Ленин с неослабной энергией руководил подготовкой восстания. Скрывался он в это время на квартире у М.Фофановой в Лесном районе. Из предосторожности квартиру посещали только Надежда Константиновна Крупская и сестра Ленина Мария Ильинична. Встречи Ленина со Сталиным и совещания с Центральным Комитетом большевиков устраивались в других помещениях. По указанию Центрального Комитета Выборгский район установил у дома, где жил Ленин, негласный красногвардейский пост.
На квартиру Ленину приносили газеты, доставляли письма и записки. Дверь открывалась только на условленный звонок. Как-то вечером Н.К.Крупская застала у дверей квартиры студента. Это был племянник Фофановой. Он пришёл, когда в квартире кроме Ленина никого не было. Ленину звонок показался условленным; он решил было отворить дверь, но, услышав чужой голос, вернулся в комнату. Студент продолжал звонить. Как раз в этот момент подошла Надежда Константиновна.
— Знаете, в квартиру... забрался кто-то, — сказал растерянно студент.
— Как забрался?
— Да, прихожу, звоню, мне какой-то мужской голос ответил; потом звонил я, звонил — никто не отвечает1.
Непрошеного гостя удалось спровадить.
Ленин редко выходил из своей тайной квартиры. Однажды поздно ночью он возвращался с прогулки. Патруль остановил его, но затем, не найдя ничего подозрительного, отпустил. Ленин прошёл мимо квартиры, боясь открыть своё убежище.
Он вернулся через некоторое время; патруль всё ещё стоял на прежнем месте. Пройти во двор незамеченным было невозможно, и Ленин решил вернуться домой другим путём. Он прошёл на станцию Ланскую, пересек полотно железной дороги, но в темноте заблудился и попал в болото. Только на рассвете пришёл домой.
Каждый день Ленин прочитывал целую охапку газет и тут же писал статьи и заметки для «Правды», записки в Центральный Комитет.
Утром 24 октября Ленин, как обычно, быстро просмотрел газеты. Всё говорило, что приближается.. развязка. Принесли записку о юнкерском налете на «Правду» и мерах, принятых Центральным Комитетом. Работа в учреждениях кончилась рано ввиду тревожного настроения в городе. Квартирохозяйка, едва перебравшаяся через Неву на лодке, рассказала Ленину, что правительство разводит мосты.
Владимир Ильич быстро написал записку. Он просил разрешения приехать в Смольный.
— Сейчас же отвезите в Центральный Комитет и немедленно вернитесь2, — сказал Ленин Фофановой.
Хозяйка квартиры отнесла записку в Выборгский комитет. Оттуда созвонились с Центральным Комитетом и выяснили, что Ленину выходить ещё рано.
Посланная вернулась с отрицательным ответом. Ленин нервно ходил по комнате. Оп забыл, что в отсутствие хозяйки ему нельзя
двигаться, чтобы в нижней квартире не слышали шагов. Прочитав записку, Ленин набросал новое письмо:
«Товарищи!
Я пишу эти строки вечером 24-го, положение до нельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.
Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь всё висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооружённых масс.
Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывают, что ждать нельзя. Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.
Нельзя ждать!! Можно потерять всё!!
Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор.
Кто должен взять власть?
Это сейчас неважно: пусть её возьмёт Военно-революционный Комитет «или другое учреждение», которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа, интересов армии (предложение мира тотчас), интересов крестьян (землю взять должно тотчас, отменить частную собственность), интересов голодных...
Правительство колеблется. Надо добить его, во что бы то ни стало!
Промедление в выступлении смерти подобно»1.
В тот самый момент, когда Ленин писал своё письмо, Сталин послал связного на конспиративную квартиру Ленина. Центральный Комитет вызывал Ленина в Смольный.
Фофанова, носившая письмо Ленина в Смольный, вернулась на квартиру в половине десятого. В комнате Ленина сидел уже связист Эйно Рахья.
Из конспиративных соображений, чтобы не было лишнего свидетеля, Ленин снова, в третий раз, написал какую-то записку и отослал в Смольный.
— Ждём вас до 11 часов. Если вы не явитесь, я волен буду делать так, как хочу2, — сказал Ленин, провожая Фофанову.
Трамваев уже не было. Пришлось идти пешком. Пока посланец добирался в Смольный и обратно, прошло около двух часов. Весь день был таким напряжённым, что Владимир Ильич забыл ряд предосторожностей. Было условлено, что при уходе Фофановой из квартиры лампа не гасится, а только завешивается, чтобы не видно было с улицы. А тут оказалось, что в квартире темно. Фофанова нащупала спички, зажгла лампу — никого. На столе расставлена посуда, пальто Ленина нет, галош иет, а на дне чистой глубокой тарелки лежит записка:
«Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил. До свидания. Ильич»1.
Вождь революции спешил быть там, где билось сердце восстания, — в Смольном.
Переменив одежду, натянув на себя засаленную кепку и обвязав щёку большим платком, Ленин в сопровождении связного вышел на улицу. Улицы были пусты. Одинокий трамвай спешил в парк. Владимир Ильич вскочил в вагон и стал расспрашивать кондукторшу, куда она едет.
— Вот чудак, откуда ты только выискался? Неужто не знаешь, что в городе делается?
— Нет, не знаю.
— Какой же ты после этого рабочий, раз не знаешь, что будет революция. Мы едем буржуев бить!..2
Ленин улыбнулся и живо стал рассказывать, как именно делать революцию. Спутник Ленина сидел как на иголках: в вагоне был народ, могли узнать и выдать Ленина. Но трамвай сворачивал в парк. Пошли пешком. На Шпалерной их нагнали два верховых юнкера. Потребовали пропуска. Рахья вступил в пререкания с юнкерами, дав возможность Ленину уйти вперёд. Юнкера, видимо, решив, что имеют дело с подгулявшими рабочими, отстали.
После полуночи Ленин добрался к Смольному. Проникнуть в Смольный без пропусков оказалось не легко. У дверей толпилось много народу. Владимир Ильич со своим спутником вмешался в группу споривших с караулом. Толпа всё больше теснила караульных. Те не выдержали напора, подались в сторону.
— Где наша ни берёт, — смеясь, говорил Ленин, протискиваясь вслед за толпой в двери Смольного.
Поднявшись наверх, Владимир Ильич сел у окна и послал спутника известить Сталина о своём приходе. В этот момент вошла группа меньшевиков. В одном из них Ленин узнал Дана. Они присели к столу, и Дан, отдуваясь, обратился к соседу:
— Хотите закусить? У меня французская булка с колбасой.
Разворачивая свёрток, Дан вдруг внимательно присмотрелся к Ленину, — видимо узнал, — потом поспешно сгрёб еду и выбежал из комнаты. Владимир Ильич расхохотался.
В комнату, где ждал Ленин, вошёл Сталин с группой товарищей.
Ленина быстро ввели в курс событий: Сталин информировал его о последних решениях Центрального Комитета. С. этого момента Ленин не покидал Смольного. На крутом перевале истории вождь революции непосредственно стоял у руля.
Смольный целиком находился в руках большевиков. Боевой штаб пролетарской революции поместился в бывшем институте «благородных девиц». Свыше 150 лет это здание служило школой «послушания богу и преданности монарху». По поручению царицы Елизаветы Петровны знаменитый архитектор Бартоломео Растрелли, приехавший вместе с отцом, скульптором, в 1716 году в Россию, составил план постройки женского монастыря. По первоначальному проекту сооружение это должно было явиться одной из грандиознейших построек в мире. Растрелли собирался воздвигнуть при монастырском соборе колокольню в 120 метров вышины. Для строительства понадобились колоссальные суммы. Тысячи крепостных рабочих согнали на постройку собора. Со всей страны собрали лучших, искуснейших каменщиков, плотников, столяров. Были созданы специальные кирпичные заводы. К ним приписали много деревень, обязанных поставлять рабочую силу. Команды солдат посылали ломать ценный камень. На сибирских и тульских заводах отливалась черепица из чугуна.
Елизавете Петровне так и не удалось выполнить свой каприз: не хватило средств. После её смерти в казне осталось всего несколько рублей, зато в гардеробе расточительной царицы нашли более шести тысяч платьев. Не достроил здания и Растрелли — он занялся постройкой Зимнего дворца. В 1764 году в недостроенном ещё Смольном монастыре было основано «воспитательное общество благородных девиц» —- первое государственное учебное заведение для дворянских дочерей. А в 1808 году рядом с монастырём была закончена под руководством известного архитектора Гваренги постройка вдовьего дома. Огромное трехэтажное здание с колоннами растянулось на двести метров. Новый дом с широкими сводчатыми коридорами, огромными светлыми комнатами и прекрасным колонным залом для балов и концертов передали под институт «благородных девиц». Вдов же разместили в здании монастыря, законченного, наконец, постройкой.
Смольный институт просуществовал вплоть до 1917 года. Лишь в августе 1917 года воспитанницы были распределены по другим учебным заведениям, а в здание института переселились Центральный исполнительный комитет и Петроградский Совет. С тех пор рабочие Петрограда и солдаты гарнизона хорошо узнали дорогу в институт. Уже в дни корниловского мятежа Смольный стал центром обороны Петрограда. В комнате № 18 поместилась большевистская фракция. Сюда спешили представители фабрик, заводов и революционных полков за советом и руководством. В Октябрьские дни Смольный стал центром восстания. На третьем этаже разместился Военно-революционный комитет. Он занял три комнаты, в которых недавно жили классные дамы института «благородных девиц». До Военно-революционного комитета здесь помещалась военная комиссия эсеро-меньшевистского Центрального исполнительного комитета. Тогда тут царила благодатная тишина. На чистеньких, наглухо закрытых дверях висели аккуратненькие бумажки с извещениями о часах приёма посетителей. Эсеро-меньшевики большую часть времени просиживали во всяких согласительных комиссиях, где разрабатывали совместно с представителями Временного правительства меры борьбы с большевиками. Теперь в недавно тихих сводчатых коридорах раздавался непрерывный гул голосов, топот тысячи ног, лязг оружия. В комнатах Военно-революционного комитета шумно и людно. Поминутно хлопали двери. Являлись солдаты с известиями о настроениях в полках. Вбегали и выбегали с экстренными поручениями красногвардейцы. Смольный превратился в вооружённый лагерь. У входа стояли патрули. На площади перед зданием теснились взволнованные группы рабочих, красногвардейцев, солдат. Наготове стояли осёдланные лошади. В ряд выстроились автомобили и мотоциклы. На широком, изрытом колёсами и тысячами ног дворе горели костры. К аркам величественного подъезда, куда совсем недавно подкатывали раззолоченные кареты, теперь с тяжёлым грохотом подвозили орудия. По сводчатым коридорам с гулким стуком везли пулемёты и тащили винтовки и патроны. А залитый огнями колонный зал был полон рабочих и солдат. То собирались новые хозяева страны, съезжались делегаты съезда Советов.
Здесь же, в Смольном, Ленин утвердил окончательный план занятия последнего оплота Временного правительства — Зимнего дворца.
Зимний дворец решено было окружить по линии — Зимняя канавка — Мойка до Мариинской площади и дальше к Неве, — стянув постепенно кольцо блокады к выходам улиц, упиравшихся в Дворцовую площадь. Для этой решающей операции выделялись лучшие части Красной гвардии, флотские экипажи и наиболее революционно настроенные части гвардейских полков — Кексгольмского, Петроградского, Измайловского, Павловского и Егерского. Операцию предполагалось закончить к 12 часам дня 25 октября.
Штаб восстания разместился в Петропавловской крепости. Там сосредоточилось теперь непосредственное руководство подготовкой к овладению Зимним дворцом и боевыми действиями.
С прибытием Ленина работа Военно-революционного комитета приняла необычайный размах. Вместе со своими соратниками, Сталиным и Свердловым, Ленин широко развернул революционную инициативу и самодеятельность масс. Ленин вызывал и себе красногвардейцев, представителей районов, заводов и воинских частей. Давал точные, исчерпывающие указания. Направлял представителей районов к членам Военно-революционного комитета, требуя немедленного выполнения мероприятий, способствующих созданию гигантского перевеса сил на отдельных важнейших участках.
Все нити восстания сосредоточились в руках у гениального стратега пролетарской революции Владимира Ильича Ленина и его ближайших учеников — Сталина и Свердлова.
В эту ночь на 25 октября у Ленина в Смольном перебывали десятки рабочих и солдат — начальников красногвардейских сотен, связистов. Представители Путиловского заводского комитета и Совета Нарвской заставы лично от Ленина получили детальные указания, как организовать быстрый и полный захват власти в районе.
Вскоре после прибытия Ленина от подъезда Смольного отделилась группа мотоциклов: в районы и на окраины столицы помчались вестники восстания.
Было далеко за полночь, когда один из посланных Смольным мотоциклов остановился у Обуховского партийного комитета. Гонец оставил машину и, показав часовому мандат, вошёл в помещение, где третьи сутки без перерыва работал военно-революционный комитет. Приезжий вручил начальнику Красной гвардии приказ о выступлении и подробную инструкцию.
Момент, к которому так долго готовились обуховские большевики, настал. Все вышли из ревкома на улицу. По переулкам и проспектам в направлении к заводу двигались рабочие. У завода стояли автомобили. В расчётном зале завода толпились люди, дожидаясь выдачи оружия. Рабочие регистрировались, разбивались на отряды, получали винтовки, гранаты, револьверы, садились в автомобили и уезжали в город.
Вставали питерские заставы. Рабочие спешили туда, где раздавали оружие.
В Московско-заставском районе вечером 24 октября в клубе фабрики «Скороход» состоялся районный митинг. Была принята резолюция о необходимости немедленного вооружённого выступления. Митинг окончился в 2 часа ночи. Часть рабочих-красногвардейцев сразу же с митинга поступила в распоряжение штаба военно-революционного комитета.
На фабрике «Скороход» — в каменной пристройке у весов, против столовой — выдавали патроны. Люди выходили оттуда с винтовками, опоясанные пулемётными лентами, и выстраивались во дворе для короткой переклички. Из фабричных ворот быстрым шагом отправлялся в ночную темноту отряд за отрядом. Такие же отряды выходили из ворот заводов Речкина, Сименс-Шуккерта. Пролетарии Московской заставы шли выполнять боевую задачу Октября.
У путиловского театра, где позавчера ещё шумел последний митинг, теперь молчаливо строились красногвардейские сотни. Всё происходило без шума, быстро и чётко. Красногвардейские отряды уходили от завода к районному Совету, а оттуда — в Смольный. После полуночи они стали направляться прямо на захват учреждений, вокзалов. Всю ночь по улицам ходили дежурные патрули. Окраины опустели. Затихла Нарвская площадь. Лишь изредка раздавались быстрые шаги небольшой группы вооружённых рабочих, спешивших на Новосивковскую улицу к дому Совета, окна которого ярко светились всю ночь.
В районных комитетах партии, военно-революционных комитетах, штабах Красной гвардии и районных Советах поспешно заканчивались последние приготовления. По предварительно составленному плану все члены Петергофского районного Совета, каждый в сопровождении небольшого отряда вооружённых рабочих из красногвардейского резерва, были брошены на создание питательных пунктов, распределение оружия, организацию патрулей и сторожевых постов. В помощь членам районного Совета были привлечены члены Путиловского заводского комитета, достававшие медикаменты, перевязочные средства, легковые машины, налаживавшие связь.
На заводах Нарвской заставы работа в ночных сменах на прекращалась. Винтовки стояли у станков. По первому сигналу заводской сирены в цехах Путиловского завода останавливались станки, рабочие хватали винтовки и бежали к заранее условленным местам сбора.
На Выборгской стороне ещё с вечера 24 октября районным Советом был установлен контроль над почтой и телеграфом, образовано бюро переписчиков, составлявших копии со всех телеграмм. К ночи была закончена реквизиция всех перевозочных средств в районе. Грузовые и легковые машины всех предприятий были мобилизованы и находились в полном распоряжении Совета.
Штаб Красной гвардии района заполнился вооружёнными рабочими. Тут были красногвардейцы всех без исключения заводов Выборгской стороны. Места в штабе не хватало. Заняли соседний дом, где помещался районный Совет. Металлический завод прислал один отряд и сообщил, что другой оставлен на заводе и может быть выслан по первому телефонному звонку.
Отряд выборжцев во главе с комиссаром, назначенным районным Советом, занял телеграф Финляндского вокзала, другой захватил в Лесном почту. Комиссар телеграфа — рабочий финн с авторитетным видом задерживал телеграммы на датском, шведском, финском и русском языках. Такое «знание» языков сразу снискало ему уважение телеграфисток. Они приносили ему на просмотр все без исключения телеграммы.
Красногвардейцы Рождественского района после полуночи стали занимать улицы, устанавливать пикеты на своём участке. По дороге к Таврическому дворцу столкнулись с казачьим разъездом. Завязалась перестрелка. Казаки были рассеяны. К часу ночи Таврический дворец был занят.
Представители Ижорского завода, побывав в Смольном, вернулись в Колпино. Спешно ночью же, не теряя ни минуты, вывезли с завода и отправили в Петроград семнадцать броневиков с пулемётами. Две броневые машины оставили у себя для патрулирования по улицам городка. Колпино перешло в руки созданного в эту ночь революционного комитета.
Планомерно и быстро шёл захват важнейших пунктов столицы. В 1 час 25 минут отряд красногвардейцев — выборжцев, балтийцев, солдат Кексгольмского полка и матросов — занял почтамт, уже до того находившийся под наблюдением пикетов рабочих Коломенского района. В 2 часа ночи двумя сильными сводными отрядами были захвачены Николаевский и Балтийский вокзалы. На телеграфе Николаевского вокзала пытались было оказать сопротивление. Красногвардейцы-железнодорожники, присоединившиеся к сводному отряду, очистили помещение телеграфа от контрреволюционеров и арестовали зачинщиков сопротивления. Заняли все посты телеграфной и телефонной связи. Контроль за телеграфом поручили красногвардейцу - телеграфисту. Захватили и поставили охрану в депо, в мастерских и у американского моста.
В это же время революционные отряды заняли электростанции и другие важные предприятия столицы. На центральной электрической станции городских железных дорог рабочие установили свои посты. Работы не прекращались ни на минуту. Трамвайщики могли бесперебойно выполнять свою службу связи и переброску красногвардейцев.
Контрреволюция кое-где пыталась противостоять боевому напору красногвардейцев. Ночью военный штаб округа предпринял попытки с помощью юнкеров вернуть занятые с вечера Петроградское телеграфное агентство (ПТА) и Главный телеграф. У некоторых мостов произошли стычки с юнкерами. Но все попытки были отбиты революционными солдатами и петроградскими красногвардейцами.
Около трёх часов утра на Миллионной улице Павловским полком была выставлена застава. Она задержала автомобиль с юнкерами, ехавшими из Зимнего дворца за помощью в комитет георгиевских кавалеров.
Красногвардейские и солдатские патрули задержали на Миллионной легковую машину. В ней из Зимнего после ночного заседания Временного правительства возвращались министр исповеданий Карташев и управляющий делами Временного правительства А.Гальперин. Их арестовали и отправили в Смольный.
Был задержан также верховный комиссар Станкевич. Его доставили в полковой комитет, но скоро отпустили.
Крейсеру «Аврора» Военно-революционный комитет отдал приказ:
«Комиссару Военно-революционного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов на крейсере «Аврора». Военно-революционный комитет Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов постановил поручить вам всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами восстановить движение по Николаевскому мосту»1.
«Аврора» стояла в ремонте у франко-русского завода. 22 октября предполагалось уйти на пробу машин. Но Центробалт предложил матросам оставаться в Петрограде. Пушки «Авроры» могли понадобиться в любой день в самом Петрограде.
В ночь на 24 октября, готовя свой удар по революции, Временное правительство приказало вывести крейсер в море. Моряки запросили Военно-революционный комитет. Оттуда прислали приказ: «В море не выходить; посылаем комиссара с подробными указаниями»2.
Получив распоряжение Военно-революционного комитета занять Николаевский мост, комиссар приказал прогреть машины и сняться с якоря. Пока шли приготовления, комиссар связался с 2-м Балтийским флотским экипажем, предложив ему под прикрытием пушек «Авроры» занять мост и открыть движение. Когда «Аврора» была готова к отплытию, командир отказался вести крейсер. «Боюсь посадить на мель», — оправдывался он, пытаясь увильнуть от участия в бою. Комиссар приказал промерить фарватер Невы. Оказалось, что корабль пройдет свободно. Всех офицеров немедленно арестовали и стали сниматься с якоря. В самую последнюю минуту командир согласился взять на себя руководство операцией. В 3 часа 30 минут утра «Аврора» отдала якорь у моста, и матросы флотского экипажа начали наводить мост, оттеснив юнкеров.
Под утро Красная гвардия Коломенского района совместно с матросами «Авроры» и Гвардейского экипажа захватили военную гостиницу «Астория» и очистили её от засевших там офицеров. Отряд рабочих завода Эриксон занял манеж и Военно-техническое училище на Караванной улице.
В 6 часов утра 25 октября командой моряков Гвардейского экипажа в сорок человек совместно с кексгольмцами занят был без сопротивления со стороны караула Государственный банк.
В карауле находились солдаты Семеновского полка. Они заявили, что стоят за Военно-революционный комитет и, если их снимут с постов, они сочтут это для себя позором. Семеновцев оставили на карауле вместе с прибывшим отрядом.
Приказ о занятии Центральной телефонной станции был дан около 4 часов утра. Путиловский завком и штаб Выборгской стороны получили распоряжение к определённому часу выслать отряды к Морской улице. Такой же приказ получил Кексгольмский полк. Отряду красногвардейцев Трубочного завода было поручено: «Из продовольственной базы за Нарвской заставой доставить на телефонную станцию продукты для 300 телефонисток».
Комиссар Кексгольмского полка М.Пригоровский взял две роты солдат и двинулся к телефонной станции. Туда же в седьмом часу прибыли красногвардейские отряды. Трубочники привезли продукты: 300 буханок хлеба, 300 банок консервов, сахар и чай.
Ворота телефонной станции оказались приоткрытыми. Охранял их часовой - юнкер. Красногвардейцы и солдаты стремительно бросились в ворота и проникли без всяких выстрелов во двор. Броневик, стоявший во дворе, был захвачен, — пулемётчики, находившиеся в нём, спали.
В узкий двор станции из всех дверей стали сбегаться юнкера. Защёлкали ружейные затворы. Командир революционного отряда, пользуясь темнотой, громко скомандовал: «Вынь патроны!» Не разобрав, кто командует, юнкера разрядили винтовки. Красногвардейцы и кексгольмцы воспользовались моментом, окружили юнкеров и разоружили их.
Дежурный по Петергофскому районному Совету, путиловец Иван Газа, попытался связаться со Смольным по телефону, чтобы доложить о выполнении приказа на выдачу продовольствия для телефонисток. Он позвонил как раз в тот момент, когда красногвардейцы захватывали станцию. Долго не получал соединения. Наконец в трубке послышался грубый мужской голос: — Да я не знаю как соединить, а телефонистки лежат в обмороке.
Телефонная станция была захвачена. Телефоны Зимнего дворца и штаба округа были немедленно выключены. Это крайне затруднило связь правительства и штаба со своими частями и руководящими учреждениями. Правительству и штабу пришлось прибегнуть к посылке связных на автомобилях, но и эта связь вскоре была прервана заставами красногвардейских отрядов и революционных войск.
Утром отряд моряков и красногвардейцев занял последнюю часть Дворцового моста, примыкавшую к Зимнему дворцу. «Дворцовый мост (под окнами моих комнат), — с тревогой записывал Керенский, — занят пикетами матросов-болыпевиков»1.
В 8 часов революционные войска и рабочие Московской заставы закрепили за собой Варшавский вокзал.
Так шаг за шагом отряды красногвардейцев, матросов и солдат овладевали жизненными центрами и важнейшими в тактическом отношении пунктами столицы. Все донесения стекались в Смольный. Каждые 10—15 минут приносили Военно-революционному комитету известия об успешном выполнении войсками возложенных на них задач.
4.
БЕГСТВО КЕРЕНСКОГО.
Временное правительство напрягало последние усилия, чтобы создать опору для своей защиты.
В 2 часа 20 минут ночи 25 октября Левицкий, генерал для поручений при Керенском, вызвал по прямому проводу Духонина из Ставки и передал ему две срочные телеграммы главковерха на имя главнокомандующего Северного фронта с категорическим требованием немедленно выполнить их:
«Приказываю с получением сего все полки 5-й Кавказской казачьей дивизии со всей артиллерией, 23-му Донскому казачьему полку и всем остальным казачьим частям, находящимся в Финляндии, под общей командой начальника 5-й Кавказской казачьей дивизии направить по железной дороге Петроград Николаевский вокзал распоряжение главного начальника Петроградского округа полковника Полковникова. О времени выступления частей донести мне шифрованной телеграммой. Случае невозможности перевозки по железной дороге части направить поэшелонно походным порядком»1.
Второй телеграммой Керенский приказал собрать полки 1-й Донской казачьей дивизии, раскинутые по Северному фронту, и перебросить их в Петроград. При этом Керенский предусмотрительно добавил: полки направлять походным порядком, если железнодорожники помешают подаче вагонов. На помощь Зимнему отовсюду вызывали прежде всего казаков.
Получив телеграммы Керенского, Духонин немедленно вызвал к проводу начальника штаба Северного фронта генерала С.Г.Лукирского.
Генерал доложил, что два полка 1-й Донской казачьей дивизии только что прибыли в Ревель, а два другие 24 октября утром ушли в 1 армию разоружать пехотную дивизию, которая отказалась исполнять боевые приказы.
Духонин приказал отправить любую казачью часть, так как обстановка не терпит промедления. В подтверждение Духонин добавил, что ему только что передали следующую телеграмму генерала для поручений при Керенском:
«Фактически данную минуту гарнизон Петрограда за исключением небольшого числа частей на стороне большевиков или нейтрален. Зимний дворец, по-видимому, окружен, дело принимает серьёзный оборот, поставьте об этом в известность Черемисова. Вероятно, скоро не смогу говорить.
Левицкий»1.
Северный фронт ответил, что все распоряжения уже сделаны. Первыми в Петроград прибудут роты самокатного батальона, которые уже приготовлены к отправке на станции Батецкая.
К утру Духонин вызвал из Зимнего Левицкого. «Очень рад, что могу с вами разговаривать»2, — сообщил Духонин и передал о всех мероприятиях Ставки и Северного фронта. В Петроград направлялись бригады 44-й пехотной дивизии с двумя батареями, 5-я Кавказская казачья дивизия с её артиллерией, 43-й Донской казачий полк. Кроме того, с Северного фронта отправлялись с артиллерией 13 и 15-й донские полки, а полкам 1-й Донской казачьей дивизии, которые направлялись в 1 армию, предписано было с дороги немедленно двинуться в Петроград. 3 и 6-й самокатные батальоны уже шли по линии железной дороги. Духонин предложил выслать навстречу войскам «доверенных лиц». Северному фронту он рекомендовал послать с частями выборных представителей армейских комитетов. Эсеро-меньшевики призваны были уговаривать войска выступить против революции.
В заключение Духонин просил Левицкого дать краткую ориентировку положения для передачи всем фронтам.
Левицкий подробно доложил о последних событиях. Из Кронштадта прибыли моряки. Разведённые мосты вновь наведены революционными отрядами. Весь город опутан сетью постов. Телефонная станция — в руках большевиков. Зимний дворец окружён.
«В общем, — закончил генерал Левицкий, требуя срочно присылки войск с фронта, — впечатление, как будто бы Временное правительство находится в столице враждебного государства, закончившего мобилизацию, но не начавшего активных действий»3.
В четвёртом часу утра 25 октября Керенский прибыл в штаб округа. Но и там он не нашёл ничего утешительного: решающие пункты — в руках противника; подкреплений — ниоткуда; части, обещавшие помощь, перешли на сторону восставших.
Керенский созвал в штабе округа совещание. Решено было вызвать 1, 4 и 14-й донские полки, стоявшие в Петрограде. В полки разослали следующую телефонограмму:
«Главковерх приказал 1, 4, 14-му казачьим полкам, во имя свободы, чести и славы родной земли, выступить на помощь Центральному исполнительному комитету советов революционной демократии, Временному правительству и для спасения гибнущей России»1.
Телефонограмму подписал генерал-майор Багратуни и скрепил комиссар Центрального исполнительного комитета Малевский.
Казаки знали, что их казармы со всех сторон окружены красногвардейскими патрулями. В любой момент из Московского, Нарвского и Петергофского районов могли хлынуть тысячи рабочих, чтобы задержать их выступление. Они запросили штаб, выступит ли с ними пехота; одни-де они выступать не будут.
Из штаба округа Керенский рано утром вернулся в Зимний дворец.
В Зимнем дворце обнаружился недостаток в продовольствии. Сосредоточивая во дворце значительный отряд численностью около 1 600 человек, правительство не думало, что в одни день Зимний будет отрезан от всех учреждений, и не перебросило туда необходимого количества продовольствия. Ещё в ночь на 25 октября продовольственный кризис в Зимнем дворце обострился настолько, что вынудил к посылке юнкеров на поиски продуктов. Один из автомобилей с юнкерами был задержан Красной гвардией у Николаевского вокзала и доставлен в Смольный.
Между тем силы, на которые рассчитывало опереться Временное правительство, продолжали таять.
«Юнкера, — писал Керенский, — настроение которых сначала было превосходно, стали терять бодрость духа; позднее начала волноваться команда блиндированных автомобилей. Каждая лишняя минута напрасного ожидания подкреплений всё более понижала «боеспособность» и у тех и у других»1.
После митинга в Михайловском манеже большая часть солдат автоброневого дивизиона перешла на сторону Военно-революционного комитета. Позже, к 11 часам 25 октября, автоброневой дивизион в полном составе явился к Смольному и передал себя в распоряжение Военно-революционного комитета.
В Зимнем дворце остался лишь один броневик, «Ахтырец», команда которого заявила, что она намерена охранять дворец как ((памятник художественной ценности»2.
Устроили новое заседание правительства. Из Зимнего в штаб и обратно поминутно мчались министры, офицеры, курьеры. Со всех сторон неслись слухи, один другого тревожнее. Положение создавалось крайне напряжённое.
На заседании правительства Керенский объявил о своём отъезде из дворца. Керенский, по его словам, «решил... лично встретить подходившие... войска»3. В 11 часов утра 25 октября он покинул Петроград. Сам Керенский об этом бегстве писал, что он выехал на своём автомобиле, но весть об отъезде, «каким образом, не знаю... дошла до союзных посольств»4.
На самом деле Керенский бежал, прикрываясь флагом иностранного посольства.
Английский посол Бьюкенен так описывает бегство Керенского:
«Около 10 часов утра (25 октября) Керенский командировал офицера с поручением отыскать для него новый автомобиль. Офицер встретил Уэйтгауза, одного из секретарей посольства Соединённых штатов, и убедил его одолжить Керенскому свой автомобиль под американским флагом. Они поехали вместе назад в Зимний дворец. Керенский сказал Уэйтгаузу, что он предполагает выехать в Лугу, чтобы присоединиться к войскам, вызванным с фронта; затем Керенский попросил его передать союзным послам просьбу не признавать большевистского правительства, так как он надеется возвратиться 12-го числа (30 октября старого стиля) с достаточным количеством войск для того, чтобы восстановить положение»1.
Рассказ Бьюкенена полностью подтверждается показаниями офицеров, сопровождавших Керенского. Адъютант управления заведующего автомобильной частью Петроградского военного округа прапорщик Б.И.Книрш был вызван в 10 часов утра в штаб округа. Полковников приказал достать два автомобиля для Керенского, который собирается выехать навстречу подходящим войскам.
Главнокомандующий округа приказал обратиться за машиной в какое-либо посольство. Машину достали у американцев. Вместе с военным атташе американского посольства адъютант вернулся в штаб округа.
Когда на площадь выехала машина с иностранным флагом, красногвардейцы её пропустили.
Иностранная машина оказалась у Керенского отнюдь не «случайно» и держалась вовсе не «на почтительном расстоянии»: иностранный флаг помог председателю Временного правительства России бежать из революционного Петрограда.
Наступление революции было стремительным. Каждая попытка Временного правительства оказать сопротивление победному шествию восстания немедленно отбивалась. Министрам ничего не оставалось, как запереться в Зимнем дворце и бесплодно ожидать прихода войск с фронта.
Продолжение следует
История гражданской войны в СССР
| 
