Шоу (Shaw) Джордж Бернард (26.7.1856, Дублин, — 2.11.1950, Эйот-Сент-Лоренс), английский драматург. По происхождению ирландец. Ранние годы провёл в Дублине, по окончании школы (1871) служил клерком. В 1876 переехал в Лондон, занимался журналистикой (в т. ч. музыкальные рецензии) и литературой. Романы "Неразумный брак" (1880), "Любовь артиста" (1881), "Профессия Кэшеля Байрона" (1882) и самый острый по социальной тематике роман "Неуживчивый социалист" (1883, отд. изд. 1887; рус. пер. под назв. "Социалист-любитель", 1910) были отвергнуты буржуазными издателями и печатались в социалистической периодике. В качестве одного из лидеров "Фабианского общества" Шоу на протяжении ряда лет трудился в области непосредственной пропаганды идей социализма, издавая специальные трактаты, брошюры и книги.

Уже в романах (литературном дебюте Шоу) определилось ядро его творческого метода — парадокс как средство ниспровержения признанных идеологических устоев. Первая пьеса Шоу "Дома вдовца" (1892) вызвала скандал и успеха не имела, как и последовавшая за ней пьеса "Сердцеед" (1893). "Профессия г-жи Уоррен" (1894), трактовавшая тему проституции, была впервые поставлена в Англии в 1907. Трудности с постановкой вынудили Шоу издавать пьесы (печать не подвергалась предварительной цензуре). Названные пьесы составили сб. "Пьесы неприятные" (1898); тогда же был издан второй цикл — "Пьесы приятные":

      Многое изменилось в моей жизни за два года, прошедших с тех пор, как я подарил миру свои "Приятные и неприятные пьесы". Тогда я только что вступил в четвертую годовщину своей деятельности критика лондонских театров. Театры едва не прикончили меня. Я выдержал семь лет борьбы с лондонской музыкой, четыре или пять - с лондонской живописью и примерно столько же с современной литературой, вкладывая в критическую битву с ними все свои силы и умение. Переход к деятельности театрального критика принес мне с точки зрения физических усилий огромное облегчение. Различие между праздностью персидской кошки и лямкой извозчичьей клячи не больше, чем различие между обязательным, раз или два в неделю, хождением театрального критика на спектакли и утомительной ежедневной беготней музыкального критика с трех часов пополудни, когда начинаются концерты, и до двенадцати ночи, когда заканчивается опера. С живописью было почти так же скверно. Как-то раз некий альпинист, взглянув на толстые подошвы моих башмаков, спросил меня, не занимаюсь ли я восхождением на горы. Нет, ответил я, эти башмаки предназначены для твердых полов лондонских выставочных залов. Все же было время, когда в часы, остающиеся свободными от моей деятельности новичка-революционера, я совмещал музыку с живописью, писал пьесы, книги и прочие трудоемкие вещи.
      Но театр сбил меня с ног, как последнего заморыша. Я изнемог под его тяжестью, словно рахитичный младенец. Даже кости мои стали разрушаться, и прославленным хирургам пришлось долбить их и скоблить. Я упал с высоты и переломал себе конечности. Доктора сказали: "Этот человек двадцать лет не ел мяса. Ему либо придется есть его, либо он умрет". Я сказал: "Этот человек три года ходит в лондонские театры, душа его опустошена и наперекор природе пожирает тело". И я был прав. Я не стал есть мясо, но отправился в горы, где не было театров, и там я начал оживать. Слишком слабый, чтобы работать, я писал книги и пьесы. Тогда-то и появились вторая и третья пьесы этого сборника. И теперь я гораздо здоровее, чем был когда-либо, с тех пор как впервые в качестве театрального критика переступил роковой порог лондонского балагана.
      Почему же так получилось? Что произошло с театром, если здорового человека он может довести до смерти?

Довольно часто в различных общих оценках драматургии Бернарда Шоу его пьеса «Ученик дьявола» выдвигается как «одна из лучших». Я присоединяюсь к этому мнению.

Пьеса написана еще относительно молодым Шоу. В то время он не дошел еще до той чрезмерной изощренности, до того желания все время удивлять парадоксами, которые позднее часто скорее вредили подлинному эффекту его вещей, чем способствовали ему. Нет никакого сомнения, что «Ученик дьявола» написан проще его следующих пьес.

Вещь эта была написана во время англо–бурской войны. Скептический ирландец, антибритт Шоу совершил довольно смелый акт своей пьесой, ибо последняя напомнила неприятное поражение, которое нанесли великобританскому льву заокеанские колонии, и как бы намекнула на возможность такого же окончания той новой войны, которую вел тогда английский империализм.

В пьесе есть острые политические стороны. То, что говорится об английском военном министерстве, о его тупости, о том, что «английский солдат никогда не победит, пока им руководит английское военное министерство» — звучало в свое время как памфлет. Характерен с этой стороны и образ генерала Бэргойна.

Это подлинный представитель английской империалистической аристократии. Он очень культурен и умен, ему все понятно, он иронизирует над Англией, ее политикой, ее армией, чаще — над самим собой. Его ирония изящна и цинична. Но это вовсе не развинченный и сомневающийся в себе аристократ. Наоборот, это подлинный представитель настоящих хозяев. Он позволяет себе отрицать промахи своей «компании».

В лице Бернарда Шоу мы можем приветствовать одного из самых блестящих паладинов смеха в истории человеческого искусства. Когда вы читаете Шоу, вам становится весело, вы почти беспрестанно улыбаетесь или смеетесь. Но вместе с тем вам делается жутко. Жутко может быть и такому читателю, против которого направлены стрелы смеха Шоу, жутко может быть и сочувствующему читателю, когда Шоу вскрывает перед ним мрачную сущность капиталистической действительности.

У Бернарда Шоу был замечательный предшественник, выразительный и мрачный гений, у которого смех достигал столь же виртуозных и еще более мрачных эффектов. Это паладин смеха такой же, как Бернард Шоу, по обстоятельствам исторического момента, в который он жил, более сумрачный, — это соотечественник Бернарда Шоу — великий сатирик Джонатан Свифт.

Этот человек умел смеяться веселым грациозным серебристым смехом. Его «Гулливер» сделался любимой книжкой детей — буржуазных и пролетарских, и вместе с тем Дж. Свифт с пугающим юмором внес предложение о том, как следует английской буржуазии заготавливать мясо младенцев, излишне рождающихся в бедных английских семьях, как их солить, готовить впрок, делать вкусные блюда, для того чтобы обращать такое несчастье, как сверхнаселение, в источник питания

Я - по собственному велению, —
Сердцу в верности поклянясь,
Говорю о ВЛАДИМИРЕ ЛЕНИНЕ
И о том, что главное в нас.

Вот уже, разгибаясь под ношей,
Вырывается мир из тьмы!
Начинаются горы с подножий.
Начинаемся с ЛЕНИНА мы!

Мы немало столетий ждали
И вместили в себя потому
Силу всех прошедших восстаний!
Думы всех Парижских коммун!..

Жгли сомнения. Шли опасности,
С четырёх надвигались сторон...
Но была на планете партия —
Та, которую создал он!

Мир готов за неё поручиться
Перед будущим наверняка
И лежит на пульсе Отчизны —
Вечно! - ленинская рука.

Он - ровесник всех поколений.
Житель Праг, Берлинов, Гаван.
По широким ступеням столетий
Поднимается ЛЕНИН к вам!

Представляю яснее ясности,
Как смыкают ваши ряды
Люди ленинской гениальности,
Люди ленинской чистоты.

Не один, не двое, а множество!
Вырастающие, как леса,
И по всей Вселенной разносятся
Их спокойные голоса...

Что ж, для этого мы и трудимся.
Терпим холод. Шагаем в зной...
Ведь ещё только начал раскручиваться
И раскачиваться шар земной!

Прозвучи, сигнал наступления!
Солнце яростное, свети!..
Всё ещё впереди! И ЛЕНИН,
Будто молодость, впереди!