На Юго-западном, Румынском и Кавказском фронтах Великая пролетарская революция развивалась в более сложной обстановке, чем на Северном и Западном.
Развернувшаяся здесь борьба за советскую власть велась не только против генералитета и контрреволюционных организаций, но и с враждебными советской власти националистическими объединениями, по территории которых проходили фронты. Это были: Украинская центральная рада, буржуазные организации Закавказья и румынские власти.
Фронтовой комитет Юго-западного фронта, получив известия о событиях в Петрограде, решил оказать сопротивление выступлению большевиков.
Однако настроение комитета далеко не отражало настроения солдатских масс фронта и тыла. Известия о восстании в Петрограде дошли до солдат Юго-западного фронта позднее, чем на других фронтах. Но как только солдатская масса и на этом фронте узнавала о великих событиях в Петрограде, она спешила выразить свою солидарность с петроградскими рабочими и солдатами. 31 октября начальник штаба VII армии генерал Гришинский доносил в штаб Юго-западного фронта:
«В XXII корпусе усиленная большевистская агитация ведется солдатами 6-го полка, где вынесена резолюция о поддержке большевиков... В I гвардейском корпусе на соединенном заседании полковых, дивизионных и корпусного комитетов после бурных прений вынесена следующая резолюция: соединенное заседание заявляет о полной солидарности с петроградским гарнизоном и Всероссийским съездом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в их борьбе за создание твердой революционной власти...»1.
2 ноября командующий XI армией генерал Промотов телеграфировал в штаб фронта:
«В V армейском корпусе настроение крайне нервное, симпатии к большевизму растут особенно в пехоте, сильно ухудшилось отношение к офицерскому составу в 7-й пехотной дивизии. В XXXII армейском корпусе 403-й Польский полк за исключением пулеметной и других мелких команд вынес большевистскую резолюцию с протестом против снятия войск с фронта. 48-й тяжелый артиллерийский дивизион вынес подобную большевистской резолюцию... Большевистское настроение в частях корпуса растет»2.
Центром революционного движения в тылу Юго-западного фронта явилась Винница. Там была сильная большевистская организация. Местный Совет рабочих и солдатских депутатов целиком находился на стороне большевиков. За большевиками шел и местный, значительный по численности, гарнизон.
События в Виннице начали назревать еще до восстания в Петрограде. В воинских частях происходили митинги, собрания, принимались резолюции о немедленной передаче власти в руки Советов. Ввиду «опасного настроения» власти решили в трехдневный срок вывести из Винницы на фронт наиболее большевизированные части. В числе их был 15-й запасный полк. Узнав об этом, полк в полном составе подошел к зданию Винницкого Совета. Делегаты полка заявили, что без распоряжения Совета солдаты на фронт не выступят. После митинга у Совета полк в полном порядке вернулся в казармы. Действия полка вызвали сочувствие других частей гарнизона. Был создан военно-революционный комитет. Отправку 15-го полка на фронт решили задержать. Оружия без ведома военно-революционного комитета не выдавать. Авиационной части поручили под видом учебных полетов следить за подходом к Виннице правительственных войск.
Комиссар Юго-западного фронта меньшевик Н.И.Иорданский, получив 24 октября сведения о выступлении 15-го полка, послал в Винницу отряд с броневиками под руководством своего помощника Т.Д.Костицына и полковника Авраамова. Попытка отряда Костицына, прибывшего в Винницу 25 октября, вывезти оружие из складов успеха не имела. Караул заявил, что без разрешения военно-революционного комитета и Совета он оружия не выдаст. Костицыну пришлось вступить в переговоры с последними. На совместном заседании военно-революционного комитета и Исполнительного комитета Совета Костицын предложил: немедленно выдвинуть 15-й полк на фронт, выдать оружие и арестовать большевиков, вносящих смуту в войска. Обсуждение предложений Костицына было перенесено на пленум Совета. Почти единогласно (при 4 против) принято постановление не выполнять предъявленных требований. В свою очередь Совет потребовал немедленной смены в городе всех комиссаров Временного правительства, ареста Костицына и разоружения его отряда. Костицын вызвал себе помощь. В тот же день в его распоряжение прибыли юнкера с броневиками и артиллерией.
Получив донесение, что Костицын направляет к зданию Совета броневики, а юнкера готовятся к нападению, военно-революционный комитет отдал распоряжение частям винницкого гарнизона о выступлении. Юнкера неожиданно открыли огонь по зданию Совета, — начался бой.
Со стороны восставших в действие были введены примкнувшие к ним броневики и авиачасть.
Перевес был на стороне восставших. Юнкера отступили. Утром 29-го, получив новые подкрепления, они открыли артиллерийский огонь по городу и начали наступление со стороны вокзала. Винницкий гарнизон и рабочие оказывали упорное сопротивление, однако противник имел теперь превосходство. Восставшим пришлось отступить. Поздно ночью 29 октября они заявили, что хотят вступить в переговоры. Костицын запросил у Иорданского по прямому проводу инструкций. Иорданский потребовал безусловной сдачи революционных войск. После этого часть восставших рассеялась по окрестностям, часть была разоружена, отдельные отряды еще долго оказывали упорное сопротивление, но и они в конце концов вынуждены были сдаться.
События в Виннице привлекли внимание Ставки. Исход боя, по-видимому, сильно беспокоил Духонина. 29 октября в разговоре по прямому проводу с Балуевым, информируя последнего о событиях в Виннице, он сообщил:
«Поле борьбы осталось за нами, несмотря на то, что большевики бомбардировали с аэропланов войска, верные правительству»1.
Однако 30 октября он вновь запрашивал по прямому проводу штаб Юго-западного фронта:
«Окончательно ли ликвидировано дело в Виннице?»2.
Начальник штаба генерал Стогов ответил, что
«пока таких определенных донесений нет, но уже передано, что бой кончился, мятежники бегут, но верные войска столь утомлены, что преследовать не могут»3.
Ставку недаром тревожило восстание в Виннице.
В окрестностях Жмеринки был расположен II гвардейский корпус. Представитель Винницкого военно-революционного комитета обратился за помощью к ближайшей артиллерийской бригаде этого корпуса. На собраниях бригады рассказали о боях в Виннице. Тут же была выбрана тройка для организации выступления. Соседний пехотный полк также принял решение выступить вместе с бригадой. Большевистские делегаты Винницы продолжали объезжать полки корпуса. В некоторых полках собирать солдат приходилось самим делегатам, так как полковые комитеты, в большинстве состоявшие из эсеров, заявляли, что собраний и выступлений они не допустят.
На другой день корпус был готов к выступлению. Собрались делегаты всех частей. Обсудили план выступления. Решили двинуться по трем направлениям: Жмеринка — Винница — Киев — Бар. Руководство выступлением возложили на избранный тут же военно-революционный комитет. В части назначили комиссаров. На следующий день по намеченному плану корпус выступил. Часть командного состава, отказавшегося следовать вместе с солдатами, арестовали. Кексгольмский полк шел с командиром во главе и всеми офицерами.
Артиллерийская бригада, Кексгольмский и Волынский полки вошли с развевающимися знаменами — «Вся власть Советам!» и с оркестром в Жмеринку, заняли вокзал, сменили караул, прекратили движение эшелонов с войсками Временного правительства на Москву, отправили свои части в Киев, а артиллерию — в Винницу. Железнодорожники оказали восставшим помощь.
Но выступление II гвардейского корпуса опоздало. Восстание в Виннице было уже подавлено. В Винницу направилась для расправы следственная комиссия. Представители городской управы 30 октября благодарили помощника комиссара Костицына за «твердость и отсутствие колебания, столь редкие у представителей власти в наше время»1.
Фронт не успел придти на помощь винницким большевикам.
Соглашатели на Юго-западном фронте приняли все меры к тому, чтобы задержать победное шествие пролетарской революции. Они создавали «комитеты спасения», действовавшие в согласии с Украинской радой, как, например, в Особой армии. «Комитеты» фактически передоверяли политическую власть командующим армиями царским генералам.
В середине ноября назначен был чрезвычайный съезд армий Юго-западного фронта. Соглашатели верхушечных армейских организаций созывали съезд с целью поддержки создаваемого в Ставке правительства во главе с Черновым. Однако в ходе подготовки съезда эта затея лопнула, как мыльный пузырь. Ярким свидетельством провала этой затеи являются наказы, данные делегатам съезда. Сводка этих наказов дала такую картину: за власть Советов и признание Совета народных комиссаров высказались 150 частей, 2 армии, 2 корпуса, 1 гарнизон и 1 штаб дивизии; за однородную социалистическую власть всех социалистических партий — 102 части, 3 корпуса, 1 дивизия и 1 гарнизон. Все наказы требовали немедленной передачи земли земельным комитетам и немедленного заключения перемирия и мира.
Съезд открылся 18 ноября в Бердичеве. На нем присутствовало около 700 человек с решающим голосом и около 100 с совещательным. Из числа делегатов с решающим голосом большевиков было 267, эсеров — 213, из них около 50 «левых», меньшевиков — 47, украинцев, среди которых были националисты, — 73 и часть беспартийных.
Придавая особое значение съезду, эсеровский центр мобилизовал для участия в нем свои лучшие силы. До открытия съезда на заседании эсеровской фракции присутствовал специально приехавший Авксентьев. Встретив явное несочувствие части фракции, он не осмелился выступить на самом съезде. От меньшевиков прибыл член Центрального комитета Вайнштейн.
Первыми в порядке дня съезда стояли доклады с мест. Доклады еще раз показали, что большинство солдатской массы и на Юго-западном фронте стоит на стороне совершившейся революции. Из 25 докладчиков, выступавших с наказами в руках, 14 требовали организации советской власти на местах и поддержки Совета народных комиссаров. За однородное социалистическое правительство на платформе II съезда Советов и его решений высказалось 11. Подавляющее большинство докладчиков с мест настаивало на переизбрании общеармейского, фронтового и армейских комитетов.
Многие наказы требовали предания суду организаторов и руководителей контрреволюции, в том числе Керенского, упразднения войскового правительства на Дону, расформирования ударных батальонов. Горячие прения вызвала телеграмма Румчерода (Исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесской области), тогда еще находившегося •в руках соглашателей. Румчерод призывал съезд оказать помощь общеармейскому комитету, готовившему вооруженный отпор революционным войскам, продвигавшимся к Ставке. Невзирая на усилия эсеров и меньшевиков добиться поддержки общеармейского комитета, съезд тем не менее нашел, что «общеармейский комитет не отвечает настроению широких масс»1, и потребовал немедленного сложения им своих полномочий.
Вопрос о власти обсуждался три дня. От меньшевиков выступил Вайнштейн, заявивший, что большевики «ведут Россию в пропасть». От Центрального комитета эсеров — Булат, который возводил на большевиков такие небылицы, что вызвал своей речью дружный смех всего зала. Резкая борьба развернулась вокруг резолюций, которых было три: 1) эсеров и меньшевиков, 2) блока «левых» эсеров, украинских националистов и беспартийных и 3) большевиков. Эсеро-меньшевистская резолюция провалилась первой. Тогда эсеро-меньшевистский блок, не желая допустить принятие резолюции большевиков, поддержал своими голосами резолюцию «левых» эсеров и украинцев. Она и была принята в основу. Большевики категорически отказались от участия в дальнейшем ее обсуждении. «Левые» эсеры оказались в меньшинстве; пользуясь этим, правые эсеры и меньшевики внесли в резолюцию несколько своих поправок.
Колебания «левых» эсеров поставили под угрозу дальнейшую работу съезда. При голосовании резолюции, с внесенными в нее эсеро-меньшевистскими поправками, она была отвергнута голосами большевиков, присоединившихся к ним беспартийных и самих ее авторов — «левых» эсеров. Договориться об общей резолюции оказалось невозможным. Апеллируя к своим избирателям, большевики покинули съезд. К ним присоединились «левые» эсеры и беспартийные. Ушли также многие солдаты и из эсеро-меньшевистского блока. Съезд оказался сорванным. Однако на следующий день, 24 ноября, между фракциями было достигнуто соглашение об организации временного военно-революционного комитета как высшей власти на фронте. Через три недели предполагалось созвать новый фронтовой съезд. В состав военно-революционного комитета, избранного в тот же день, вошли 18 большевиков, 9 правых эсеров, 5 «левых» эсеров, 2 меньшевика и 1 беспартийный. Председателем был избран большевик. Украинцы заявили, что они подчиняются только Украинской центральной раде, и войти в состав военно-революционного комитета отказались.
Через день военно-революционный комитет издал приказ № 1, который объявлял, что высшей властью в стране является Совет народных комиссаров. Приказ предписал освободить всех политических заключенных и прекратить все дела по обвинению в политической пропаганде против наступления и невыполнения боевых приказов.
Попытки противников советской власти найти опору на Юго-западном фронте рухнули. Однако в ходе дальнейших событий на этом фронте, как и на соседнем с ним Румынском, пришлось выдержать большой напор контрреволюции.
На Румынском фронте еще больше, чем на Юго-западном, соглашатели чувствовали себя хозяевами положения. При получении первых же известий о восстании в Петрограде они совместно с генералитетом приложили все старания к организации контрреволюционных сил для противодействия надвигающимся событиям. Штаб фронта, возглавляемый монархически настроенным генералом Щербачевым, находился в Яссах. Здесь по инициативе комиссара фронта Тизенгаузена возник своеобразный «военно-революционный комитет» Румынского фронта. В состав этого комитета вошли: сам Тизенгаузен — правый эсер, его помощник Андрианов — тоже правый эсер, затем от фронтового отдела Румчерода два правых эсера и три меньшевика.
Прикрываясь названием, которое для солдатской массы означало борьбу за утверждение советской власти, соглашатели начали поспешно организовывать свои силы. По примеру других военно-революционных комитетов, именем которых он прикрывался, соглашательский «военно-революционный комитет» прежде всего объявил, что вся полнота власти на фронте переходит к нему. Затем он предложил немедленно создать подобные комитеты в армиях, корпусах и дивизиях всего Румынского фронта. На них он возлагал контроль над телеграфом и всеми поступающими распоряжениями, а также обязанности «не допускать самочинных выступлений». Для решительного же подавления «всякого рода бесчинств и анархий» решено было сформировать «сводную революционную дивизию из трех родов оружия, из надежнейших и преданнейших делу революции товарищей»1.
Задумав организовать карательный отряд для борьбы с попытками восстания, каким по существу должна была явиться «революционная дивизия», соглашатели хотели опереться в своих действиях на более активную поддержку фронта. Для этой цели они решили созвать экстренный фронтовой съезд, который и был назначен на 30 октября в румынском городке Романе, местопребывании штаба IV армии.
Формированию «революционной дивизии» было уделено особое внимание. 26 октября всем командирам и комиссарам армий и корпусов была разослана срочная телеграмма от имени генерала Щербачева и «военно-революционного комитета» с предложением немедленно приступить к формированию «революционной дивизии». Порядок формирования должен был обеспечить дивизию таким составом, который являлся бы «надежнейшим и преданнейшим делу борьбы с перекатывающимся к фронту восстанием». Снабженную в изобилии всеми боевыми средствами дивизию предполагалось сосредоточить к вечеру 30 октября в особо указанных пунктах.
Однако формирование бронированного кулака контрреволюции задержалось. Как ни старались соглашатели помешать проникновению на фронт сведений о революционных событиях в Петрограде, они все же просачивались в полки. Некоторые части, стоявшие ближе к Юго-западному фронту, сравнительно рано были осведомлены об этом. Так, например, 32-я дивизия VIII армии еще 26 октября на объединенном заседании полковых комитетов вынесла постановление отправить на имя Петроградского Совета такую телеграмму:
«32-я дивизия приветствует истинных борцов за волю, за землю и мир, сообщает, что в случае если Временное правительство задумает на этот раз устроить трудовому народу кровавую бойню, то все вооруженные силы 32-й дивизии в распоряжении большевиков»2.
В этот же день 165-я дивизия той же армии послала Петроградскому Совету телеграмму, не оставлявшую никаких сомнений относительно истинного настроения солдатской массы.
Экстренный фронтовой съезд открылся 31 октября. На нем присутствовало около 80 эсеров, 40 меньшевиков и 15 большевиков. В порядке дня стояло только два вопроса: текущие события и формирование «революционной дивизии». От эсеров с «программной» речью выступил на съезде помощник комиссара Андрианов. Он заявил, что выступление большевиков бросило вызов остальным партиям.
«Кто к ним присоединится, тот подлежит ответственности, как за тягчайшее государственное преступление»3, — говорил Андрианов по поводу большевиков.
Выступивший затем представитель большевиков отметил необходимость восстания против Временного правительства.
«Если же эсеры и эсдеки-меньшевики будут это движение подавлять, то им грозит опасность оказаться на той стороне баррикады, где находится и буржуазия»1, — подчеркнул он в заключение своей речи.
В таком же духе выступал и другой делегат-большевик.
Последовавшие затем сообщения с мест свидетельствовали, что настроение и сочувствие солдатских масс далеко не в пользу организаторов съезда.
В отдельных случаях даже эсеро-меньшевистские докладчики вынуждены были признать, что сочувствие солдатской массы на стороне большевиков. Представитель 3-й Туркестанской дивизии, меньшевик, заявил, что он был избран на съезд только потому, что в дивизии находится 3 года. Сама дивизия сплошь большевистская. Разложили ее, по его мнению, «царицынские пополнения». Другой представитель этой дивизии в своей речи подчеркнул, что выступление петроградского пролетариата есть борьба
«за свои права, за освобождение от ига капитала. Никакой поддержки Временному правительству дивизия не окажет»2.
В предложениях, принятых съездом за основу для резолюции по текущему моменту, значился пункт:
«Фронтовой съезд считает выступление большевиков актом революционным, но несвоевременным и недопустимым»3.
Председатель съезда Лордкипанидзе внес от имени эсеров поправку по этому вопросу с осуждением выступлений большевиков. После бурных прений поправка была принята. Тогда большевики покинули съезд.
В состав «военно-революционного комитета», утвержденного съездом, от эсеров и меньшевиков вошли прежние лица. Большевики и украинцы своих представителей не дали.
Вопрос о «революционной дивизии» был решен в положительном смысле, и «военно-революционному комитету» поручено было ее формировать.
Фронтовой съезд в Романе, задуманный эсерами как орган мобилизации сил против готовящегося восстания солдатских масс на фронте, не достиг своей цели. Несмотря на видимое большинство, съезд показал шаткость позиций эсеров и меньшевиков и на Румынском фронте. Солдатская масса и здесь большевизировалась все больше и больше. Нажим ее на армейские комитеты заставил последние отказаться от участия в формировании «революционной дивизии».
«Считаем сохранение в армии спокойствия и единства лучшим залогом ее верности революции, а участие в формировании может вызвать недовольство и эксцессы в солдатских массах»4, — заявил, например, армейский комитет VI армии.
Состоявшийся затем съезд крестьянских депутатов Румынского фронта также осудил эту затею.
«Съезд, получив известие о формировании на Румынском фронте дивизии для посылки в Петроград, находит такое явление недопустимым и решительно протестует»1, — говорилось в его постановлении.
«Революционная дивизия» так и осталась не сформированной.
Вопреки соглашательским резолюциям армейских и корпусных комитетов, отдельные корпуса и дивизии, а затем и целые армии начинали переходить на сторону советской власти.
Яркую картину нарастания революционных событий на Румынском фронте представлял чрезвычайный съезд 48-й дивизии IV армии.
Контрреволюционных офицеров провожали с трибуны шиканьем, свистом, руганью. Когда дело дошло до уничтожения знаков различия и полетели кокарды и нашивки, — офицерство потянулось из залы под гул улюлюканья и свиста.
В день окончания съезда был арестован начальник дивизии генерал Е.Ф.Новицкий. Движение, начавшееся на съезде 48-й дивизии, закончилось переворотом во всей IV армии. Командующий армией генерал А.Ф.Рагоза был арестован, комиссар армии эсер Алексеевский дал обязательство выехать за пределы Румынского фронта. Освобожденный через несколько часов генерал Рагоза опубликовал в «Вестнике IV армии» заявление, в котором просил освободить его от командования армией.
«Никакой новый начальник сейчас с армией не справится»2, — заявил он.
В армии был создан большевистский военно-революционный комитет. Старый армейский комитет, скрывавший от солдатской массы распоряжения новой власти, был разогнан. На последнем заседании этого комитета, в присутствии огромной солдатской аудитории были оглашены скрытые телеграммы:
— Известна ли вам, товарищи, вот эта телеграмма? — спросил солдат-большевик, оглашая телеграмму с предложением начать мирные переговоры.
— Нет, не знали. Мерзавцы! Долой их, вон!
— А известна ли вам вот эта телеграмма? — И солдат прочел распоряжение главковерха о приостановке на всем фронте военных действий.
— Нет, не знали. Скрыли, предатели! Пулю им в лоб, довольно подурачили!
Меньшевик председатель упал в обморок. Старый комитет кончил свое существование. Так подходила к Октябрьскому перевороту на Румынском фронте солдатская масса. Ее сочувствие было целиком на стороне советской власти. Но тем не менее здесь, как и на Юго-западном фронте, в силу указанных выше обстоятельств, окончательное торжество советской власти задержалось. Выступления Украинской центральной рады и румынских властей создали на этих фронтах сложную обстановку гражданской войны.
Заседание полкового комитета на фронте в Октябрьские дни.
Рисунок С. С. Бойм.
На Кавказском фронте находилось 5 армейских корпусов: I Кавказский, IV Кавказский, V Кавказский, VI Кавказский и II Туркестанский. Вместе с мелкими подразделениями к октябрю 1917 года здесь было в общей сложности около 200 тысяч человек.
Эта армия стояла на Турецком фронте. Кроме нее в Персии находился особый экспедиционный корпус.
Весть о Великой пролетарской революции быстро всколыхнула солдатские массы и на этом далеком фронте. С первых же дней восстания в Петрограде секретные сводки штаба Кавказского фронта с тревогой начали отмечать это.
«Выступление большевиков Петрограда большинством частей на фронте и в тылу встречено спокойно», —
сообщали сводки за время с 21 по 28 октября. Но те же сводки с тревогой указывали:
«Настроение 4-й Кавказской стрелковой дивизии в связи с выступлением большевиков и последним приказом о дисциплинарной власти резко ухудшилось. 25-й Кавказский стрелковый полк под влиянием агитации отдельных лиц быстро разлагается... В 6-й Кавказской стрелковой дивизии настроение возбужденное»1, — и т. д.
Затем сводки штаба Кавказского фронта начали отмечать усиленный рост влияния большевиков. Влияние большевиков особенно заметно в Кавказской армии в 506-м Почаевском и 508-м Черкасском полках, — говорилось в сводке за время с 28 октября по 4 ноября. О значительном усилении влияния большевиков, лозунги которых приобретают в солдатской среде все больше и больше симпатий, отмечалось в последующей сводке. В более поздних сводках, еще определеннее подчеркивалось растущее влияние большевиков.
Об этом же говорили и донесения начальников отдельных частей и укрепленных районов. Командир 5-й Туркестанской стрелковой дивизии доносил в штаб фронта, что в полках преобладает большевизм. Начальник эрзерумского укрепленного района генерал-майор Зигель, характеризуя влияние политических партий в подчиненных ему частях, сообщал об увеличении числа большевиков. Это увеличение шло с такой скоростью, что в следующей сводке, в графе «влияние политических партий», генерал Зигель уже отмечал: преобладают большевики.
В тылу Кавказского фронта события развертывались с той же последовательностью. Секретная сводка штаба Кавказского военного округа от 27 октября отмечала:
«В Туапсе 26 октября Совет солдатских депутатов вынес резолюцию о захвате власти».
Дальше в сводке говорилось, что в остальных гарнизонах Кавказского военного округа солдатские комитеты работают «в контакте с войсковыми начальниками» и что «наибольшим влиянием пользуются социалисты-революционеры»2. Однако «влияние» социалистов-революционеров скоро начало выдыхаться. В сводке от 18 ноября говорилось:
«В Пятигорске, Ботлихе, Темир-Хан-Шуре, Кутаисе, Туапсе и Новороссийске наибольшим влиянием пользуются большевики».
В той же сводке указывалось, что в Баку большевики назначили своих комиссаров во все военные учреждения.
«Последнее мероприятие,— говорилось в сводке, — вызвало сочувствие среди большинства солдат»1.
В дальнейшем сводки штаба Кавказского военного округа регистрировали усиливающееся влияние большевиков в гарнизонах Тифлиса, Владикавказа, Георгиевска, Петровска, Эривани, Сарыкамыша и других городов. Великая пролетарская революция и здесь находила горячий отклик. Как отмечает одна из сводок, солдаты чутко прислушивались к происходящим в столицах событиям.
Вместе с тем особенности Кавказского фронта налагали свой отпечаток на развитие здесь революционных событий. Обстановка, в которой находились русские солдаты на этом фронте, была иная, чем на других фронтах. Население прифронтовой полосы и глубокого тыла принадлежало к разным национальностям. Быт и язык этого населения были чужды русским солдатам. В прошлом самодержавие разжигало вражду как среди национальностей этого края, так и русских к ним. Русские солдаты чувствовали себя здесь чужими. Да и местное население не питало к ним доверия. В лице русской военщины оно видело лишь гнет и порабощение. Среди солдат Кавказской армии родилось требование: «Скорее домой!» — в Россию, где шел последний бой с помещиками и другими эксплуататорскими классами. Туда спешили и солдаты. Даже нестроевые части вооружались.
«В армии появился новый вид психоза, — сообщал командующий Кавказской армией генерал Одишелидзе главнокомандующему фронта генералу Пржевальскому, — повальное требование оружия всеми нестроевыми частями и командами»1.
11 ноября в Тифлисе образовался «Закавказский комиссариат» — контрреволюционное объединение грузинских меньшевиков и других мелкобуржуазных партий Закавказья. С помощью большевиков солдаты фронта быстро разобрались в классовом характере комиссариата.
«Требующими оружие командами обыкновенно выставляется следующий мотив: закавказское правительство отделилось от России, оружие же русское, а потому его нужно вывозить в Россию»2,— так говорили со слов солдат офицеры.
Командующий VI Кавказским корпусом доносил в штаб фронта, что 18-й Кавказский стрелковый полк явно стал на сторону большевиков. Он постановил:
«Не признавать Кавказский краевой Совет (Закавказский комиссариат), а подчиняться Ленину, которому и идти на помощь»3.
Таково было настроение солдат Кавказского фронта. Контрреволюция и здесь не могла найти себе опоры.
Продолжение следует
История гражданской войны в СССР
| 
