Ворошилов
Вожак луганских большевиков
Обстановка в Луганске и его окрестностях накануне революции 1905 — 1907 годов была, как и по всех стране, накаленной. Луганские пролетарии подвергались чудовищной эксплуатации русских и иностранных капиталистов; крестьяне близлежащих сел и деревень страдали от безземелья и всевозможных притеснений со стороны помещиков. Расстрел солдатами по приказу царя мирной рабочей демонстрации в Петербурге 9 января 1905 года вызвал и здесь мощный взрыв народного возмущения. [12]
Кровавое воскресенье стало началом первой русской революции. Рабочие и крестьяне Луганщины приняли в ней активное участие. Их борьбу возглавил Луганский комитет РСДРП (большевиков). По его инициативе в городе началась подготовка к всеобщей забастовке. В деревнях большевики разъясняли крестьянам необходимость совместных действий с рабочими, решительных выступлений против помещиков.
Посланцы партийного комитета побывали тогда во всех цехах гартмановского завода и на других предприятиях города. Они помогли рабочим выделить представителей в стачечный комитет.
16 февраля забастовали рабочие завода Гартмана. Они предъявили дирекции не только экономические, но и политические требования: 8-часовой рабочий день; увеличение заработка на 20 процентов; не рассчитывать и не арестовывать рабочих и выборных от них как во время забастовки, так и после нее; право участия народных представителей в управлении государственными делами; свобода слова, печати, собраний, союзов и стачек; освобождение всех пострадавших за убеждения. Эти требования были заранее обсуждены и изложены в специально выпущенной листовке. Их горячо поддержали все собравшиеся на митинг паровозостроители.
Выступая на этом митинге, К. Е. Ворошилов сказал:
— Дело революции зреет, и никто не в состоянии помешать нашей победе. Надо готовиться, поднимать массы на борьбу, действовать смело и организованно.
На следующий день заводской двор снова заполнили тысячи рабочих. Они единодушно утвердили 29 пунктов своих требований к дирекции завода и избрали 56 депутатов для ведения переговоров с администрацией (по два представителя от каждого из 28 заводских цехов и отделов). Депутатское собрание стало руководящим органом забастовщиков и выделило из своей среды исполнительный комитет. Председателем исполкома избрали К. Е. Ворошилова, его членами — передовых рабочих Д. А. Волошинова, Д. М. Губского, Д. Н. Гурова, И. Н. Нагих и других.
Чтобы устрашить рабочих и сломить их упорство, местные власти вызвали в Луганск роту солдат. Но забастовка [13] продолжалась. По призыву Луганского комитета РСДРП в поддержку паровозостроителей выступили рабочие железнодорожных мастерских, эмалировочного, костыльно-гвоздильного, спиртоочистительного и других заводов, многих мелких предприятий. Под руководством большевиков шесть тысяч рабочих двинулись к государственному патронному заводу, рабочие которого присоединились к шествию пролетарских колонн. Забастовка стала всеобщей.
Напуганная дирекция гартмановского завода пошла на уступки. Таким образом, забастовка, продолжавшаяся с 16 по 21 февраля, закончилась победой рабочих.
Одним из важных ее результатов было то, что луганским рабочим удалось сохранить депутатское собрание и превратить его в свой постоянный исполнительный орган — зародыш рабочей власти. По существу, писал позднее К. Е Ворошилов, наше депутатское собрание ...являлось подлинным Советом рабочих депутатов, подобным тем, которые возникли тогда в Иваново-Вознесенске, Петербурге, Москве и многих других городах страны...
Влияние депутатского собрания, работавшего под руководством городского большевистского комитета, было настолько сильным, что с его решениями были вынуждены считаться заводская администрация, домовладельцы, хозяева магазинов{4}.
Большое значение Луганский большевистский комитет придавал работе среди крестьян. При комитете была создана специальная крестьянская группа. Члены ее побывали тогда почти во всех селах уезда, проводили там беседы о начавшейся революции, распространяли большевистские листовки, выявляли надежных активистов из деревенской бедноты, договаривались с ними о совместных действиях.
Выступая на одной из нелегальных сходок крестьян села Александровки, Климент Ефремович говорил:
— Мы боремся за наше лучшее будущее, за новую жизнь... В этой священной борьбе у нас общие интересы, [14] рабочие и крестьяне — это единокровные братья, и мы должны идти одной дорогой и сообща бороться за землю и свободу, против наших общих врагов — помещиков и капиталистов.
Луганские большевики помогли создать в Александровке крестьянский актив, который установил связь с другими селами. Крестьяне Александровки в мае 1905 года отобрали землю у помещика Голубева и пользовались ею до 1907 года.
По указанию III съезда РСДРП Луганский партийный комитет вел энергичную работу по подготовке к вооруженному восстанию. К. Е. Ворошилов, Т. Л. Бондарев, А. Я. Пархоменко и другие большевики выявили надежных людей среди рабочих, служивших в армии и умевших владеть оружием, создали боевую дружину, обеспечили ее оружием, организовали при заводской больнице конспиративную санитарную дружину.
Боевые рабочие дружины состояли из строго законспирированных групп по 10 — 12 человек. Они проводили строевые занятия, тренировки в стрельбе, охраняли рабочие митинги. Особенно смело действовали рабочие-дружинники Н. М. Дьяченко, С. К. Крюков, А. А. Лимарев, И. Д. Литвинов, братья Павел и Петр Мальцевы, А. С. Руденко и многие другие. Все они в дальнейшем стали активными участниками Октябрьской революции и гражданской войны.
На счету дружин была и такая боевая операция, как поджог тюрьмы.
Вспоминая о тех днях, рабочий К. А. Кариков писал: «В Луганске было две тюрьмы: новая и старая. Старая пустовала, так как нуждалась в ремонте... Арестованных было много. Нам стало известно, что старую тюрьму будут ремонтировать. В этот момент мы получили боевой приказ от Ворошилова — сжечь тюрьму. Сожгли. Сожгли по Климову приказу».
В июле 1905 года луганские паровозостроители вновь забастовали. Но полиция напала на безоружных рабочих, собравшихся на общезаводской митинг, и открыла по ним стрельбу из револьверов, ранив при этом одного из своих (в дальнейшем этот факт послужил «основанием» для обвинения руководителей забастовки в уголовном преступлении — «умышленном покушении на жизнь полицейского»). [15]
К. Е. Ворошилов и некоторые другие участники и руководители забастовки были зверски избиты полицией и брошены в Луганскую тюрьму. Находясь в заключении, Климент Ефремович сумел наладить связь с членами большевистского комитета и с их помощью продолжал руководить городской партийной организацией.
Нарастание революции по всей стране вынудило самодержавие пойти на уступки — 17 октября 1905 года царь издал манифест, в котором обещал «гражданские свободы» и выборы в «законодательную» думу. Луганский пролетариат по примеру рабочих Петербурга, Москвы, Харькова и других городов усилил натиск на своих классовых врагов. А когда в Москве началось Декабрьское вооруженное восстание, луганские большевики предъявили городской думе ряд революционных требований, суть которых сводилась к следующему:
1. Немедленно распустить городскую думу, образовать вместо нее новую думу, выбранную на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права.
2. Немедленно удалить из города полицию и казаков, передать охрану города в руки народной милиции, отпустив необходимые средства на организацию и вооружение народной милиции.
3. Немедленно отвести соответствующее помещение для народных митингов.
4. Принять меры к прекращению повышения цен на продукты.
Рабочие города единодушно поддержали эти требования.
Отказ городского головы и гласных городской думы выполнить волю народных масс вызвал новый взрыв рабочего возмущения. Тысячи луганских пролетариев двинулись к тюрьме и потребовали освобождения руководителей июльской забастовки. Полиция, жандармские чины и прокурор, вызванные тюремщиками, пытались уговорить рабочих мирно разойтись, однако дело грозило обернуться вооруженной схваткой. В страхе городские власти вынуждены были выпустить на свободу под залог К. Е. Ворошилова, Т. Л. Бондарева, В. Т. Абросимова-Архипкина и других. [16]
В условиях назревавшей революции луганские большевики укрепляют связи с социал-демократическими организациями Алчевска, Алмазной, Горловки, Дружковки, Харькова, Юзовки, с крестьянами пригородных сел и деревень.
Наметились связи с солдатами. По поручению Луганского комитета РСДРП в воинских частях побывали Т. Л. Бондарев, К. Е. Ворошилов, А. Я. Пархоменко, И. И. Шмыров и другие большевики; в солдатских ротах и казачьих отрядах распространялась прокламация «Ко всем солдатам и казакам!». Боясь усиления влияния большевиков, начальство было вынуждено отозвать из Луганска находившиеся там казачьи и общевойсковые подразделения и заменить их другими.
Луганцы живо откликнулись на горловское вооруженное восстание и злодейский расстрел царскими солдатами восставших рабочих. Луганский комитет партии добывал оружие, бомбы, рассылал своих представителей по заводам и окрестностям. На призыв партийного комитета ответили сотни рабочих. Один из них, алчевский металлист Н. Н. Строкатенко, впоследствии писал:
«...Началось горловское восстание, и я поехал туда драться против самодержавия... Думаю, что не только я один поехал из-за ворошиловских прокламаций... Большинство участников горловского восстания были ворошиловскими учениками»{5}.
На помощь горловцам прибыли боевые дружинники из Алчевска, Гришина, Енакиева, Харцызска, Ясиноватой и других городов и железнодорожных станций, но силы были не равны. И хотя участники восстания сражались с полицией и войсками стойко и самоотверженно, восстание потерпело поражение. По полицейским данным, было убито 300 дружинников.
Постановлением царского суда многие участники горловского вооруженного восстания были осуждены на бессрочную каторгу или на 15 — 20 лет каторжных работ, а восемь организаторов и руководителей восстания приговорены к повешению. Были казнены: П. Л. Бабич, А. И. Вещаев, В. П. Григоращенко, [17] А. М. Кузнецов-Зубарев (М. Шайтлендер), И. Д. Митусов, Г. Ф. Ткаченко-Петренко, В. В. Шмуйлович и А. Ф. Щербаков. «Бесстрашно пошли они — восемь рабочих героев — на смерть, — писала тогда большевистская газета «Пролетарий». — Их повесили... за оградой Екатеринославской тюрьмы. Но они живы... Живы в памяти пролетариев, в неостанавливающейся пролетарской борьбе...»{6}.
После подавления восстания в Горловке усилилась угроза ареста членов Луганской большевистской организации. Работать становилось все труднее. Был арестован Я. И. Моргенштейн, под угрозой провала был вынужден покинуть город Л. Л. Шкловский («Сергей») — профессиональный революционер, присланный в Луганск партийным центром. Но луганские большевики и в этих условиях продолжали революционную борьбу.
Шла подготовка к IV (Объединительному) съезду РСДРП. Выполняя ленинские указания, луганцы вели упорную идейную борьбу против меньшевиков, разоблачали их оппортунистические взгляды и действия. Большую помощь в этом оказали проекты резолюций съезда, написанные В. И. Лениным и разосланные в местные партийные организации для обсуждения. Эти документы способствовали усилению большевистского влияния среди рабочих и крестьян. Их обсуждали на нелегальных собраниях и массовках.
«В апреле 1906 года в одной из балок вблизи Луганска состоялась большая массовка, на которой присутствовало около 400 человек, — вспоминает участник революционных событий той поры рабочий И. Д. Литвинов. — Доклад о предстоящем партийном съезде сделал тов. Ворошилов. Он охарактеризовал повестку дня съезда, изложил позиции большевиков и меньшевиков и т. д. Речь его была резко заостренной против меньшевистской тактики. После Ворошилова выступил меньшевистский гастролер, приехавший в Луганск проводить предсъездовскую кампанию. Он критиковал линию большевиков, охаивал восстание и т. д. Собрание начало шуметь и вскоре заставило меньшевистского оратора прекратить свою болтовню». [18]
Настоящий бой меньшевикам представители луганских большевиков дали на IV (Объединительной) конференции «Донецкого союза РСДРП». Они убедительно доказали необходимость объединения с меньшевиками на основе строгого соблюдения определенных условий — ленинских указаний, изложенных в проектах резолюций к предстоявшему съезду.
К. Е. Ворошилов вспоминал, что на конференции представители меньшевиков убеждали делегатов в необходимости выдержки, призывали «хорошо изучать марксизм», собирать силы и средства, не спешить с революционными действиями, пока не станет совершенно ясно, кого надо поддерживать в развертывавшейся революционной борьбе. Это была, отмечает он, типичная меньшевистская болтовня, и надо было дать ей суровую отповедь.
— Революция — это не пустая говорильня, — заявил на конференции К. Е. Ворошилов, — а тяжелое и смертельно опасное дело. Она не терпит пустозвонства и интеллигентской рыхлости... Революция — это кровное дело рабочих и долг подлинных революционеров — быть в первых рядах рабочего класса, а не путаться у него в ногах.
Эти слова вызвали бурную поддержку делегатов, и не только большевиков, но и многих рабочих, еще не порвавших с меньшевизмом. Возгласы: «Правильно!», «Долой меньшевистских соглашателей!», «Да здравствует ленинская платформа объединения!» — отражали настроение подавляющей массы участников конференции. Это была большая идейная победа над меньшевиками, и она была закреплена в результатах голосования по вопросу об объединении: конференция единогласно приняла резолюцию «О необходимости немедленного объединения обеих фракций».
Посланцами на IV (Объединительный) съезд партии луганские большевики избрали своего руководителя Клима Ворошилова и рабочего Ткаченко (в протоколах съезда — Володин и Н. Титов).
«С огромной радостью, — писал Климент Ефремович, — весной 1906 года я под фамилией Володина выехал из Луганска в Петербург, где еще ни разу не был. Мне было в то время 25 лет, и я с волнением и гордостью ощущал, что у меня в потайном кармане находится [19] мандат на предстоящий съезд партии и что в самое ближайшее время я встречусь с работниками Центрального Комитета, а может быть, и с Владимиром Ильичем Лениным, которого я уже хорошо знал по его выступлениям в нелегальной печати, по подпольным и легальным изданиям. Они оставили в моем сознании неизгладимый след. В лице Ленина я видел несгибаемого вождя революции, беспредельно преданного делу рабочего класса, всего народа».
Ленинская школа
В Петербурге К. Е. Ворошилов прежде всего ищет возможность для встречи с В. И. Лениным. В. Д. Бонч-Бруевич, с которым он был знаком по переписке, помог ему найти Н. К. Крупскую.
Н. К. Крупская тепло встретила молодого рабочего-большевика, обстоятельно проинструктировала его о правилах конспирации, сообщила, что съезд, по всей вероятности, состоится за границей, но точное место его проведения еще не определено. Посоветовала отдохнуть и познакомиться с городом.
— А увижу ли я товарища Ленина? — спросил ее Клим. — Где и когда это произойдет?
— Увидите и услышите вы его не один раз, — ответила Надежда Константиновна. — А сейчас подумайте лучше о том, чтобы не провалиться в Питере. Будьте осторожны — шпиков здесь тьма-тьмущая.
Помня советы Н. К. Крупской, К. Е. Ворошилов побывал на книжном складе издательства «Вперед», отобрал нужную рабочим литературу, договорился об отправке ее в Луганск и на соседние с ним шахты и рудники. При этом он показал хорошее знание легальных, полулегальных и нелегальных изданий, проявил широкую эрудицию.
«...Я невольно обратил внимание, — вспоминал В. Д. Бонч-Бруевич, — на его особенно значительную развитость, что тогда не часто встречалось среди представителей провинциальных наших рабочих организаций. В разговоре мне стало ясно, что он много читал и что вполне разбирается в литературе. [20] ...С Луганском у нас начались самые конспиративные дела. Мы посылали туда огромное количество литературы, которая великолепно расходилась по заводам».
А вскоре в стенах издательства «Вперед» состоялась долгожданная встреча с В. И. Лениным, который и сам хотел побеседовать до съезда с его делегатами-рабочими. На этой встрече были заслушаны краткие доклады с мест. К. Е. Ворошилов доложил о составе Луганской партийной организации, о настроении масс, рассказал о борьбе с меньшевиками, маневрах местной буржуазии в связи с выборами в Государственную думу. Владимир Ильич проявил большой интерес к сообщениям делегатов, уточнял многие детали, в том числе и подробности горловского вооруженного восстания.
В заключение Владимир Ильич подвел итоги и разъяснил делегатам обстановку в стране, ближайшие задачи партии. Он подчеркнул, что не следует рассчитывать на легкие победы в борьбе с меньшевиками, что на Объединительном съезде предстоит упорная борьба.
— Мы должны быть готовы, — заявил он, — с честью выдержать бой за нашу подлинно революционную программу и за истинно революционный характер всех решений IV партийного съезда.
Совещание закончилось, но делегаты не расходились. Владимир Ильич тепло и непринужденно беседовал с ними, интересовался многими вопросами: условиями труда, заработками рабочих, вооружением боевых дружин. А когда кто-то из рабочих делегатов сообщил, что крестьяне самовольно захватывают землю у помещиков, В. И. Ленин особенно оживился и сказал:
— Вот это настоящее революционное дело. И мы должны помочь крестьянам выступать еще более решительно, действовать организованно, с нами заодно.
«Как сейчас помню, — писал позднее К. Е. Ворошилов, — с каким воодушевлением Владимир Ильич подхватывал то или иное сообщение, которое правильно освещало ход событий. В таких случаях он оживлялся, поддерживал, а иногда и хвалил того, кто высказывал верные суждения и определения. Раза два и на мою долю выпало такое счастье — услышать от Ильича одобрительные замечания».
Эта первая встреча с вождем запомнилась Клименту Ефремовичу на всю жизнь. [21] «Настроение у нас было превосходное, — вспоминал К. Е. Ворошилов. — Это было хорошо видно по выражению лиц, по тем кратким и сердечным репликам, которыми мы обменивались, расходясь с этого маленького, но такого памятного для нас совещания.
Я чувствовал себя особенно восторженно — исполнилась моя мечта: я увидел Ленина. Владимир Ильич произвел на меня огромное впечатление. Все в нем показалось необыкновенным: и выражение его лица с какой-то особенно теплой и трогательной улыбкой, и манера говорить, выделяя сразу все самое главное и существенное, и его необычайная простота и искренность, и, особенно, такие ясные и такие зоркие глаза, перед которыми невозможно сфальшивить, — они дышат верой и правдой и ждут от собеседника того же самого и как бы просвечивают его насквозь».
IV (Объединительный) съезд РСДРП проходил с 10 по 25 апреля 1906 года в Стокгольме. Участие в его работе явилось для К. Е. Ворошилова замечательной школой революционной закалки.
На заседаниях съезда шла непримиримая борьба с меньшевиками. У Ленина делегаты-большевики учились отстаивать свою линию, разоблачать оппортунизм меньшевиков.
На IV съезде РСДРП К. Е. Ворошилов познакомился со многими видными участниками революционного движения — А. С. Бубновым, В. В. Воровским, Ф. Э. Дзержинским, Л. Б. Красиным, А. В. Луначарским, И. И. Скворцовым-Степановым, И. В. Сталиным, С. Г. Шаумяном, Е. М. Ярославским. Особенно дружеские отношения сложились у него с Ф. А. Сергеевым (Артемом), М. В. Фрунзе и М. И. Калининым. Они часто собирались вместе во время перерывов и в свободное от заседаний время, беседовали о положении дел в тех рабочих районах, которые они представляли на съезде, делились впечатлениями о докладах и выступлениях.
Однажды к ним подошел Владимир Ильич.
— Я вас давно приметил, — сказал он, — вы так все время своей кучкой, одной компанией и держитесь. Это хорошо. Была у нас «Могучая кучка» композиторов — Римский-Корсаков, Балакирев, Бородин, Мусоргский и другие. Они сказали свое новое слово в искусстве. [22]
А рабочий класс — это уже могучая организация. И нам предстоит, дорогие товарищи, не только сказать новое слово в революционной борьбе, но и покончить со старым миром угнетения и насилия, построить новую, замечательную жизнь.
Прохаживаясь вместе с ними, Владимир Ильич расспрашивал их о забастовочной борьбе, боевых рабочих дружинах, настроении трудящихся, привлечении к революционной борьбе молодежи и женщин, интересовался подробностями создания рабочего университета иваново-вознесенских большевиков, в котором готовились партийные агитаторы. Подчеркивая важное значение идейной вооруженности для всей нашей партии, Ленин заметил:
— Без научных знаний, и особенно без знания революционной теории, нельзя уверенно двигаться вперед. Если мы сумеем вооружить основную массу рабочих пониманием задач революции, мы победим наверняка, в кратчайшие исторические сроки и притом с наименьшими потерями{7}.
Как известно, на IV съезде РСДРП произошло лишь формальное объединение двух партийных фракций. Преобладание меньшевиков наложило свой отпечаток на всю работу съезда. И хотя ряд его важных решений был направлен на упрочение единства партии, наряду с ними были приняты и такие, которые шли вразрез с коренными интересами и задачами пролетариата. Однако и в этих условиях В. И. Ленин сумел мобилизовать все революционные силы партии на преодоление возникших трудностей — шатаний и уклона меньшевиков в сторону реформизма, их оппортунистического курса на соглашение с либеральной буржуазией.
Сразу же после съезда В. И. Ленин написал обращение к партии, в котором дал принципиальную критику меньшевистских решений съезда. Большевики, говорилось в нем, будут идейно бороться против тех решений, которые они считают ошибочными. Одновременно отмечалось, что они выступают против всякого раскола, стоят за подчинение решениям съезда. Вместе с Владимиром Ильичем и другими верными его соратниками письмо подписал и К. Е. Ворошилов. [23]
В духе этого важного партийного документа были проинструктированы В. И. Лениным все члены большевистской фракции съезда перед их отъездом на места. Особое внимание при этом Владимир Ильич обращал на необходимость подготовки вооруженного восстания, упрочения связей рабочего класса с крестьянством, всемерного укрепления в ходе революционной борьбы подлинно народных органов власти — Советов рабочих депутатов.
Указания В. И. Ленина стали для делегатов-большевиков и всей партии программой действий. Это был курс на дальнейшее развертывание революционной борьбы.
Встречи с В. И. Лениным вооружали Клима Ворошилова могучим идейным оружием, закаляли его волю. Это помогало преодолевать трудности, выдерживать самые тяжелые испытания, которые подстерегали в то суровое время профессионального революционера, большевика-подпольщика на каждом шагу.
Об этом хорошо сказал М. И. Калинин в связи с 50-летием Климента Ефремовича.
«Для меня в первую очередь, — писал он, — т. Ворошилов с первых дней своей революционной работы — большевик, пролетарий, квалифицированный металлист Луганского паровозостроительного завода. Таким я узнал его на IV Объединительном съезде нашей партии в Стокгольме в 1906 году под кличкой «Володя».
В партию вливалось сравнительно большое число молодых рабочих, но сохраниться, удержаться на партийной работе, в особенности на продолжительное время, разумеется, мог лишь небольшой процент. Первый же арест давал значительный отсев, затем высылки и житейские невзгоды, связанные с нелегальным и полулегальным положением, доканчивали очистку партии от всех ее случайных попутчиков. И вот т. Ворошилов принадлежит к тем, которые сохранили верность партии, верность большевизму до дней ее победы»{8}.
Выполняя ленинские указания, Луганский комитет РСДРП призвал большевиков и всех рабочих мобилизовать силы для продолжения борьбы с самодержавием, помещиками, буржуазией, выработал меры по усилению [24] влияния в массах, улучшению деятельности Луганского Совета, по дальнейшему укреплению боевых дружин. Именно в этот период К. Е. Ворошилов дважды ездил в Финляндию за оружием.
Обстановка в стране в тот период резко изменилась. После поражения Декабрьского вооруженного восстания начался постепенный спад революции. Царское правительство усилило репрессии против рабочих и крестьян, в ряде губерний было введено военное положение. Однако в Луганске местные власти все еще были напуганы революционным натиском рабочих и крестьян. Воспользовавшись этим, большевики действовали смело и решительно. Активизировал свою работу Луганский Совет во главе с К. Е. Ворошиловым С требованием Совета считались администрация заводов и даже местные органы власти. Так, например, по настоянию Совета были приняты на работу все уволенные за участие в забастовке.
Все это свидетельствовало о том, что реакции непросто было подавить революционный энтузиазм народа. А в ночь на 1 мая 1906 года на самой высокой трубе паровозостроительного завода Гартмана появился красный флаг. Утром его увидели даже с окраин города. Полиция в растерянности искала желающих за вознаграждение снять флаг, но таковых не нашлось.
По указанию свыше намечалось сбить знамя артиллерийскими выстрелами, а это угрожало разрушить не только трубу, но и другие заводские сооружения. И тогда представители власти официально обратились в Совет.
«Только после... настойчивых просьб дирекции и полиции, — вспоминал Климент Ефремович, — мы согласились обдумать сложившуюся ситуацию. Ночью, после того как наш победный флаг почти неделю гордо реял над революционным Луганском, мы его сняли».
Важным событием в деятельности Луганского комитета РСДРП и Луганского Совета в тот период было создание профсоюзной организации. Эта работа была начата сразу же после опубликования правительственного разрешения на создание «профессиональных обществ». Большевики взяли в свои руки всю подготовительную работу по выработке профсоюзного устава, определению структуры заводской профсоюзной организации, [25] подобрали в состав будущих руководящих профсоюзных органов завода, его цехов и отделов рабочих-большевиков и надежных беспартийных.
На первом общем собрании завода Гартмана, на котором присутствовало более 800 человек, победу на выборах руководящих органов профорганизации одержали большевики.
Перед Луганским комитетом партии открылись новые возможности для организаторской и политической работы в массах. Профобщество и его комиссии явились хорошим легальным прикрытием для революционной деятельности луганских большевиков. Авторитет профсоюзных органов был настолько высок, что дирекция завода, начальники цехов и мастерских вынуждены были согласовывать с ними все свои основные распоряжения, затрагивавшие интересы рабочих. Видя это, рабочие охотно вступали в профсоюз: только за три первых месяца существования «профобщества» его ряды увеличились с 800 до 2137 человек.
Все нити руководства революционным движением в Луганске и его окрестностях в тот период находились в руках К. Е. Ворошилова, и он вместе с другими членами Луганского комитета партии действовал смело и уверенно. «Оставаясь все время председателем депутатского собрания, — указывает он в автобиографии, — я был избран предом вновь организованного профсоюза рабочих завода Гартмана. Управление заводом фактически перешло в руки рабочих, и директор завода управлял номинально»{9}.
С помощью Луганского комитета РСДРП и профсоюзных активистов-паровозостроителей были созданы профсоюзные организации на соседних с городом шахтах и рудниках, на металлургическом заводе ДЮМО в Алчевске, в самом Луганске — рабочих типографий, булочников и кондитеров, приказчиков торговых заведений, модисток и др. В результате этого большевистское влияние среди рабочих и организованность луганских пролетариев в борьбе за свои экономические и политические права значительно повысились.
К этому же времени относится основание легальной газеты «Донецкий колокол». Председателем ее редколлегии [26] был утвержден К. Е. Ворошилов. Через этот печатный орган Луганский комитет партии и Луганский Совет держали рабочих и все население города в курсе событий международной и внутренней жизни.
Луганские большевики поддерживали связь с В. И. Лениным, провели в тот период ряд митингов и демонстраций. Владимир Ильич советовал им развивать профсоюзное движение и другие формы пролетарской борьбы, поддерживать в массах революционный дух, но предостерег от преждевременных выступлений.
Луганский пролетариат шел твердо за большевиками. Когда в ноябре 1906 года в Луганск прибыла выездная сессия Харьковской судебной палаты, чтобы судить К. Е. Ворошилова и других руководителей июльской забастовки рабочих-паровозостроителей за якобы совершенное ими уголовное преступление — покушение на жизнь полицейского, тысячи рабочих вышли на улицы города и выразили решительный протест против клеветы. Рабочая демонстрация была настолько внушительной, что царские судьи сочли целесообразным отложить процесс (в дальнейшем К. Е. Ворошилов и его товарищи были по суду оправданы).
Луганским большевикам удалось успешно провести избирательную кампанию по выборам во II Государственную думу.
Наступление реакции вынуждало луганских большевиков усиливать конспирацию. В этих условиях они проводили всю подготовку к V съезду РСДРП — составляли отчет Луганской партийной организации съезду, продолжали идейную борьбу с меньшевиками. Своими представителями на съезд они послали К. Е. Ворошилова (он выступал на съезде под вымышленной фамилией — Антимеков, то есть отрицающий меньшевиков) и К. Н. Самойлову (в протоколах съезда она значится под псевдонимом Большевикова).
На V съезде РСДРП (он проходил в Лондоне с 30 апреля по 19 мая 1907 года) К. Е. Ворошилов вновь встретился с В. И. Лениным и его верными соратниками — Л. Б. Красиным, М. М. Литвиновым, Ю. Ю. Мархлевским, И. И. Скворцовым-Степановым, И. В. Сталиным, И. С. Уншлихтом, С. Г. Шаумяном. Впервые выступил на высшем форуме партии. [27]
«Как и на IV съезде, — вспоминал Климент Ефремович, — В. И. Ленин почти каждодневно встречался с большевистской частью делегатов на фракционных собраниях. Эти сборы не имели официальной повестки и специального председателя, а скорее всего походили на товарищеские беседы единомышленников. Как всегда, Ленин старался ничем не выделиться из общей массы, и чаще всего руководил этими собраниями не он, а кто-либо другой. Однако, несмотря на это, как-то получалось так, что Владимир Ильич всегда был в центре внимания, и мы всей душой тянулись к нему. ...Наши фракционные собрания были для нас школой идейного воспитания и в то же время таким местом, где мы решали любые возникающие у нас вопросы»{10}.
Расставаясь с большевистскими делегатами съезда, Владимир Ильич советовал им всемерно повышать руководящую роль рабочего класса в революционной борьбе, разоблачать все происки меньшевиков, а также либеральной буржуазии, которая все более скатывалась на путь контрреволюции.
Возвратившись из Лондона в Луганск, К. Е. Ворошилов вновь активно включился в партийные дела. На большом нелегальном собрании в Вергунской балке, на котором присутствовало около 2 тысяч социал-демократов и передовых рабочих, он рассказал своим товарищам о решениях V съезда партии, ленинских указаниях, о новой обстановке в стране, сложившейся после разгона II Думы («Третьеиюньский переворот»). При этом он особо подчеркнул необходимость быстрейшего перехода всех партийных активистов на нелегальное положение и усиления их работы в массах под различными легальными прикрытиями.
Претворяя в жизнь решения V съезда партии, Луганский большевистский комитет стремился укрепить связи городской партийной организации с рабочими многочисленных шахт, рудников и других предприятий, тяготеющих к Луганску, осуществить задуманное еще до съезда создание окружной партийной организации. Кое-что в этом направлении удалось сделать. Во многих местах к руководству выдвинулись новые люди. [28] Радовало то, что среди них была способная и закаленная молодежь.
Однако спад революции и репрессии царизма против революционного движения все более давали себя чувствовать и в Луганске. За К. Е. Ворошиловым и другими членами партийного комитета неотступно охотились полицейские ищейки. В ночь на 31 июля 1907 года К. Е. Ворошилов был арестован.
В тюрьмах и ссылках
На допросах в Луганской тюрьме К. Е. Ворошилов вел себя стойко. Полиция и жандармы ничего не узнали от него: ни о личной подпольной деятельности, ни о работе Луганской большевистской организации. Для привлечения к судебной ответственности не было никаких оснований, но его продолжали держать в заключении. Лишь в конце сентября 1907 года министр внутренних дел постановил: «Выслать Ворошилова в Архангельскую губернию под гласный надзор полиции на три года, считая срок с 1 октября 1907 года»{11}.
Местом ссылки К. Е. Ворошилову назначили небольшой городок Пинегу в Архангельской губернии. Начался трудный этапный путь. За это время Климент Ефремович близко сошелся с товарищами по пересыльной партии — бывшим учителем Павлом Лагутиным и молодой одесской революционеркой Марией Найдой. обдумал с ними план побега. В Пинеге они привлекли к осуществлению этого плана политссыльных Я. П. Бутырина (Бутыркина), польского революционера, врача В. М. Богутского и при их содействии осуществили задуманное.
В полицейском телеграфном донесении о побеге говорилось:
«Архангельскому губернатору из Пинеги № 795. 22 декабря 1907 года скрылись политические Ворошилов и Найда. Исправник Кунников»{12}. [29]
Все попытки полиции поймать скрывшихся остались безрезультатными.
«...Поймать меня не удалось, — вспоминал К. Е. Ворошилов. — В этом была большая заслуга товарищей, которые принимали участие в организации побега, встречали и провожали меня в разных местах, снабжали паспортами, давали приют».
Отбывавшие в Архангельске ссылку большевики снабдили его подложными документами и отправили в Петербург, а оттуда он получил направление в Баку{13}.
К. Е. Ворошилов вошел в состав Бакинского партийного комитета. Вместе с П. А. Джапаридзе, П. Г. Мдивани (Буду), С. С. Спандаряном, И. В. Сталиным, С. Г. Шаумяном и другими большевиками он участвовал в борьбе против меньшевиков и эсеров, разъяснял рабочим ленинские указания и решения V съезда партии.
Умело сочетая легальные и подпольные формы борьбы, Климент Ефремович проводит в это время в Биби-Эйбате большую организационную и политическую работу, вовлекает в ряды профсоюза пролетариев разных национальностей.
«Старые рабочие, — писала газета «Бакинский рабочий», — помнят выступления тов. Ворошилова на рабочих собраниях, помнят, с какой настойчивостью отстаивал он требования и права рабочих. Тов. Ворошилова часто можно было видеть тогда в помещении правления Биби-Эйбатского отделения Союза нефтепромышленных рабочих (ныне дом № 8/1 по ул. Фрунзе). Здесь он беседовал с рабочими, внимательно разбирал их заявления, глубоко вникая в их нужды»{14}.
Усилившаяся слежка полицейских агентов и угроза провала вынуждают К. Е. Ворошилова уехать в Петербург. Здесь он был арестован. Его заключили в тюрьму «Кресты», а затем по этапу вновь направили в Архангельскую губернию, в город Мезень, где Климент Ефремович находился до конца октября 1909 года. Затем [30] ему удалось добиться перевода в Холмогоры. Холмогорский исправник получил из канцелярии губернатора следующее уведомление:
«Сделав распоряжение о переводе поднадзорного Климентия Ефремова Ворошилова из Мезенского уезда в г. Холмогоры, предлагаю Вашему Высокоблагородию, по прибытии названного лица, учредить за ним надзор полиции и об исполнении мне донести»{15}.
Вместе с другими большевиками К. Е. Ворошилову удается создать в Холмогорах социал-демократическую ячейку. Как ее руководителя, его ввели в комитет колонии политссыльных, избрали председателем товарищеского суда и председателем местного отделения общества Красного Креста, которое не только оказывало помощь наиболее нуждающимся политссыльным, но и содействовало организации и финансированию побегов. При участии Климента Ефремовича холмогорские ссыльные-большевики проводили дискуссии с меньшевиками и эсерами, разъясняли случайно примкнувшим к ним ссыльным ленинские взгляды. Таким образом, и в ссылке, под надзором полиции, К. Е. Ворошилов не прекратил своей революционной деятельности.
В связи со смертью Л. Н. Толстого политссыльные отправили в газету «Русские ведомости» следующую телеграмму: «Политические ссыльные города Холмогор выражают глубокую скорбь по поводу смерти страстного искателя правды, великого художника слова, будильника мысли, Льва Николаевича Толстого»{16}. В числе подписавших сообщение и Ворошилов.
В конце ноября 1910 года холмогорские политссыльные узнали о трагедии в Вологодской и Зерентуйской каторжных тюрьмах. В знак протеста против порки розгами политических заключенных некоторые жертвы зверской экзекуции покончили с собой. Весть об этом вызвала бурное негодование и политические демонстрации студентов.
В ответ на эти события В. И. Ленин писал в статье «Начало демонстраций»:
«В самое последнее время зверства царских тюремщиков, истязавших в Вологде и Зерентуе наших товарищей каторжан, преследуемых за их геройскую [31] борьбу в революции, подняли еще выше брожение среди студентов...
Пролетариат начал. Демократическая молодежь продолжает. Русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции»{17}.
В эти дни К. Е. Ворошилов выступил инициатором протеста политссыльных Архангельской губернии против самодержавного произвола и беззакония. В перехваченном полицией письме Климента Ефремовича одному из политссыльных в Мезень говорилось:
«На днях у нас состоялось совещание по поводу зерентуйских и вологодских событий, на котором приняты две резолюции — одна, выражающая наше негодование и возмущение тем издевательствам и насилиям, которые творит правительство и по поводу возмутительной вакханалии, устроенной «зубрами» Г. Д. (Государственной думы, — Ред.) во время запроса левых фракций в Г. Д.; другая выражает наше преклонение перед геройской смертью Егора Сазонова{18} и товарищей... Эти резолюции будут подписаны всеми желающими не только в городе, но и в уезде и отосланы в редакции газет как русской, так и заграничной прессы. На том же совещании было решено известить и других ссыльных, разбросанных по всем градам и весям России. Очень просим сообщить, что предпринято у Вас по этому делу. Если у Вас еще ничего не сделано, то не откажитесь взять на себя инициативу в этом деле. В том и другом случае немедленно нам напишите. Желательно было бы, чтобы Ваша инициатива не ограничилась пределами Вашего града, а коснулась бы и «уголков», на которые, конечно, есть некоторая еще надежда. С тов. приветом К. Е. В.
Частным образом мы посылаем во фракцию соц.-дем. Г. Д. как копию из упомянутых резолюций, так и особое наше обращение к фракции. К. В.
Ответ адресуйте на меня В.»{19} [32]
К. Е. Ворошилов и другие политссыльные собрали тогда много подписей под текстом резолюций, осуждавших произвол царизма, добились опубликования этих очень важных по тому времени документов в печати. Таким образом, голос политссыльных Архангельской губернии был услышан общественностью всей страны.
После этого репрессии архангельских жандармов и полиции против политссыльных, особенно против тех, кто подписал резолюции протеста, значительно усилились. Пристально следила полиция за К. Е. Ворошиловым. Его неоднократно обыскивают и в феврале 1911 года заключают в Архангельскую тюрьму.
Полиция и жандармы решили создать против К. Е. Ворошилова и арестованных вместе с ним В. А. Липаева и И. М. Избицкого «громкое дело», добиться сурового приговора и тем самым внести страх и дезорганизацию в колонию холмогорских политссыльных.
И хотя для судебной расправы улик не оказалось, особое совещание при министре внутренних дел постановило: «Продлить Липаеву и Ворошилову срок гласного надзора полиции и высылки в Архангельскую губернию еще на один год, а Избицкого водворить для дальнейшего отбытия надзора полиции в Печорский край»{20}.
Несгибаемый большевик Ворошилов и в Архангельской тюрьме стал организатором борьбы заключенных против произвола тюремщиков, провел две голодовки — пятидневную и восьмидневную. Начальник губернской тюрьмы доносил Архангельскому губернскому жандармскому управлению (в октябре 1911 года):
«...Уведомляю Вас, что Климентий Ворошилов во время содержания во вверенной мне тюрьме с 24 февраля по 10 августа сего года был три раза подвергнут дисциплинарным взысканиям: 24 февраля за нарушение тюремных правил заключен в карцер на 7 суток; 28 марта за подстрекательство арестантов к незаконным требованиям — на 7 суток и 1 июля за нарушение правил во время прогулки также на 7 суток.
Кроме перечисленных взысканий Ворошилов часто подвергался заключениям и выговорам за целый ряд нарушений тюремного порядка. Вообще, содержась в [33] тюрьме, Ворошилов отличался крайне дурным поведением и строптивым характером, ведя себя вызывающе дерзко по отношению администрации и надзора, причем своим примером производил дурное влияние на других арестантов, склоняя их к нарушению тюремного порядка и дисциплины. Так, например, под непосредственным руководством Ворошилова арестантами, содержавшимися в одной с ним камере, была объявлена голодовка, мотивированная недовольством применяемыми к ним тюремными правилами, основанными на букве закона. Ввиду такого неодобрительного поведения Ворошилова в последнее время он был совершенно изолирован от других арестантов и помещен в отдельную камеру».
Больного и обессиленного голодовкой и тюремными карцерами Ворошилова с очередной партией «политических» отправили по этапу в уже знакомую ему Мезень, а затем еще дальше — в беломорский поселок Долгая Щель, почти у Полярного круга. Здесь совсем недавно отбывал ссылку его друг, петербургский рабочий Т. Е. Вилков, и Климент Ефремович писал ему из ссылки:
«Здравствуйте, дорогой дядя Трофим... С 15 февраля по 10 августа находился в Архангельской тюрьме, а по 3 сентября — в этапе, шествуя в твою хваленую Долгую Щель... Был арестован в Холмоторах вместе с двумя товарищами... Судебным порядком не рискнули жандармы преследовать, т. к. сознавали, что оскандалятся самым решительным образом, поэтому все пошло в административном порядке, а в результате год набросили. Архангельская тюрьма — это настоящий застенок... Сидел несколько раз в карцерах и простудил чертовски ноги, схватил ревматизм и теперь почти калека. Лечиться здесь, понятно, нечего и думать, и вот сижу тут, у Белого моря и жду погоды»{21}.
Климент Ефремович хорошо понимал, что остаться на зимовку в Долгой Щели в его положении означало обречь себя почти на неминуемую гибель. Поэтому он через местное полицейское начальство обратился к архангельскому губернатору с прошением, в котором писал:
«Я, сидя в Архангельской тюрьме, в карцерах этой тюрьмы настолько простудил ноги, что одно время, там же в тюрьме, не мог пользоваться 15-ти минутными прогулками, предоставленными арестантам. О моей болезни известно тюремному врачу и фельдшеру, у которых я лечился, поскольку это было возможно. В настоящее время я крайне нуждаюсь в систематическом лечении, а в условиях, в которых я живу, невозможно никакое лечение. Прошу Ваше Превосходительство, если не найдете возможным разрешить мне проживание в г. Мезени, распорядиться о переводе меня в Печорский край или еще куда-нибудь, где бы я смог начать необходимое лечение».
Случаи гибели политических ссыльных от болезней и тяжелых условий жизни были тогда довольно частыми, и сведения о них, проникая в печать, доставляли немало беспокойства местной и центральной власти. Видимо, боясь огласки, губернатор распорядился «поднадзорного Климентия Ворошилова водворить в г. Мезень, установив за ним тщательное наблюдение».
В Мезени Климент Ефремович включился в деятельность группы местных политссыльных, восстановил связи со своими товарищами, отбывавшими ссылку в Холмогорах, Пинеге, губернском центре. Все это не осталось незамеченным. В результате — обыски и новые этапы. В марте 1912 года «ввиду неодобрительного поведения» Ворошилова загоняют в самые глухие углы уезда — в Юрому, Усть-Вашку, Дорогорское.
В июле 1912 года К. Е. Ворошилов был освобожден от гласного надзора полиции. Наняв на последние гроши подводу, он немедленно выехал в Архангельск, а затем и за пределы губернии, направляясь в Донбасс. Вместо трех ссылка затянулась на пять лет.
Еще в Холмогорах К. Е. Ворошилов познакомился с политссыльной Екатериной Давыдовной Горбман. Она родилась в 1887 году в Одессе, в бедной семье. В пятнадцать лет начала работать, рано включилась в революционную деятельность. В 1907 году, после второго ареста, была отправлена в Архангельскую ссылку, в Онегу, а затем — в Холмогоры, где и встретила К. Е. Ворошилова. Они полюбили друг друга и навсегда соединили [35] свои судьбы. В 1910 году Екатерина Давыдовна была освобождена и уехала в Донбасс, где и ждала Климента Ефремовича.
По дороге в Донбасс К. Е. Ворошилов заехал в Петербург, ознакомился там с решениями VI (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП, ленинскими статьями в «Правде» и «Социал-демократе», получил подробный инструктаж по выборам в IV Государственную думу.
В Донбассе устроиться на работу оказалось нелегко, К. Е. Ворошилов по-прежнему числился в «черных списках». В Алчевске друзья определили его на работу в свою кооперативную пекарню. Это было весьма кстати, так как позволяло ему открыто встречаться с рабочими и их семьями. «Четыре месяца я работал довольно активно, — писал позднее К. Е. Ворошилов — ...На заводе обретались наши революционные силы, и он представлял собой довольно значительную революционную единицу»{22}.
Под руководством К. Е. Ворошилова в Алчевске проводилась избирательная кампания по выборам в IV Государственную думу по рабочей курии. Рабочие избрали уполномоченными своих надежных представителей и тем самым содействовали победе в избирательной борьбе: депутатом Думы от рабочей курии Екатеринославской губернии был избран большевик Г. И. Петровский.
Полиция и жандармерия продолжали вести за К. Е. Ворошиловым негласное наблюдение. В марте 1913 года после двух арестов ему объявили решение о «мере пресечения недозволенной деятельности» — высылке под гласный надзор полиции на два года в Чердынский уезд Пермской губернии.
Как и в Архангельской ссылке, К. Е. Ворошилов установил здесь связи с политссыльными, вел политическую работу среди местных жителей. Революционная деятельность Ворошилова была хорошо законспирирована, и только благодаря этому он наряду с другими попал в список политссыльных, подлежавших амнистии в связи с празднованием трехсотлетия царского дома Романовых: срок Пермской ссылки Климента Ефремовича был сокращен на один год. [36]
13 марта 1914 года К. Е. Ворошилов вместе с Екатериной Давыдовной, добровольно делившей с ним эту ссылку, выехал в Донбасс.
В Луганске Климент Ефремович вновь оказался безработным; усилилась за ним и полицейская слежка. Все это вынудило его покинуть Донбасс, искать работу в других местах.
Первая мировая война застала К. Е. Ворошилова в Царицыне, где он работал на орудийном заводе. Там вместе с С. К. Мининым, с которым он познакомился еще в Архангельской ссылке, и другими товарищами К. Е. Ворошилов создал общество рабочих потребителей, организовал рабочий хор. Под прикрытием этих легальных организаций они проводили политическую работу в массах, а с началом первой мировой войны — антивоенную агитацию.
«К Ворошилову, — писал товарищ и друг Климента Ефремовича той поры рабочий П. В. Жидков, — частенько заходили старые луганцы. Засиживались допоздна, вели душевные простые разговоры. Говорили, конечно, и о войне.
— Эта война в интересах буржуазии, — твердо заявлял Ворошилов, — мы друзья с германским народом. Я возьму винтовку, когда начнется война против помещиков и фабрикантов. Я за революционную войну».
В.С. Акшинский - Климент Ефремович Ворошилов.
