Глава пятая.
Большевистская партия в борьбе за массы
5. Июньская демонстрация
Июньская демонстрация, как и апрельская, нарастала стихийно. Однако большевики к этому времени имели уже крепкие опорные пункты в рабочих массах Петрограда. В отличие от апрельской демонстрации в июне большевики уже могли ввести стихийно нараставшее недовольство в русло организованной борьбы. Оформляя и углубляя движение, Центральный комитет большевистской партии назначил мирную демонстрацию на 10 июня. Демонстрация должна была развернуться под большевистскими лозунгами: «Вся власть советам», «Долой десять министров-капиталистов», «Рабочий контроль над производством», «Хлеба, мира, свободы». Эта мирная демонстрация должна была выявить перед съездом советов волю петроградских рабочих и солдат, требовавших передать всю государственную власть в руки советов.
Возбуждение масс было подогрето распоряжением Временного правительства о выселении анархистов с дачи бывшего царского сановника Дурново. Приказ Временного правительства упал на раскаленную почву — анархисты занимали только часть здания, большая часть его была занята красногвардейцами и профсоюзами. Рабочие Выборгского района, в котором находилась дача Дурново, пришли в движение. Они увидели в действиях Временного правительства прямую защиту бывших министров, отличавшихся особенной преданностью самодержавию. Возмущение росло, перекидываясь из района в район. Демонстрация обещала вылиться в грандиозный протест против соглашателей, поддерживавших Временное правительство, подорвать к ним всякое доверие со стороны петроградского пролетариата или заставить их стать на путь твердой революционной политики.
Лидеры соглашательских партий, пронюхав о готовящемся выступлении, подняли крик о большевистском заговоре. Заявив на съезде советов, что большевистской демонстрацией хотят воспользоваться контрреволюционеры, они провели постановление съезда о запрещении демонстраций. Против большевиков, если они осмелятся выйти на улицу, выдвигались исключительные угрозы вплоть до изгнания их из советов.
Вскоре, однако, выяснились истинные причины, по которым была запрещена демонстрация. 11 июня состоялось объединенное заседание президиума съезда советов и исполнительного комитета Петроградского совета, исполнительного комитета совета крестьянских депутатов и бюро всех фракций съезда. Заседание превратилось в суд над большевистской партией. Меньшевик [224] Дан во главе специальной комиссии, обследовавшей вопрос о демонстрации, внес резолюцию, осуждающую большевиков:
«Попытка большевистских центров использовать недовольство и возбуждение широких трудящихся масс, возникающие на почве тяжелого экономического кризиса, для устройства демонстрации 9 июня с лозунгом низвержения Временного правительства и захвата власти советами была политической авантюрой, последствия которой были бы целиком учтены в свою пользу контрреволюцией»{295}.
Дан снова заявил, что причиной отмены демонстрации явилось именно стремление контрреволюции использовать выход на улицу рабочих и солдат. Но никто не привел каких-либо данных или фактов, подтверждающих это заявление. Все в один голос твердили, что большевики за спиной съезда советов готовили заговор и вооружаются для боевого выступления.
Истинную причину запрета в запальчивости выдал меньшевик Церетели:
«Резолюция Дана не годна. Теперь не этакие резолюции нужны. То, что произошло, является не чем иным, как заговором, заговором для низвержения правительства и захвата власти большевиками, которые знают, что другим путем эта власть им никогда не достанется... Пусть же извинят нас большевики, теперь мы перейдем к другим методам борьбы. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять. Большевиков надо обезоружить... Нельзя оставить в их руках пулеметы и оружие. Заговоров мы не допустим»{296}.
Контрреволюционная речь Церетели показала полную неспособность мелкобуржуазных партий к самостоятельной политике и откровенный страх перед выступлением революционного пролетариата. Гнев — плохой советник: Церетели в пылу раздражения выболтал, что эсеро-меньшевики готовят передачу всей полноты власти контрреволюционной буржуазии, расчищают пути для военной диктатуры типа диктатуры генерала Кавеньяка во Франции. Ленин тогда же писал об этом:
«Не Церетели или Чернов лично и даже не Керенский призван играть роль Кавеньяка — на это найдутся иные люди, которые скажут в надлежащий момент русским Луи . Бланам: «Отстранитесь», — но Церетели и Черновы являются вождями такой мелкобуржуазной политики, которая делает возможным и необходимым появление Кавеньяков... Ибо Кавеньяк не случайность — «приход» его не единичный момент. Кавеньяк — представитель класса (контрреволюционной [225] буржуазии), проводник его политики. А именно этот класс, именно эту политику вы сейчас уже поддерживаете, господа эсеры и меньшевики!»{297}
Постановление о запрещении демонстрации было вынесено съездом советов, который считался высшим органом советов. Учитывая это, Центральный комитет большевистской партии подчинился постановлению съезда и отменил демонстрацию, назначенную на 10 июня. Но провести это решение в жизнь было трудно, так как постановление об отмене состоялось накануне поздно вечером. Однако большевики смогли удержать массы от выступления на улицу. Это был первый опыт проведения в жизнь сложного и трудного маневра: организовать отступление в условиях, когда стихийное недовольство масс бьет через край.
Эсеро-меньшевики отменили большевистскую демонстрацию, но они не устранили причин, толкавших массы на выступление. Делегаты съезда, побывав на заводах и в полках, всюду наблюдали среди рабочих и солдат ропот и бурное кипение сил, негодование, готовое прорваться наружу. [226]
Когда делегаты рассказали о своих впечатлениях, съезд советов постановил назначить на 18 июня манифестацию, чтобы дать выход настроению масс и попытаться повести их под соглашательскими лозунгами. Кроме того эсеро-меньшевики хотели померяться силами с большевиками и рассчитывали взять в свои руки манифестацию.
Восемнадцатое июня было выбрано для манифестации не случайно. Мелкобуржуазные лидеры знали, что в этот день начинается наступление на фронте. Манифестация доверия съезду должна была одобрить и наступление на фронте.
Но соглашатели просчитались. 18 июня на улицы вышло около пятисот тысяч рабочих и солдат. Со всех концов города потянулись к центру демонстрации с красными знаменами и революционными плакатами. Подавляющее большинство демонстрантов шло под большевистскими лозунгами. Редко-редко попадались одинокие плакаты с выражением доверия Временному правительству. Их встречали свистом и смехом, и небольшие группы, шедшие с «доверием», спешили поскорее пройти.
Гнусную клевету о заговоре большевиков демонстрация развеяла, как дым. О каком заговоре могла идти речь, когда на улицы, демонстрируя свою волю, вышел весь революционный Петроград? Было ясно, кто за кого: за «доверие правительству» — небольшие группки жавшихся друг к другу демонстрантов, за большевистские лозунги — сотни тысяч рабочих масс.
Сталин так описал эту демонстрацию:
«Бьющая в глаза особенность: ни. один завод, ни одна фабрика, ни один полк не выставили лозунга «доверия Временному правительству». Даже меньшевики и эсеры забыли (скорее — не решились) выставить этот лозунг. Было у них все, что угодно: «Долой раскол», «За единство», «Поддержка совету», «За всеобщее обучение» (не любо — не слушай), — не было только главного: не было доверия Временному правительству хотя бы с хитрой оговорочкой — «постольку, поскольку». Только три группы решились выставить лозунг доверия, но и те должны были раскаяться. Это — группа казаков, группа «Бунда» и группа плехановского «Единства». «Святая троица!» острили рабочие на Марсовом поле. Двух из них рабочие заставили свернуть знамя ( «Бунд» и «Единство») при криках «долой». У казаков, не согласившихся свернуть знамя, изорвали последнее. А одно безыменное знамя с «доверием», протянутое «на воздухе» поперек входа на Марсово поле, было уничтожено группой солдат и рабочих при одобрительных замечаниях публики: «Доверие Временному правительству повисло в воздухе»{298}.
Короче — недоверие правительству со стороны громадного большинства демонстрантов при явной трусости меньшевиков и эсеров выступить «против течения» — таков общий тон демонстрации.
Демонстрация вскрыла огромный рост влияния большевистской партии. Массы не только несли большевистские знамена и поддерживали большевистские лозунги.
Тысячи рабочих открыто признавали себя большевиками. Соглашатели не могли скрыть своего поражения. Центральный орган меньшевиков заявлял, что надеялись провести манифестацию доверия советам и Временному правительству, а на деле
«манифестация 18 июня превратилась в манифестацию недоверия Временному правительству... [228] С внешней стороны манифестация 18 июня производила удручающее впечатление. Казалось, что революционный Петроград разошелся с Всероссийским съездом советов. Несколько дней... тому назад съезд выразил доверие Временному правительству.
Восемнадцатого июня революционный Петроград как будто выразил тому же Временному правительству свое полное недоверие»{299}.
Провал мелкобуржуазных соглашателей среди петроградского пролетариата признала вся буржуазная и меньшевистская печать.
Все в один голос твердили о победе большевиков: меньшевики и эсеры — с огорчением, кадеты — с тревогой, монархисты — со злорадством.
«Воскресная демонстрация обнаружила полное торжество «большевизма» в среде петроградского пролетариата и гарнизона»{300} —
такой итог подвела всем наблюдениям левоменьшевистская «Новая жизнь».
Но особую тревогу вызвала демонстрация среди буржуазии.
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/05.html
Скачать (прямая ссылка): istoriyagragdanskoyvoyni1935.djvu
|
