Наше культурное наследиеО В. Г. Короленко Ленин впервые упомянул в своей классической книге «Развитие капитализма в России» (1899). Говоря о невозможности массового превращения кустарей в самостоятельных хозяев, Ленин сослался на «Павловские очерки» Короленко, где речь шла о полной зависимости кустарей от «далекого рынка» и от близких скупщиков, от зажиточных мастеров и фабрикантов. Кустари стремятся быть самостоятельными, они приобретают жалкие домишки, разводят садики, но все это, как показывает Короленко, только иллюзия самостоятельности, и не больше того: «Кустарь хватается за последнюю возможность самостоятельной жизни с такими же усилиями, как эти домишки за каждый выступ глинистого обрыва».
Это настойчивое стремление кустарей сохранить хотя бы видимость самостоятельности было как нельзя более характерно для периода превращения мелкого производителя в работника капиталистической мануфактуры. Типичность этого явления и отметил Ленин в «Развитии капитализма в России». Он указал, что многие кустари «обольщают еще себя всяческими иллюзиями о возможности (посредством крайнего напряжения работы, посредством бережливости и изворотливости) превратиться в самостоятельного хозяина» 1.
В «Павловских очерках» Короленко есть образ кустаря Дужкина, сурового «экономического человека», которому удалось именно посредством бережливости, беспощадной настойчивости и изворотливости открыть собственную торговлю и добиться положения «самостоятельного хозяина». Короленко показал, что это редчайший случай, почти что чудо. В цитированном труде Ленин сразу вслед за приведенной выше цитатой подчеркнул характерность короленковского Дужкина именно как исключительного явления. «Для единичных героев самодеятельности (вроде Дужкина в „Павловских очерках" Короленко), — писал Ленин, — такое превращение в мануфактурный период еще возможно, но, конечно, не для массы неимущих детальных рабочих» 2. Ленин отметил, следовательно, жизненную правдивость одного из важных художественных образов Короленко и воспользовался этим образом в своем анализе судеб и перспектив кустарного производства в России.
Вторично Ленин вспомнил Короленко в 1907 г. в «Проекте речи по аграрному вопросу во второй Государственной думе». К этому времени Короленко был уже широко популярен и как художник–беллетрист и как выдающийся общественный деятель. У всех в памяти было его мужественное выступление в защиту удмуртов, осужденных царским правительством по изуверскому обвинению в человеческих жертвоприношениях; выступление это завершилось полным оправданием удмуртских крестьян. С 1906 г. начинают появляться статьи и заметки Короленко по поводу бесчеловечного истязания украинских крестьян в Сорочинцах действительным статским советником Филоновым. Вскоре после появления в газете «Полтавщина» открытого письма Короленко, в котором разоблачались зверства Филонова, этот свирепый «каратель» был убит на одной из самых людных улиц Полтавы. Против Короленко началась черносотенная травля за «подстрекательство к убийству». 12 марта 1907 г. в Государственной думе монархист В. Шульгин назвал Короленко «писателем–убийцей».
В апреле того же года с речью по аграрному вопросу должен был выступать социал–демократический депутат г. Алексинский. Для этого выступления Ленин написал «Проект речи». Упомянув сборник статистических материалов департамента земледелия, обработанных неким С. А. Короленко, Ленин предостерег против смешения С. Короленко с его знаменитым однофамильцем, имя которого в заседании Думы не так давно было злобно упомянуто черносотенным депутатом. Ленин писал: «Обработал эти сведения г. С. А. Короленко — не смешивать с В. Г. Короленко; не прогрессивный писатель, а реакционный чиновник, вот кто этот г. С. А. Короленко» 3. Так, в попутном замечании Короленко был охарактеризован Лениным как прогрессивный писатель.
Прогрессивный, демократический характер творчества и деятельности Короленко ясно сказывался и в последующей его борьбе против самодержавного произвола. В 1913 г. в статье, посвященной 60–летию Короленко, большевистская газета «Рабочая правда» писала:
«В. Г. Короленко стоит в стороне от рабочего движения. Он лишь представитель радикальной, демократической интеллигенции с народнической закваской. Для своих печатных выступлений он даже избирает иногда такие чисто либеральные газеты, как „Речь" и „Русские ведомости". Но он сам несомненный демократ, всякий шаг народа на пути к демократии всегда найдет в нем сочувствие и поддержку.
Такие люди, как Короленко, редки и ценны» 4.
Однако, как указывал Ленин, «только в рабочем классе демократизм может найти сторонника без оговорок, без нерешительности, без оглядки назад. Во всех других классах, группах, слоях населения вражда к абсолютизму не безусловна, демократизм их всегда оглядывается назад» 5. Короленко стоял в стороне от рабочего движения, поэтому при общем демократическом характере его деятельности ему свойственны были колебания, некоторые уступки либерализму, иной раз стремление выступать в союзе с либеральными кругами, словом «оглядка назад». В его деятельности были, таким образом, и сильные и слабые стороны.
Об этом говорят и публикуемые заметки Ленина на полях сборников, посвященных Короленко. Так, в письме Короленко к С. Д. Протопопову 9 августа 1911 г. (из сборника статей под ред. А. В. Петрищева) Ленин с сочувствием отмечает сильные слова Короленко против столыпинской реакции, против кадетов и октябристов, всегда подыгрывавших реакции и нападавших на левые партии. «Бороться и быть побежденными — это вовсе не глупо», — пишет Короленко по поводу поражения левых партий в ходе революции 1905 г., и Ленин особо выделяет эти слова.
Зато в 1916 г. в связи с организацией газеты «Русская воля», тесную связь которой с банкирами и промышленниками Короленко ясно видел, он в то же время выступил не против данной классовой организации газеты, а против «классовой точки зрения» вообще, наивно предполагая возможность внеклассовой позиции печатного органа. Это замечание Короленко, свидетельствующее об ограниченности его взглядов, также было отмечено Лениным, как и выпад против газет, открыто связанных с революционным пролетариатом в письме Короленко 9 ноября 1917 г.
Во время первой мировой войны, выступая против «воинственности» кадетов, против завоевательных планов буржуазии и ее публицистов, против лицемерных возгласов кадетов о «защите малых народностей» и т. д. 6, Короленко в то же время в августе 1917 г. написал статью «Война, отечество и человечество», выпущенную затем отдельной брошюрой, в которой высказался за продолжение войны ради защиты отечества. Короленко, таким образом, не принял интернационалистской точки зрения революционных противников войны. Ленин познакомился с этой брошюрой лишь в 1919 г., и в письме к Горькому 15 сентября этого года резко осудил ее: «А какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистской войны, прикрытая слащавыми фразами!» — писал он 7. Когда в 1922 г. И. П. Белоконский в предисловии к сборнику писем Короленко написал о нем как о «писателе — гуманисте наших дней», Ленин вспомнил брошюру «Война, отечество и человечество» и написал на полях: «А брошюра его за войну 1917 года?» (см. стр. 724 — 725 настоящ. тома).
Короленко, считавший себя беспартийным социалистом, не принял идей большевиков и принципов диктатуры пролетариата. Это не помешало ему в июне — августе 1917 г. выступать против клеветы буржуазной печати на большевистских деятелей. В «Открытом письме В. Л. Бурцеву» Короленко обвинил его в том, что тот сделался «отголоском непроверенной клеветы против честных людей». «Вы открываете простор эпидемии клеветничества как орудия политической борьбы», — писал Короленко 8.
После победы Октября Короленко, по–прежнему не соглашаясь с большевизмом, вместе с тем неоднократно выступал против произвола и бесчинств белогвардейских властей 9. Об отношении Ленина к Короленко в этот период его деятельности дают ясное представление воспоминания В. Д. Бонч–Бруевича.
«С наступлением Октябрьской революции мне пришлось неоднократно получать официальные сведения, как Управляющему делами Совета Народных Комиссаров, о том, что В. Г. Короленко весьма неодобрительно относится к деятельности представителей советской власти, считает совершенно ненужным и зловредным решительную борьбу диктатуры пролетариата с эксплуататорскими классами, называя ее „излишней жестокостью". Он доказывал, что мирная эволюция в лоне республиканской конституции скорее достигнет желанной цели, чем решительная, беспощадная, нередко кровавая борьба классов, которая, по его мнению, только напрасно озлобляет народ. С присущей ему откровенностью и бесстрашием, Владимир Галактионович это свое мнение, шедшее вразрез с указаниями директивных органов партии и правительства, открыто высказывал всюду я везде, как в письмах, так и устно при разговорах, и на собраниях. Все сведения об этих фактах были известны Владимиру Ильичу.
— Не понимает он задачи нашей революции, — говорил Владимир Ильич. — Вот они все так: называют себя революционерами, социалистами, да еще народными, а что нужно для народа, даже и не представляют. Они готовы оставить и помещика, и фабриканта, и попа — всех на старых своих местах, лишь бы была возможность поболтать о тех или иных свободах в какой угодно говорильне. А осуществить революцию на деле — на это у них не хватает пороха и никогда не хватит. Мало надежды, что Короленко поймет, что сейчас делается в России, а впрочем, надо попытаться рассказать ему все поподробней. Надо просить А. В. Луначарского вступить с ним в переписку: ему удобней всего, как Комиссару народного просвещения и к тому же писателю. Пусть попытается, как он это отлично умеет, все поподробней рассказать Владимиру Галактионовичу — по крайней мере пусть он знает мотивы всего, что совершается. Может быть, перестанет осуждать и поможет нам в деле утверждения советского строя на местах.
При первом же свидании с Анатолием Васильевичем Владимир Ильич рассказал ему о возмущениях В. Г. Короленко и распорядился все сведения из Полтавы о выступлениях Короленко в дальнейшем пересылать лично А. В. Луначарскому.
— А сочинения Владимира Галактионовича надо сейчас же переиздать в Государственном издательстве как можно дешевле: они очень полезны для чтения широкими массами, — сказал Владимир Ильич, обращаясь к А. В. Луначарскому, члену редакции Госиздата 10.
В 1921 году во время тяжелой болезни Короленко В. И. Ленин проявил заботу о больном писателе. В письме Наркомздраву Н. А. Семашко он писал: «Очень прошу назначить специальное лицо (лучше известного врача, знающего заграницу и известного за границей) для отправки за границу, в Германию (Цюрупы, Крестинского, Осинского, Кураева, Горького, Короленко и других). Надо умело запросить, попросить, сагитировать, написать в Германию, помочь больным и т. д.
Сделать архиаккуратно (тщательно)» 11
Однако поглощенный работой над «Историей моего современника», Короленко выехать за границу не захотел, да он и понимал, что жить ему остается недолго. 25 декабря 1921 г. Владимир Галактионович скончался в Полтаве.
В это время в Москве, при ближайшем участии Ленина, происходил IX Всероссийский съезд Советов. На утреннем заседании 28 декабря председатель сообщил о смерти Короленко и предоставил слово Феликсу Кону.
«Уважаемые товарищи, — сказал Ф. Кон, — умер Короленко. Еще десяток лет назад это известие потрясло бы всю Россию снизу доверху как известие о смерти человека, который с ранних лет шел будить темное крестьянское царство и призывать его к жизни. Но волны жизни катятся гораздо быстрее, чем мысль наших крупных людей, и тот, кто будил крестьянина и звал на борьбу, не успел за движением жизни. Он стал идеалистом, чутким ко всякой неправде, но с реальной жизнью и реальной борьбой в ногу идти не смог. Но для нас дорог Короленко потому, что на всем протяжении его жизни, где горе слышится, где обида чувствуется, там мы видим Короленко».
Обрисовав роль писателя в деле Бейлиса, Ф. Кон продолжал:
«Я не стану здесь описывать многострадальную жизнь Короленко, признанного в оное время русской совестью. Я только напомню вам один эпизод, который нам очень дорог. Я вам напомню ту оргию, которая разразилась после февральских дней против большевиков, ту оргию всяких Алексинских, Бурцевых, когда они лучших наших вождей пытались смешать с грязью». Оратор рассказал о выступлении Короленко против Бурцева, о котором говорилось выше, и закончил речь такими словами: «Вот чем велик Короленко. У него всегда хватало гражданского мужества бросать правду в глаза и отстаивать свою правду, как он ее понимал. Товарищи, я думаю, что и съезд этого погибшего борца, этого поборника правды, верного себе до конца жизни, должен почтить. Я предлагаю почтить его память вставанием» 12
Наследие А.В. Луначарского ☭
http://lunacharsky.newgod.su/lib/lenin-i-lunacharskij/lenin-o-korolenko
В. И. ЛЕНИН
А. М. ГОРЬКОМУ
15/IX.
Дорогой Алексей Максимыч! Тонкова я принял, и еще
до его приема и до Вашего письма мы решили в Цека назначить Каменева и
Бухарина для проверки ареста буржуазных интеллигентов околокадетского
типа и для освобождения кого можно 42. Ибо для нас ясно, что и тут ошибки были.
Ясно и то, что в общем мера ареста кадетской (и околокадетской) публики была необходима и правильна.
Когда я читаю Ваше откровенное мнение по этому
поводу, я вспоминаю особенно мне запавшую в голову при наших разговорах
(в Лондоне, на Капри и после) Вашу фразу:
«Мы, художники, невменяемые люди».
Вот именно! Невероятно сердитые слова говорите Вы по какому поводу? По поводу
того, что несколько десятков (или хотя бы даже сотен) кадетских и околокадетских
господчиков посидят несколько дней в тюрьме для предупреждения заговоров вроде
сдачи Красной Горки
43, заговоров, грозящих гибелью десяткам тысяч рабочих и крестьян.
Какое бедствие, подумаешь! Какая несправедливость! Несколько дней или хотя бы
даже недель тюрьмы интеллигентам для предупреждения избиения десятков тысяч рабочих и крестьян!
«Художники невменяемые люди».
«Интеллектуальные силы» народа смешивать с
«силами» буржуазных интеллигентов
неправильно. За образец их возьму Короленко: я недавно прочел его,
писанную в августе 1917 г., брошюру «Война, отечество и человечество».
Короленко ведь лучший из
«околокадетских», почти меньшевик. А какая гнусная, подлая, мерзкая
защита империалистской войны, прикрытая слащавыми фразами! Жалкий
мещанин, плененный
буржуазными предрассудками! Для таких господ 10 000 000 убитых на
империалистской войне - дело, заслуживающее поддержки (делами,
при слащавых фразах «против» войны), а гибель сотен тысяч в
справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает
ахи, охи, вздохи, истерики.
Нет. Таким «талантам» не грех посидеть недельки в тюрьме, если это надо сделать
для предупреждения заговоров (вроде Красной Горки) и гибели десятков тысяч. А мы
эти заговоры кадетов и «околокадетов» открыли. И мы знаем, что околокадетские
профессора дают сплошь да рядом заговорщикам помощь. Это факт.
Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение
буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом
нации. На деле это не мозг, а г...
«Интеллектуальным силам», желающим нести науку
народу (а не прислужничать капиталу), мы платим жалованье выше среднего.
Это факт. Мы их бережем. Это факт. Десятки тысяч офицеров у нас служат Красной Армии и побеждают вопреки сотням изменников. Это факт.
Что касается Ваших настроений, то «понимать» я их
понимаю (раз Вы заговорили о том, пойму ли я Вас). Не раз и на Капри и
после я Вам говорил: Вы даете себя окружить именно худшим элементам
буржуазной интеллигенции и поддаетесь на ее хныканье.
Вопль сотен интеллигентов по поводу «ужасного»
ареста на несколько недель Вы слышите и слушаете, а голоса массы,
миллионов, рабочих и крестьян, коим угрожает Деникин, Колчак, Лианозов,
Родзянко, красногорские (и другие кадетские)
заговорщики, этого голоса Вы не слышите и не слушаете. Вполне понимаю,
вполне, вполне понимаю, что так можно дописаться не только до того,
что-де «красные такие же враги народа, как и белые» (борцы за свержение
капиталистов и помещиков такие же враги народа, как и помещики с
капиталистами), но и до веры в боженьку или в царя-батюшку. Вполне
понимаю.
×
Ей-ей, погибнете, ежели из этой обстановки буржуазных интеллигентов не вырветесь! От души желаю поскорее вырваться.
Лучшие приветы!
Ваш Ленин
× Ибо Вы ведь не пишете! Тратить себя на хныканье
сгнивших интеллигентов и не писать - для художника разве не гибель,
разве не срам?
Биография
Короленко Владимир Галактионович [15(27).7.1853, Житомир, — 25.12.1921, Полтава], русский писатель, публицист, общественный деятель. Отец — судебный чиновник из дворян, мать — из семьи небогатого польского помещика. В 1871 К. поступил в Петербургский технологический институт, в 1874 перешёл в Петровскую земледельческую академию в Москве. Под влиянием революционной пропаганды стал "лавристом", намеревался идти "в народ". В 1876 за подачу коллективного студенческого протеста был исключен из академии, арестован и сослан на год в Кронштадт под полицейский надзор. Освободившись, поступил в 1877 в Петербургский горный институт. В 1878 впервые выступил в газете "Новости" как журналист. В 1879 опубликовал в журнале "Слово" первый рассказ "Эпизоды из жизни "искателя"". В 1879—81 К. находился в тюрьмах и ссылках в Европейской России и на Урале; в 1881 за отказ присягать Александру III был выслан в Якутию. С 1885 жил в Н. Новгороде.
В тюрьме К. написал рассказ "Чудная" (1880, опубликован 1905), в котором создал образ ссыльной девушки-революционерки, мужественной и непримиримой. На её примере писатель показал, что пропасть взаимного недоверия разделяет народ и народническую интеллигенцию. К. был свободен от ограниченности народнических иллюзий. В его произведениях русская действительность конца 19 — начала 20 вв. нашла во многом верное отражение. Он показал в них, как жизнь опровергает коренные догматы "революционеров без народа". В отличие от народнических эпигонов, К. показал, что мужицкая масса неоднородна — рядом с бедняком стоит кулак (очерк "Ненастоящий город", 1880): в народе растет протест ("Яшка", 1880), тяга к справедливости и правде ("Убивец", 1882), вера в их торжество ("Сон Макара", 1883). Сибирские наблюдения обогащали творчество К. на протяжении многих лет: "Соколинец", "Федор Бесприютный" (оба — 1885), "Черкес" (1888), "Ат-Даван" (1892), "Марусина заимка" (1899), "Огоньки", "Мороз" (оба — 1901) и др. В этих произведениях, как и в рассказах "Волынского цикла" — "В дурном обществе" (1885), "Лес шумит" (1886), "Парадокс" (1894), — появляются "выломившиеся" из "приличного" общества и противостоящие ему вольнолюбивые бродяги, каторжники, поселенцы, нищие. В повести "Слепой музыкант"(1886) мажорно звучит характерный для К. мотив преодоления физических и нравственных недугов, мешающих человеку стать активным членом общества. Вера К. в скрытые до поры силы народные отразилась в рассказе "Река играет" (1892). Путешествие в Америку в 1893 дало писателю материал для ряда художественных и публицистических произведений, самое значительное из которых повесть "Без языка" (1895, 2-я редакция — 1902).
Выступления в защиту эксплуатируемых скупщиками кустарей ("Павловские очерки", 1890) и голодающих крестьян (очерки "В голодный год", 1892), участие в реабилитации удмуртских крестьян, ложно обвинённых в ритуальном убийстве (цикл статей "Мултанское жертвоприношение". 1895—96), выдвинули К. в число передовых демократических русских публицистов.
В 1896—1900 К. жил в Петербурге, входил в редакцию либерально-народнический журнал "Русское богатство" (в 1904—1918, с перерывами, — его редактор). С 1900 К. жил в Полтаве. В 1902 он защищал крестьян — участников аграрных волнений на Полтавщине. В 1903 ездил в Кишинев, где произошёл еврейский погром, и откликнулся на него очерком "Дом № 13" (опубликован в России в 1905). Предчувствием народной революции пронизаны очерк "В облачный день" (1896), рассказ "Мгновение" (1900). Избранный в 1900 почётным академиком по разряду изящной словесности, К. в 1902 совместно с А. П. Чеховым отказался от звания, протестуя против беззаконной отмены академией выборов М. Горького. В статье "Сорочинская трагедия" (1907) К. обвинил начальника карательной экспедиции Филонова в убийствах крестьян и потребовал публичного суда над ним; статьи "Бытовое явление" (1910) и "Черты военного правосудия" (1910—11) — яркие выступления против смертной казни, обличение деятельности военно-полевых судов. Вмешательство К. в так называемое "дело Бейлиса" (см. Бейлиса дело)способствовало разоблачению его устроителей и помогло добиться оправдательного вердикта присяжных. Авторитет К.-публициста был огромен; в течение долгих лет К. олицетворял собой совесть и достоинство русской демократической литературы.
В 1905—21 К. работал над мемуарами "История моего современника" (опубликованы 1922), в которых раскрывается процесс становления личности молодого человека разночинского этапа освободительного движения. Значительный интерес представляют литературно-критические ст. К.: "Воспоминания о Чернышевском" (1890), "О Глебе Ивановиче Успенском" (1902), "А. П. Чехов" (1904), о Н. В. Гоголе — "Трагедия великого юмориста" (1909), две статьи о Л. Н. Толстом (1908) и др.
Отношение К. к Великой Октябрьской социалистической революции было сложным и противоречивым. Называл себя "беспартийным социалистом", не разделял идей большевистской партии, но активно выступал против контрреволюции и творимых ею бессудных казней, погромов. Высоко ценя литературную и общественную деятельность К. в целом, В. И. Ленин в 1919 критиковал его за непонимание целей и задач революции и диктатуры пролетариата (см. письмо к М. Горькому, Полн. собр. соч., т. 51, с. 48).
Реализм К., продолжая традиции классической русской литературы (в том числе традиции тургеневской школы), открывал и новые перспективы: писатель стремился найти художественные средства для выражения предчувствия неизбежного обновления жизни; литературу, считал он, необходимо обогатить чертами героического: "Мы признаем и героизм. И тогда из синтеза реализма с романтизмом возникнет новое направление художественной литературы..." (Избранные письма, т. 3, 1936 с. 29).
Литературная и общественная деятельность К. — демократа и гуманиста, ненавидевшего самодержавие, боровшегося против произвола царских властей, защитника угнетённых — оказывала большое революционизирующее влияние на передовые слои русского общества. В речи "Из воспоминаний о В. Г. Короленко" (1918) М. Горький выразил уверенность в том, что в "... великой работе строения новой России найдет должную оценку и прекрасный труд честнейшего русского писателя В. Г. Короленко, человека с большим и сильным сердцем" (Собр. соч., т. 14, с. 245).
В Полтаве в 1928 открыт литературно-мемориальный музей К.
БСЭ
