Глава пятая.
Большевистская партия в борьбе за массы
6. Наступление русских войск на фронте
Буржуазия нервно следила за поведением соглашателей. Она давно уже чувствовала сотрясение почвы под их ногами. Кадеты, руководящая партия буржуазии и помещиков, все более мрачно оценивали падающее влияние своих «союзников» — эсеров и меньшевиков. Реакция лихорадочно изобретала новые методы для удержания за собой масс. Таким средством по общему признанию буржуазии и ее мелкобуржуазных союзников должно было стать наступление на фронте. Расчет кадетов был чрезвычайно прост: с помощью соглашателей увлечь армию в наступление. Продолжение войны неминуемо вело к усилению военщины. Этим самым уничтожалось двоевластие, и вся полнота власти переходила в руки буржуазии. Успехи на фронте должны были вызвать новую волну патриотизма и усилить оборонческие настроения. Под грохот войны можно было отложить, а потом и совсем, [229] снять жгучие вопросы революции — о земле, о положении рабочих.
Оправдываясь необходимостью сосредоточить все силы на борьбе с внешним врагом, контрреволюция получала возможность перейти к насилиям, арестам, расстрелам тех, кто агитировал против войны.
Наступление на фронте и в случае провала приносило свои плоды буржуазии. При неудаче можно было свалить всю вину на большевиков.
Активных действий требовали и англо-французские империалисты. Они давно уже поняли, что Россия не способна продолжать войну. Не случайно Америка выступила против Германии сразу после Февральской революции: солдаты Соединенных штатов должны были сменить измученные армии России. Но для переброски войск нужно было время, а пока надо было заставить русских отвлечь к своему фронту как можно больше германских корпусов, надо было
«удержать всеми мерами хотя бы часть русских войск, чтобы не дать Германии перебросить все свои армии на Запад»{301},
как говорит в своих воспоминаниях представитель Англии при Ставке генерал Нокс.
Пресса империалистов изо дня в день упрямо требовала наступления. Дипломаты обивали пороги Министерства иностранных дел, настаивая на боевых действиях. Ив Англии, Франции, Америки приезжали делегации социал-демократии уговаривать русский народ «выполнить свой долг». Гендерсон, Томас, Тома, крупнейшие представители международного соглашательства, ездили по фронту, посещали казармы, фабрики, убеждая «именем революции» воевать.
Во французской газете «Information» 16 мая 1917 года появилось сообщение, что Америка согласна предоставить России большой заем при условии «встречных гарантий».
«Из этого заключают, — писала газета, — что секретная нота, посланная САСШ России, требует гарантий отказа от сепаратного мира и обещаний сотрудничества в полном объеме. Считают, что такая конкретная гарантия со стороны России предусматривается в виде начала наступления на русском фронте»{302}.
Империалисты хотели купить русскую армию, как покупают для бойни скот. Полуколониальная зависимость России при буржуазном Временном правительстве стала еще большей, чем при царе. [230]
Нарастание недовольства в массах и слухи о подготовляемой демонстрации ускорили организацию наступления на фронте. На деньги англо-французских империалистов накапливались запасы снарядов, пушек и пулеметов. Спешно перебрасывались надежные части в ударные пункты.
Эсеро-меньшевистские агитаторы заполонили фронт. Уговаривая и угрожая, обещая и обманывая, они призывали солдат «именем революции» идти в наступление. До каких пределов доходил обман — можно судить по одному примеру, рассказанному солдатом 6-го Финляндского полка.
Полк долго не поддавался на уговоры. Но вот прибыла делегация гвардейского корпуса и заявила от имени всех полков гвардии, что они повернут штыки против финляндцев, если те откажутся выступать.
Солдаты были подавлены известием, что они одиноки. Под нажимом офицеров и прибывшей делегации полк нехотя поднял руки за наступление.
По словам солдата Финляндского полка
«артиллерийская подготовка к атаке была произведена блестяще. Проволочные заграждения противника были сметены, и наш полк с небольшими потерями ворвался в первую линию полуразрушенных немецких окопов. Вторая и третья линии обороны были взяты с боем. Контратака обошлась дорого немцам. Около двухсот трупов рослых немецких юношей и молодых мужчин в тельных сетках с расстегнутыми мундирами лежало в разных позах, уткнувшись в землю.
За третьей линией наши цепи залегли и потребовали смены, так как еще на митинге один из гвардейских делегатов заявил, что гвардия сменит нас, как только мы прорвем линии обороны германцев. Все усилия генералов толкнуть нас в дальнейшее наступление кончились ничем. 6-й Финляндский полк заявил, что условие свое выполнил и ждет гвардию для смены. Так как смена откладывалась, то солдаты и солдатская часть полкового комитета выделили делегацию в части гвардейского корпуса.
Каково же было наше озлобление и ярость, когда мы узнали, что солдаты гвардейского корпуса и не собирались наступать, что им так же грозят финляндскими стрелками, как нам — гвардейцами, а делегация, бывшая у нас, — это просто меньшевистская группа корпусного комитета, с которым никто из солдат-гвардейцев не считается, так как фактически всем корпусом руководит один из большевистски [231] настроенных дивизионных комитетов. Нас обманули самым бессовестным образом»{303}.
План наступления был разработан еще до революции. 17 и 18 декабря 1916 года в Ставке состоялось совещание командующих фронтами, представивших свои схемы атаки. Тогда же Николай II приказал начать весной наступление
«с нанесением главного удара из района 11-й и 7-й армий в направлении на Львов и произвести второстепенные удары на остальных фронтах»{304}.
Генералы Временного правительства даже не затруднили себя выработкой нового стратегического плана: они попросту вытащили старый царский план. И тут, как и во всем, Временное правительство наследовало бездарную политику самодержавия.
Первоначально наступление было намечено на 10 июня, но в это время заседал съезд советов. Авантюру нужно было прикрыть согласием оборонцев. Керенский попросил отсрочить наступление, пока он не добьется одобрительной резолюции. Из Ставки ответили согласием отложить наступление на два дня — не больше, ибо «противник уже ясно чувствует подготовку с нашей [232] стороны»{305}, пояснил главнокомандующий генерал Брусилов. Прошло два дня. Резолюции не было, и генералы стали нервничать. Брусилов по прямому проводу вызвал 12 июня Керенского, настаивая на немедленном приезде. Занятый уговариванием делегатов съезда, Керенский послал на переговоры начальника кабинета военного министерства.
«Резолюция будет вынесена сегодня или завтра, — успокаивал этот начальник Брусилова, — сильно задержалась событиями в Петрограде, а именно выступлением большевиков... К нам уже прибывало немало делегаций с фронта от частей... Каждой из этих делегаций министр разъяснил, что приказания их начальников должны исполняться беспрекословно... Все они уехали в общем удовлетворенные, но это показывает, что для верности приезд туда на место самого министра с резолюцией солдат и рабочих, в дополнение к резолюции крестьянского съезда, совершенно необходим»{306}.
Захватив резолюцию съезда, одобрившую продолжение войны, Керенский уехал на фронт.
Наступление началось 18 июня.
В Петрограде тысячи рабочих и солдат сурово маршировали с требованием мира, а на фронте сотни тысяч шли навстречу смерти.
В Петрограде пролетарские массы голосовали против Временного правительства, а на фронте тысячи людей гибли по приказу и во имя этого же правительства.
На улицах революционной столицы рабочие рвали знамена «доверия правительству», а на фронте под этими же знаменами рвались снаряды, калеча и убивая тысячи лучших трудящихся страны.
Удар по австро-немецким армиям был нанесен на фронте в 70 километров, между деревнями Здвижино и Топелиха, где собрали 312 батальонов — около 300 тысяч солдат. Сюда же привезли около 800 легких пушек и более 500 средних и тяжелых орудий. После двухдневной артиллерийской подготовки части перешли в наступление. 7-я армия заняла окопы неприятеля. Но бездарные генералы не сумели использовать успех. Подкрепления где-то застряли, подходили медленно. Противник выиграл время, накопил силы и заставил русских отойти.
На фронте 11-й армии повторилась та же картина. Полки, заняв окопы, не знали, что делать дальше. План армии не был рассчитан на победу. Части топтались на месте. Время уходило, противник усиливался и переходил в контрнаступление.
Совершенно неожиданно для тупых генералов 25 июня началось успешное наступление 8-й армии. Ставка решает на ходу перепрячь лошадей: переменить план наступления, перебросив пополнения из 7-й армии в 8-ю. Но смелый маневр оказался не по способностям старым генералам. Приказы писались бесконечно долго. Еще дольше подыскивали нужные части, а когда, наконец, нашли, противник нанес 6 июля сокрушительный контрудар.
Подготовленное наспех, построенное на обмане и хитрости, наступление Керенского — Брусилова провалилось. Через четыре-пять дней обнаружилось все противоречие между солдатской массой и буржуазным командным составом. Искусственно созданный боевой порыв быстро иссяк, и части, силой и обманом погнанные в атаку, кинулись обратно в тыл.
Армии Юго-западного фронта за десять дней наступления потеряли около 60 тысяч человек. Такова была кровавая цела авантюры Керенского.
Как долго ни подготовляли наступление, удар оказался необеспеченным. Планы не были разработаны. За отсутствие детального плана был снят по приказу Керенского командующий одной [234] из армий. Технически атака была оборудована из рук вон плохо. В 10-й армии на фронте II Кавказского корпуса вместо 18 блиндированных батарей соорудили только 3, вместо 30 тысяч шагов окопов нарыли лишь 5 тысяч. В I Сибирском корпусе той же армии приготовили около трети намеченных окопов. Не хватило ружейных патронов. Обучение частей было проведено далеко не удовлетворительно.
Многие солдаты даже не умели стрелять из винтовок. Использование резервов, связь частей были поставлены из рук вон плохо. «Что же удивительного, — с горечью признал один из военных комиссаров Временного правительства Станкевич, — что наше наступление окончилось неудачей... Не в полнейшей ли неподготовленности лежит секрет наших боевых неудач при наступлении противника на Юго-западном фронте?»{307}
Армии оказались технически неподготовленными — так признал один из активнейших организаторов наступления. Но буржуазия нашла другие причины: она попробовала свалить неудачу на большевиков.
Еще 23 июня, как только получились первые известия о поражении, генерал Брусилов срочно телеграфировал Керенскому:
«...настроение на фронте пятой армии очень скверное. ...части отказываются занимать позиции и категорически высказываются против наступления... В некоторых полках открыто заявляй», что для них кроме Ленина нет других авторитетов... Считаю, что оздоровление в армии может последовать только после оздоровления тыла, признания пропаганды большевиков и ленинцев преступной, караемой как за государственную измену. ..»{308}
Царский генерал открыл тайну наступления: дело было не столько в войне с Германией, сколько в борьбе с революцией. Наступление на фронте провалилось, а вместе с ним провалился и маневр кадетов. Буржуазия поняла не только факт утраты соглашателями влияния на массы, но и то, что армия уплывала из рук. Революция в армии к июньскому наступлению завоевала твердые позиции, угрожая полностью отбить армию у реакции. [235]
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/05.html
Скачать (прямая ссылка): istoriyagragdanskoyvoyni1935.djvu
| 
