г.). Говорить о длительном периоде застоя и даже регресса – значит совершенно расходиться с действительностью и просто становиться жертвой клеветы на саму Культурную революцию»24.

Об изменении системы управления и стимулирования труда в сельском хозяйстве в годы Культурной революции рассказывает шведский журналист Ян Мюрдаль: «Раньше каждой работе приписывалась некоторая стоимость. Столько-то или столько-то трудодней за каждое задание. В 1963-1965 гг. эта система имела тенденцию развиться в сдельщину.

Это привело к тому, что одни работы были индивидуально более выгодны, а другие менее. Управлявшие работой были также в состоянии — распределяя работу — влиять на доходы отдельных членов бригады…

Произошло следующее: работу стала оценивать небольшая группа руководящих кадровых работников, которые также распределяли задания. И это было плохо. Так как в случае перевыполнения производственного плана выплачивались премии, люди соблазнялись занижать плановые цели производства… Это наносило тяжкий ущерб нашей экономике, подрывало ее. Инвестиции делались согласно запланированному производству. Таким образом, некоторые могли присваивать деньги, которые на самом деле должны были пойти на совершенно необходимые инвестиции.

Это было несправедливо. Хотя каждый трудился, некоторые получили более высокие доходы, а некоторые — все меньшие. Каждый работал на себя…

Базой введенной теперь новой системы распределения доходов было то, что все члены, трудящиеся или нет, должны получать основное обеспечение в виде зерна. Доход от труда был дополнением к этому основному обеспечению.

После дискуссий, однако, все формы сдельной работы были отменены. Поэтому не велось никакого учета ни кем какая работа была выполнена, ни индивидуальной производительности. Отмечалось только ежедневное посещение работ. Это означало, что какую работу ни выбирай, на доходы это не влияет. Вскапываешь или жнешь, доставляешь удобрения из города или работаешь на фабрике по производству лапши, трудовой день имеет одну и ту же стоимость.

Кроме того, стало возможным покончить с большей частью бухгалтерской работы — таким образом высвободив больше труда для производства.

Но, конечно, люди работают по-разному. И отношение к труду различается. Трудовой день одного человека — не такой, как у другого. Это следовало учесть.

Поэтому личная трудоспособность каждого оценивалась на ежегодном собрании. Эта оценка учитывала не только физическую силу, но также и другие факторы: опыт, бережливость в обращении с коллективной собственностью, политическая сознательность. Оценка не определялась никаким комитетом или группой специалистов. На ежегодном собрании каждый человек вставал и говорил, чего, по его мнению, стоил его трудовой день: 7 трудовых единиц, 9 трудовых единиц. После чего собрание обсуждало точность этой оценки и затем решала, сколько действительно должен стоить трудовой день этого работника…

Но чтобы осуществить эту систему распределения доходов на практике, жизненно необходимо, чтобы работники сознавали, что работают на общее благо. Только если они ставят политику на первое место, труд может вознаграждаться таким образом.

В Лю Лин преобладало мнение, что эта система показала себя работоспособной. Утверждение Лю Шаоци, что каждый человек должен работать на себя, было попросту неправдой. Люди не становились “более ленивыми” только потому, что никто не измерял, сколько они сделали, час за часом. Никто не избегал тяжелой строительной работы только потому, что мог “зарабатывать так же много”, толкая тележку с удобрением. Была доказана ошибка тех, кто предупреждал о “врожденных лени и эгоизме” народа»25.

Таким образом, и в сельском хозяйстве были сделаны попытки перейти к формам вознаграждения за труд, свойственным высоким стадиям развития коммунистического общества. Конечно, материальной базы для такого перехода в Китае еще не было, и долго продержаться такая система не могла. Но само стремление масс к коммунизму показательно. Также, такая система вовсе не была «неэффективной» или «утопичной», она дала вполне ощутимые экономические результаты. Так, валовой сбор продовольственных культур вырос с 214 млн. тонн в 1966 году до 286 млн. тонн в 1976, или на 34%, общее поголовье скота выросло за тот же период на 12,8%26.

Массы в ходе Культурной революции явно выступили против частнособственнического уклада хозяйства и всего, что с ним было связано. Вот, например, один из документов – «Последний ультиматум хунвэйбинов идей Мао Цзэдуна» выпущенный Штаб-квартирой хунвэйбинов средней школы №66. В нем говорится: «Все таксомоторные парки должны немедленно прекратить работу. Все таки должны быть переданы либо в деревню, либо воинским частям… Все магазины, которые продают гробы и одеяние для мертвых, должны немедленно прекратить работу… Магазины, которые продают товары для новобрачных и подарки, должны быть закрыты немедленно… Все винные погребки и чайные, без которых можно обойтись, должны быть опечатаны… Кабинеты частных врачей должны немедленно прекратить свою работу; врачи должны ждать, пока государство их трудоустроит»27. Хунвэйбины требовали «расправиться с капиталистами», «ликвидировать остатки эксплуатации в стране», «упразднить высокое жалование капиталистам», «снять капиталистов со всех руководящих и высокооплачиваемых должностей», «выселить всех частных собственников из городов», «немедленно превратить все смешанные предприятия в государственные»28.

Важнейшим результатом Культурной революции, далеко выходящим за рамки чисто политических противоречий, является ломка тысячелетия складывавшихся в Китае на базе специфического «азиатского способа производства» институтов общественного сознания, закрепленных в морально-идеологических схемах конфуцианства. Для дальнейшего развития (причем, независимо от того капиталистического или социалистического) необходим был радикальный разрыв с этой традицией. Но такой разрыв мог быть осуществлен только силами пролетариата, как показывает опыт соседней Индии. Буржуазия этой страны так и не смогла произвести свою буржуазную культурную революцию и сознание масс по-прежнему подчинено древним верованиям, а общество, интегрированное в мировую капиталистическую экономику все также, как и тысячу лет назад, воспроизводит кастовое деление.

Действительную роль процессов Культурной революции, которые европейскому или российскому обывателю кажутся нелогичным отступлением от «нормального» развития, являлись на самом деле единственным и самым важным условием дальнейшего развития страны. Это понимали и многие из европейцев. Например, француз Жан Делен писал в своей книге «Экономика Китая»: «Идеи Мао и их почти чудодейственные свойства, которые им приписывают в Китае, подвергались осмеянию. Действительно, пропаганда режима часто так превозносит их, что мы не можем не поражаться, но катехизис гражданской добродетели, каким является «Красная книжечка», является фактором прогресса. Если ее эффективность трудно постигается представителями западных стран, которые совершали свою «культурную революцию» на протяжении нескольких веков, то это происходит потому, что они плохо понимают, насколько отсталым является сознание крестьян. О проделанных за короткий период преобразованиях свидетельствует заявление директора одной народной коммуны иностранцу: «В старое время (т.е. до 1949 г. – В.Ш.) крестьяне приписывали болезни растений действиям богов и ничего не предпринимали для борьбы с ними. Сейчас каждая производственная бригада имеет человека, занимающегося выявлением наиболее распространенных болезней и средств борьбы с ними. До Освобождения крестьяне верили, что дождями управляет бог-дракон, а в настоящее время они знают их научные причины»29.

Молодые хунвэйбины, свергающие старых партийных бюрократов и были радикальным разрывом с конфуцианской традицией, тысячелетия закреплявшей авторитет власти, семьи и старшего поколения. Радикальный разрыв выступал не только как классовый конфликт пролетариата против национальной и мелкой буржуазии и связанных с ней представителей партийной бюрократии, но и как конфликт поколений, «отцов и детей». Так, одним из результатов Культурной революции стал тот факт, что командные посты заняли представители нового поколения китайцев. Например, в Шанхае в 1974 году из 50 тысяч руководителей административных органов, управлений, заводов, торговых предприятий половину составляли люди моложе 30-ти лет30.

Конфуцианская традиция оказалась несовместима с дальнейшей модернизацией страны, с ней невозможно было бы ни социалистическое развитие Китая, ни даже сегодняшние «чудеса» «рыночного социализма». Но, ликвидировав «надстроечные» (т.е. политические, культурные, моральные и т.п.) препятствия для ускоренного движения к коммунизму Культурная революция столкнулась на определенном этапе с чисто экономической проблемой, которую уже нельзя было решить просто еще большим напряжением сил народных масс, как это делалось раньше.

Проблема индустриализации, частично решенная в годы Большого скачка, все еще очень остро стояла в 60-70-е годы. Но если в период Большого скачка индустриализация осуществлялась за счет поставок оборудования и кредитов из Советского Союза и других социалистических стран, то после охлаждения отношений этот путь индустриализации был закрыт (с этим, а не с «утопизмом» или «волюнтаризмом», собственно, и связан провал экономически обоснованного Большого скачка). Не мог Китай осуществлять индустриализацию и за счет экспорта продуктов сельского хозяйства, как в начале 30-х делал СССР. Продукция сельского хозяйства едва покрывала потребности быстро растущего населения, и увеличение экспорта сельхозпродукции неминуемо привело бы к голоду. Экспорт сырья также не мог покрыть потребности китайской экономики в современных машинах, так как Китай беден на природные ресурсы.

С начала 60-х до примерно начала 70-х эта проблема могла решаться и довольно успешно решалась путем напряжения внутренних резервов страны. Но к концу 60-х – началу 70-х внутренние резервы были исчерпаны.

В этой ситуации левые и правые силы в КПК предлагали различные пути дальнейшего развития. Правые предлагали пойти на уступки развитым капиталистическим странам и в обмен на изменение внешнеполитических ориентиров получить кредиты и инвестиции. После смерти Мао этот курс полностью восторжествовал в форме продажи партийной бюрократией дешевой рабочей силы международным капиталистическим монополиям. Проблема промышленного развития была решена, но промышленность эта была уже не китайская, а американская, японская, германская и т.д., а если и китайская, то подчиненная через мировой рынок интересам крупнейших империалистических стран.

Левые в КПК не дали удовлетворительного ответа на вставший очень остро в тот период вопрос. Наиболее реалистичное решение было выдвинуто группой Линь Бяо – Чэнь Бода. Фактически, они могли предложить лишь пойти на улучшение отношений с СССР и включиться в международное разделение труда в рамках социалистического содружества. Однако, это означало бы отказ по крайней мере от части левых политических установок. Таким образом, левые оказались в этот период в ловушке, что отразилось в решениях IX съезда КПК, отвергшего курс правых на сотрудничество с капиталистическими странами, но и не открывшего дороги для улучшения отношений с СССР. На деле был закреплен тупиковый курс на внешнеполитическую изоляцию.

В тот период левые в КПК попали в ситуацию, описанную в отношении другого исторического периода Энгельсом: «Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в том время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать, чего требует от него его собственная партия, зависит опять-таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих ее условий; он связан уже выдвинутыми им доктринами и требованиями, которые опять-таки вытекают не из данного соотношения общественных классов…, а являются плодом более или менее глубокого понимания им общих результатов общественного и политического движения. Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо»31. Перед такой дилеммой встали и левые лидеры КПК, близкие к Мао Цзэдуну. Причем, пути решения дилеммы ими были предложены различные, что и привело к расколу в «штабе Мао Цзэдуна». Группа Линь Бяо – Чэнь Бода предлагала делать, то что «должно» делать, члены будущей «банды четырех» – найти определенный компромисс между тем, что «должно» и тем, что «можно».

С ликвидацией группы Линь Бяо – Чэнь Бода восторжествовал компромиссный курс: оставшиеся левые (Мао Цзэдун, Кан Шэн и «четверка» – Цзян Цин, Яо Вэньюань, Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэнь) принимали внешнеполитический курс правых на обострение отношений с СССР и восстановление связей с капиталистическими странами, а правые принимали левый внутриполитический и экономический курс.

Дело Линь Бяо

Общественный переворот, рисовавшийся в его воображении, имел еще совсем мало оснований в наличных материальных условиях, и, наоборот, эти последние подготовляли общественный порядок, прямо противоположный тому, о котором он мечтал.

Фридрих Энгельс

Раскол в руководящей группе левого крыла Компартии Китая произошедший в 1970-71 годах и приведший к ликвидации группы Линь Бяо – Чэнь Бода стал результатом кризиса политики Культурной революции, выразившегося в противоречии между конечными коммунистическими целями движения и наличными материальными условиями Китая. Линь Бяо и Чэнь Бода составляли крайне левое на тот момент крыло партии, они не собирались отступать от выдвинутой в начале Культурной революции программы и идти на какой-либо компромисс с правыми, даже под давлением объективной необходимости.

Линь Бяо (настоящее имя – Юй Жун) родился в 1906 году в деревне Хуйлуншань уезда Хуанган провинции Хубэй в семье мелкого фабриканта. Его отец разорился после Первой мировой войны и в возрасте десяти лет Юй Жун покинул семью. В семнадцать он вступил в Социалистический союз молодежи Китая, а в девятнадцать (1925 год) в Компартию Китая. В то же время он поступает в военную школу Вампу, а в 1927 году становится командиром взвода гоминдансовской армии, а затем полка. Когда правые лидеры Гоминдана во главе с генералом Чан Кайши разрывают блок с КПК и начинают репрессии против коммунистов, Линь Бяо принимает участие в организованном коммунистами Наньчанском восстании, которое терпит поражение. Затем, вместе с Чжу Дэ участвует в создании первых частей Красной Армии. 1-я армейская группа под командованием Линь Бяо в октябре 1934 года шла в авангарде Великого похода – крупнейшей операции революционной войны в Китае по переброске частей Красной Армии из Юго-Восточного Китая, где им грозил разгром на северо-запад страны. В период антияпонской войны (1937-1945 годы) Линь Бяо командует дивизией. В 1939 году он уезжает в СССР, где представляет Компартию Китая в Коминтерне. Возвращается в 1942 году, и его избирают секретарем Северо-Восточного бюро ЦК КПК. В 1945 году Линь Бяо становится командиром маньчжурской Объединенной демократической армией численностью до 300 тысяч человек. В 1945-1949 он проводит ряд успешных операций, которые внесли решающий вклад в разгром Гоминдана и победы Компартии в гражданской войне.

После победы коммунистов он работает на различных военных и партийных постах. С 1954 года Линь Бяо – заместитель председателя Государственного комитета обороны. С сентября 1956 года – член Политбюро ЦК КПК, с мая 1958 года – член Постоянного комитета Политбюро ЦК и один из заместителей председателя ЦК КПК. С сентября 1959 года, после Лушаньского совещания и снятия Пэн Дэхуая, Линь Бяо становится министром обороны КНР.

Линь Бяо стал знаковой фигурой левого поворота в Компартии – именно он заменил на их постах лидеров правых – сначала Пэн Дэхуая, а затем Лю Шаоци.

Чэнь Бода (родился в 1904 году) – менее известная, чем Линь Бяо фигура, однако, в истории Культурной революции он также занимает значительное место. Чэнь был выдающимся теоретиком и образованным марксистом. Именно его назначают руководить Группой по делам Культурной революции, он же возглавляет редакцию теоретического журнала партии «Хунци». Чэнь Бода наиболее активно выступает против курса на сближение с капиталистическими государствами. С его ликвидации и начинается поворот вправо. В сентябре 1970 года Чэнь Бода убирают со всех руководящих постов и репрессируют.

Через год – в сентябре 1971 года – при загадочных обстоятельствах гибнет Линь Бяо. Самолет с ним и его семьей разбивается на территории Монголии. Линь Бяо поставили в вину заговор против Центрального Комитета и Мао Цзэдуна. Однако, эта версия уже тогда не выдерживала никакой критики – Линь Бяо занимал второй пост в ЦК, а сам комитет состоял из его близких сторонников чуть ли не на треть. До этого никаких противоречий между Линь Бяо и Мао не было замечено, председатель сам выдвинул его в качестве своего преемника.

Однако, действительная причина состояла в том, что Линь Бяо не был готов принять компромисс с правыми, который предлагал заключить Мао. В обмен на сохранение внутренних результатов Культурной революции Мао был готов пойти на одобрение правого внешнеполитического курса. Учитывая позицию Линь Бяо и Чэнь Бода, такой компромисс не мог быть реализован кроме как через устранение их группировки.

Показательно, что сам Мао долгое время после гибели Линь Бяо и официального осуждения маршала вообще не высказывался на этот счет. Даже на Х съезде КПК доклад о «деле Линь Бяо» читал Чжоу Эньлай. Таким образом, Мао подчеркнуто дистанцировался от всей истории с главнокомандующим.

Именно в этот период начинается улучшение американо-китайских отношений и отход Китая от классовой внешнеполитической линии.

Тупик Культурной революции и поражение левых

Только нынешняя великая культурная революция является подлинным началом социалистической революции; ранее мы изменили систему собственности, что было лишь прологом социалистической революции.

Кан Шэн

В период 1970-73 годов в руководстве партии произошел сильный правый поворот. Х съезд КПК, отчасти закрепивший его результаты, состоялся в августе 1973 года, то есть через два года после устранения Линь Бяо и его группировки с руководящих постов. Тем не менее, только на Х съезде правые решились открыто выступить с его критикой. Другой победой правых было то, что с отчетным докладом на Х съезде выступил Чжоу Эньлай.

Мао Цзэдун вообще не выступал на этом съезде. Или если выступал, то его речь не была опубликована. Сам Председатель, как-то сказал, что на Х съезде он стал «идолом в храме королевских предков с трижды зашитым ртом». Компромисс «штаба Мао Цзэдуна» и правых в партии привел к значительному поправению курса.

На Х съезде в число членов Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК не были включены левые лидеры Цзян Цин и Яо Вэньюань, из левых туда прошли только Чжан Чуньцяо и Ван Хунвэнь. В тот же период произошла реабилитация около двух десятков старых членов ЦК, подвергнутых критике в ходе Культурной революции. Важным симптомом было и возвращение к власти «каппутиста №2» Дэн Сяопина. Колесо истории начало раскручиваться в обратную сторону.

Правда, экономические результаты Культурной революции оставшимся в руководстве партии левым удавалось сохранить вплоть до 1978 года. Тем не менее, сами эти результаты были противоречивыми. Это понимали и левые. Вот, что писал по вопросу дальнейшего экономического и политического развития страны ведущий теоретик левых Чжан Чуньцяо в 1975 году в статье «О всесторонней диктатуре над буржуазией»32:

Он отмечает, что «в промышленности, сельском хозяйстве и торговле ещё существует доля частной собственности; социалистическая общественная собственность ещё не является полностью общенародной, а представляет собой две формы собственности; общенародная же собственность в сельском хозяйстве как основе народного хозяйства ещё очень слаба. Маркс и Ленин, предполагая, что в социалистическом обществе уже не существует буржуазного права в сфере собственности, имели в виду, что все средства производства уже принадлежат всему обществу. Очевидно, что мы ещё не дошли до этого».

Тем не менее, «в вопросе собственности, как и в других вопросах, нельзя смотреть только на форму, надо ещё смотреть и на действительное содержание». Здесь, очевидно, есть намек на разделение между формальным и действительным обобществлением, о чем писали и советские ученые, в том числе Э.В.Ильенков. При формальном обобществлении собственность капиталистов переходит к пролетарскому государству. Однако, связь между отдельными предприятиями осуществляется еще в значительной мере через рынок. О действительном же обобществлении можно говорить, только когда вся система общественного производства становиться единым организмом, управляемым из единого центра на основе демократического планирования без посредства рыночной стихии.

Поэтому, Чжан Чуньцяо продолжает: «Необходимо также иметь в виду, что теперь у нас осуществляется товарная система… Это положение… за короткий срок не изменишь». Китайский марксист понимает, что переход к бестоварной коммунистической экономике невозможен без развития производства: «пока общенародная собственность тоже не может обеспечить изобилие продуктов, достаточное для распределения по потребностям среди 800-миллионного населения, можно только продолжать товарное производство, обмен через посредство денег и распределение по труду».

Пока соответствующий уровень производства не достигнут, возможна реставрация капитализма, существует «неизбежность развития капиталистических факторов в городе и деревне и появления новых буржуазных элементов». Бороться против этого Чжан Чуньцяо предполагает, призывая массы «осуществлять всестороннюю диктатуру над буржуазией»: «Если не ограничивать этого, то капитализм и буржуазия неизбежно будут развиваться ещё быстрее. Следовательно, мы ни в коем случае не должны ослаблять бдительности от того, что мы завоевали великую победу в преобразовании собственности и провели однажды Великую пролетарскую культурную революцию. Необходимо иметь в виду, что экономический базис у нас ещё не прочен, что буржуазное право в области собственности ещё не совсем ликвидировано, ещё крепко держится во взаимоотношениях людей и господствует в области распределения». Не следует «ни в коем случае не останавливаться на полпути», подчеркивает он.

Этот совершенно верный анализ проведен уже тогда, когда левые не являются ведущей группировкой в КПК. Шанхайская группа и Цзян Цин еще держатся у власти, хотя частично уже и оттеснена правыми. Кан Шэн умер в конце 1975 года. Мао Цзэдун серьезно болен и не имеет физической возможности заниматься политикой в прежних объемах, с ним считаются все меньше и меньше.

К тому же анализ Чжан Чуньцяо не дает никакого ответа на вопрос, вставший острейшим образом еще в 1970-71 году: откуда же взять средства для продолжения промышленного развития, чтобы смогло возникнуть «изобилие продуктов, достаточное для распределения по потребностям»? Вероятно, Чжан Чуньцяо, выступивший в данном случае рупором левой группировки КПК, рассуждал следующим образом: развитие контактов с капиталистическими странами и уступки правым в этом вопросе в настоящий момент неизбежны, но чтобы все эти процессы не привели к реставрации капитализма правых нужно поставить под контроль «всесторонней диктатуры над буржуазией», которая будет осуществляться массами под руководством левого крыла КПК.

В реальности эта схема оказалась не более чем теоретической абстракций не имевшей реальной базы в существующих общественных отношениях Китая и раскладе классовых сил в стране и мире.

На деле оказалось невозможным сохранить экономические формы, рожденные Культурной революцией.

9 сентября 1976 года умирает председатель ЦК КПК Мао Цзэдун. Его смерть мало что меняет в соотношении политических сил – тяжело больной председатель уже давно почти ничего не решает – смерть Мао становиться сигналом противоборствующим группировкам в КПК к открытому выступлению.

Левые к тому времени, как видно из статьи Чжан Чуньцяо, уже не видят дальнейших перспектив и кроме попыток «ночь простоять да день продержаться» ничего не предпринимают. Их политика периода 1966-71 годов уже зашла в тупик – та ее часть, что нужна была для модернизации страны и ликвидации пережитков феодализма была выполнена, а та часть, которая предполагала переход к коммунизму не могла быть выполнена в силу полного отсутствия материальных условий.

Левые оказались в ситуации похожей на ту, в которую попали большевики по окончании гражданской войны – созданная в тот период экономическая система «военного коммунизма» уже перестала работать, революция в развитых странах Европы потерпела поражение, и большевики вынуждены были пойти на отступление в форме «новой экономической политики». Но устроить «китайский нэп» левые не могли по той причине, что массы, на которые они опирались, были все еще захвачены уравнительными идеями Культурной революции и не приняли бы такого поворота. Этот поворот предстояло совершить правым, а знаковой фигурой «китайского нэпа» стал вернувшийся к власти Дэн Сяопин.

В ночь с 6 на 7 октября 1976 года Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэня, Яо Вэньюаня и Цзян Цин просто напросто арестовывают. Какое-то время их арест держится в тайне, по стране прокатываются волнение, но в целом правым удается удержать ситуацию в своих руках. Некоторое время пытаются сопротивляться шанхайские левые, делая громкие заявления, что им нужно «как Парижской коммуне» продержаться несколько дней, пока не поднимется вся страна. Однако, страна не поднялась, если не считать отдельных столкновений, порой даже вооруженных, рабочих организаций с силами правых. В общем-то правым сравнительно легко удалось захватить власть в свои руки потому, что материальные условия для господства левой линии были исчерпаны, а на «самотермидоризацию» левые не были готовы пойти.

---

1 Кулик Б.Т., указ. соч., стр. 392.

2 Там же, стр. 397

3 Галенович Ю.М., указ. соч., стр. 23.

4 Кулик Б.Т., указ. соч., стр. 402.

5 Маркс К., Немецкая идеология // К.Маркс, Ф.Энгельс, Избранные произведения в трех томах, т. 1, стр. 39.

6 Цит. по: В.Дикхут, Реставрация капитализма в СССР.

7 Яковлев М., 17 лет в Китае, стр. 165.

8 Выступления и статьи Мао Цзэдуна разных лет, ранее не публиковавшиеся в печати. Сборник. Выпуск шестой. — М., «Прогресс», 1976. — с. 215.

9 Галенович Ю.М., указ. соч., стр. 67.

10 Хунвэй чжаньбао. №5 от 24 января 1967 года, цит. по: Галенович Ю.М., указ. соч., стр. 90.

11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.[11], т. 22, c. 200

12 Цит. по: Галенович Ю.М, указ. соч., стр. 93.

13 И. Сталин, Сочинения, т.17, стр. 179

14 Дальнейшее развитие мирового революционного процесса подтвердило эту закономерность, победоносные революции произошли на периферии мирового капитализма, концентрировавшей не только чисто капиталистические противоречия, но и отягощенные феодализмом и империалистической зависимостью – в Китае, Корее, Вьетнаме, Кубе, Албании.

15 И.В. Сталин. Соч., т. 14, с. 306

16 Жэньминь Жибао, 7 сентября 1968 года. Цит. по: Галенович Ю.М., указ. соч., стр. 188.

17 Цит. по: Галеньвич Ю.М., указ. соч., стр. 205.

18 IX Всекитайский съезд Коммунистической партии Китая. (Документы). Издательство литературы на иностранных языках. Пекин, 1969, стр. 55-58.

19 Там же, стр. 74-79.

20 Речь идет не о навязывании, а о убеждении большинства рабочих. Вероятно, имеет место неточность перевода.

21 Делен Ж., Экономика Китая, М. 1972, стр. 130.

22 Делен Ж., Экономика Китая, М.1972, стр. 123.

23 Данные по: 40 лет КНР, М., 1989, стр. 522; Энциклопедия нового Китая, М., 1989, стр. 217.

24 Цит. по В.Дикхут, Реставрация капитализма в СССР.

25 Jan Myrdal. China: The Revolution Continued, с. 81-83, 104-105. Цит. по: В.Дикхут, Реставрация капитализма в СССР

26 40 лет КНР, М., 1989, стр. 527.

27 Делен Ж., указ. соч., стр. 129.

28 Лазарев В.И., Классовая борьба в КНР, М.1981, стр. 170.

29 Ж.Делен, указ. соч., стр. 29.

30 Лазарев В.И., указ. соч., стр. 205.

31 К.Маркс, Ф.Энгельс, Избранные сочинения в 9 томах, т. 3, стр.404-405.

32 Чжан Чуньцяо. О всесторонней диктатуре над буржуазией. — Пекин, Издательство литературы на иностранных языках, 1975.