ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
— Прошу садиться.
Мари Лоран опустилась в глубокое кожаное кресло.
Пока профессор Керн вскрывал конверт и читал письмо, она бегло осмотрела кабинет.
Какая мрачная комната! Но заниматься здесь
хорошо: ничто не отвлекает внимания. Лампа с глухим абажуром освещает
только письменный стол, заваленный книгами, рукописями, корректурными
оттисками. Глаз едва различает солидную мебель чёрного дуба. Тёмные
обои, тёмные драпри. В полумраке поблёскивает только золото тиснёных
переплётов в тяжёлых шкафах. Длинный маятник старинных стенных часов
движется размеренно и плавно.
Переведя взгляд на Керна, Лоран невольно
улыбнулась: сам профессор целиком соответствовал стилю кабинета. Будто
вырубленная из дуба, тяжеловесная, суровая фигура Керна казалась частью
меблировки. Большие очки в черепаховой оправе напоминали два циферблата
часов. Как маятники, двигались его глаза серо-пепельного цвета, переходя
со строки на строку письма. Прямоугольный нос, прямой разрез глаз, рта и
квадратный, выдающийся вперёд подбородок придавали лицу вид
стилизованной декоративной маски, вылепленной скульптором-кубистом.
«Камин украшать такой маской», — подумала Лоран.
— Коллега Сабатье говорил уже о вас. Да, мне
нужна помощница. Вы медичка? Отлично. Сорок франков в день. Расчёт
еженедельный. Завтрак, обед. Но я ставлю одно условие…
Побарабанив сухим пальцем по столу, профессор Керн задал неожиданный вопрос:
— Вы умеете молчать? Все женщины болтливы. Вы женщина — это плохо. Вы красивы — это ещё хуже.
— Но какое отношение…
— Самое близкое. Красивая женщина — женщина
вдвойне. Значит, вдвойне обладает и женскими недостатками. У вас может
быть муж, друг, жених. И тогда все тайны к чёрту.
— Но…
— Никаких «но»! Вы должны быть немы как рыба. Вы
должны молчать обо всём, что увидите и услышите здесь. Принимаете это
условие? Должен предупредить: неисполнение повлечёт за собой крайне
неприятные для вас последствия. Крайне неприятные.
Лоран была смущена и заинтересована…
— Я согласна, если во всём этом нет…
— Преступления, хотите вы сказать? Можете быть
совершенно спокойны. И вам не грозит никакая ответственность… Ваши нервы
в порядке?
— Я здорова…
Профессор Керн кивнул головой.
— Алкоголиков, неврастеников, эпилептиков, сумасшедших не было в роду?
— Нет.
Керн ещё раз кивнул головой.
Его сухой, острый палец впился в кнопку электрического звонка.
Дверь бесшумно открылась.
В полумраке комнаты, как на проявляемой
фотографической пластинке, Лоран увидала только белки глаз, затем
постепенно проявились блики лоснящегося лица негра. Чёрные волосы и
костюм сливались с тёмными драпри двери.
— Джон! Покажите мадемуазель Лоран лабораторию.
Негр кивнул головой, предлагая следовать за собой, и открыл вторую дверь.
Лоран вошла в совершенно тёмную комнату.
Щёлкнул выключатель, и яркий свет четырёх матовых
полушарий залил комнату. Лоран невольно прикрыла глаза. После полумрака
мрачного кабинета белизна стен ослепляла… Сверкали стёкла шкафов с
блестящими хирургическими инструментами. Холодным светом горели сталь и
алюминий незнакомых Лоран аппаратов. Тёплыми, жёлтыми бликами ложился
свет на медные полированные части. Трубы, змеевики, колбы, стеклянные
цилиндры… Стекло, каучук, металл…
Посреди комнаты — большой прозекторский стол.
Рядом со столом — стеклянный ящик; в нём пульсировало человеческое
сердце. От сердца шли трубки к баллонам.
Лоран повернула голову в сторону и вдруг увидала нечто, заставившее её вздрогнуть, как от электрического удара.
На неё смотрела человеческая голова — одна голова без туловища.
Она была прикреплена к квадратной стеклянной
доске. Доску поддерживали четыре высокие блестящие металлические ножки.
От перерезанных артерий и вен, через отверстия в стекле, шли,
соединившись уже попарно, трубки к баллонам. Более толстая трубка
выходила из горла и сообщалась с большим цилиндром. Цилиндр и баллоны
были снабжены кранами, манометрами, термометрами и неизвестными Лоран
приборами.
Голова внимательно и скорбно смотрела на Лоран,
мигая веками. Не могло быть сомнения: голова жила, отделённая от тела,
самостоятельной и сознательной жизнью.
Несмотря на потрясающее впечатление, Лоран не
могла не заметить, что эта голова удивительно похожа на голову недавно
умершего известного учёного-хирурга, профессора Доуэля, прославившегося
своими опытами оживления органов, вырезанных из свежего трупа. Лоран не
раз была на его блестящих публичных лекциях, и ей хорошо запомнился этот
высокий лоб, характерный профиль, волнистые, посеребрённые сединой
густые русые волосы, голубые глаза… Да, это была голова профессора
Доуэля. Только губы и нос его стали тоньше, виски и щёки втянулись,
глаза глубже запали в орбиты и белая кожа приобрела жёлто-тёмный оттенок
мумии. Но в глазах была жизнь, была мысль.
Лоран как зачарованная не могла оторвать взгляда от этих голубых глаз.
Голова беззвучно шевельнула губами.
Это было слишком для нервов Лоран. Она была близка к обмороку. Негр поддержал её и вывел из лаборатории.
— Это ужасно, это ужасно… — повторяла Лоран, опустившись в кресло.
Профессор Керн молча барабанил пальцами по столу.
— Скажите, неужели это голова?..
— Профессора Доуэля? Да, это его голова. Голова
Доуэля, моего умершего уважаемого коллеги, возвращённая мною к жизни. К
сожалению, я мог воскресить одну голову. Не всё даётся сразу. Бедный
Доуэль страдал неизлечимым пока недугом. Умирая, он завещал своё тело
для научных опытов, которые мы вели с ним вместе. «Вся моя жизнь была
посвящена науке. Пусть же науке послужит и моя смерть. Я предпочитаю,
чтобы в моём трупе копался друг-учёный, а не могильный червь» — вот
какое завещание оставил профессор Доуэль. И я получил его тело. Мне
удалось не только оживить его сердце, но и воскресить сознание,
воскресить «душу», говоря языком толпы. Что же тут ужасного? Люди
считали до сих пор ужасной смерть. Разве воскресение из мёртвых не было
тысячелетней мечтой человечества?
— Я бы предпочла смерть такому воскресению.
Профессор Керн сделал неопределённый жест рукой.
— Да, оно имеет свои неудобства для воскресшего.
Бедному Доуэлю было бы неудобно показаться публике в таком… неполном
виде. Вот почему мы обставляем тайной этот опыт. Я говорю «мы», потому
что таково желание самого Доуэля. Притом опыт ещё не доведён до конца.
— А как профессор Доуэль, то есть его голова, выразил это желание? Голова может говорить?
Профессор Керн на мгновение смутился.
— Нет… голова профессора Доуэля не говорит. Но она слышит, понимает и может отвечать мимикой лица…
И чтобы перевести разговор на другую тему, профессор Керн спросил:
— Итак, вы принимаете моё предложение? Отлично. Я жду вас завтра к девяти утра. Но помните: молчание, молчание и молчание.
ТАЙНА ЗАПРЕТНОГО КРАНА
Мари Лоран нелегко давалась жизнь. Ей было
семнадцать лет, когда умер её отец. На плечи Мари легла забота о больной
матери. Небольших средств, оставшихся после отца, хватило ненадолго,
приходилось учиться и поддерживать семью. Несколько лет она работала
ночным корректором в газете. Получив звание врача, тщетно пыталась найти
место. Было предложение ехать в гиблые места Новой Гвинеи, где
свирепствовала жёлтая лихорадка. Ни ехать туда с больной матерью, ни
разлучаться с нею Мари не хотела. Предложение профессора Керна явилось
для неё выходом из положения.
Несмотря на всю странность работы, она согласилась почти без колебания.
Лоран не знала, что профессор Керн, прежде чем принять её, наводил о ней тщательные справки.
Уже две недели она работала у Керна. Обязанности
её были несложны. Она должна была в продолжение дня следить за
аппаратами, поддерживавшими жизнь головы. Ночью её сменял Джон.
Профессор Керн объяснил ей, как нужно обращаться с
кранами у баллонов. Указав на большой цилиндр, от которого шла толстая
трубка к горлу головы. Керн строжайше запретил ей открывать кран
цилиндра.
— Если повернуть кран, голова будет немедленно
убита. Как-нибудь я объясню вам всю систему питания головы и назначение
этого цилиндра. Пока вам довольно знать, как обращаться с аппаратами.
С обещанными объяснениями Керн, однако, не спешил.
В одну из ноздрей головы был глубоко вставлен
маленький термометр. В определённые часы нужно было вынимать его и
записывать температуру. Термометрами же и манометрами были снабжены и
баллоны. Лоран следила за температурой жидкостей и давлением в баллонах.
Хорошо отрегулированные аппараты не доставляли хлопот, действуя с
точностью часового механизма. Особой чувствительности прибор,
приставленный к виску головы, отмечал пульсацию, механически вычерчивая
кривую. Через сутки лента сменялась. Содержимое баллонов пополнялось в
отсутствие Лоран, до её прихода.
Мари постепенно привыкла к голове и даже сдружилась с нею.
Когда Лоран утром входила в лабораторию с
порозовевшими от ходьбы и свежего воздуха щеками, голова слабо улыбалась
ей и веки её дрожали в знак приветствия.
Голова не могла говорить. Но между нею и Лоран
скоро установился условный язык, хотя и очень ограниченный. Опускание
головою век означало «да», поднятие наверх — «нет». Несколько помогали и
беззвучно шевелящиеся губы.
— Как вы сегодня чувствуете себя? — спрашивала Лоран.
Голова улыбалась «тенью улыбки» и опускала веки: «хорошо, благодарю».
— Как провели ночь?
Та же мимика.
Задавая вопросы, Лоран проворно исполняла
утренние обязанности. Проверила аппараты, температуру, пульс. Сделала
записи в журнале. Затем с величайшей осторожностью обмыла водой со
спиртом лицо головы при помощи мягкой губки, вытерла гигроскопической
ватой ушные раковины. Сняла клочок ваты, повисший на ресницах. Промыла
глаза, уши, нос, рот, — в рот и нос для этого вводились особые трубки.
Привела в порядок волосы.
Читать далее http://royallib.ru/read/belyaev_aleksandr/golova_professora_douelya.html#0
