«НЕТ НИЧЕГО ТАЙНОГО, ЧТО НЕ СТАЛО БЫ ЯВНЫМ»
Разбор, перевод и расшифровка секретных документов начались сразу же после того, как удалось добиться прямого доступа к шкафам и сейфам дипломатического архива МИД. Представилась возможность впервые заглянуть за кулисы, где готовилась первая мировая война. Эта напряженная работа осуществлялась в полном соответствии с определенными инструкциями из Смольного под непосредственным руководством и при активном участии И. А. Залкинда, Н. Г. Маркина и Е. Д. Поливанова. Им помогали присланные по указанию Военно-морского революционного комитета опытные шифровальщики из Главного морского штаба. Во главе цифирного (шифровального) отдела по рекомендации Поливанова был поставлен знаток военной шифровки В. П. Леман.
Залкинд в своих воспоминаниях приводит один из инструктивных документов, присланных ему из Смольного от Народного комиссариата по иностранным делам. Помимо сообщения о посылке в Наркоминдел специального отряда революционных войск для несения караульной службы, в этом письме, датированном 7 ноября, говорилось: «Непременно достаньте еще одного или двух работающих на машинке (два таких товарища, присланные из Смольного, к этому времени уже находились на Дворцовой, 6. – Авт.), переведите и перепишите как можно большее количество интересующих нас документов и отложите все оригиналы отдельно, их придется хранить особо. Точно сверяйте копии, снимаемые переписчиками (точность дат, имен и пр.), скрепляйте их подписями и печатью.
Оригиналы отберите с таким расчетом, чтоб их можно было спрятать в надежном месте (у чиновников могут быть дубликаты ключей)».
В Центральном партийном архиве ИМЛ при ЦК КПСС хранятся воспоминания Поливанова о том, как приступали к опубликованию тайных договоров. Живой и яркий рассказ очевидца и участника одной из первых важнейших внешнеполитических акций Советского правительства, направленных на реализацию ленинского Декрета о мире, несмотря на некоторые неточности, представляет, как нам кажется, несомненный интерес. Поэтому мы позволим себе привести обширную выдержку из него. Отвлекшись от «длительной и безынтересной» процедуры приемки руководством Наркоминдела кассы, ключей и прочего инвентаря МИД у бывших его чиновников, Поливанов, получив задание постараться найти что-нибудь, что можно было бы завтра же опубликовать в газетах, зашел в «секретную комнату». Там находился, пишет он, вделанный в стену громадный шкаф с очень хорошим затвором, на шести толстых стальных брусьях, двигавшихся одновременно при простом повороте ключа. Он предназначался для хранения особо важных и секретных документов. Совершенно один в комнате Поливанов открыл шкаф, и сначала ему показалось безнадежным найти скоро требуемые бумаги: на нескольких полках стояли ряды больших картонных папок; на некоторых из них были наклейки, притом наклейки, указывавшие содержание, решительно не позволявшие ожидать здесь находки тайных договоров. Однако, точно следуя какому-то наитию, он вынул с верхней полки первую слева папку – и через минуту знал, что имел «в руках все самое нужное, чего хватит, по крайней мере, на первые дни опубликования в газетах...
Это не были самые тексты договоров, – продолжал далее Е. Д. Поливанов, – но это было нечто более нужное для нас в тот момент: здесь находился экстракт из всех договоров и обязательств, которые были заключены между Россией и союзниками в период 1914-1917 гг.
Дело в том, что Терещенко вступил в управление Министерством иностранных дел, будучи, по-видимому, совершенно не знаком с предшествующей работой министерства; содержание самих секретных договоров к томy же и не могло быть ему знакомо до его назначения. И вот папка, которую я выбрал, оказалось, содержала этот сжатый, но весьма обстоятельный очерк наших взаимоотношений с союзниками, очерк, заключавший в себе ряд подлинных цитат из самих договоров, относившихся к наиважнейшим их пунктам, а некоторые из соглашений приводились даже целиком. Составлено было это извлечение непосредственно для личного употребления министра (Терещенко) и, помимо простой сводки документального материала, содержало также известные комментарии к нему. Например, по поводу обещаний, данных Румынии за ее выступление, цинично добавлялось, что эти обещания явно преувеличены и сдержать их на самом деле ни русское правительство, ни союзники не имеют в виду. Словом – это было как раз то, что было нам нужно.
Решено было, что я выберу тотчас же все, что можно немедленно отправить в газеты, – и я снова был в «секретной комнате», откуда вышел лишь в 2 часа ночи. По телефону был вызван из Смольного партийный товарищ – машинист, которому я до ночи диктовал один документ за другим, диктовал и переводил тут же с французского подлинника. На следующий день газеты брались нарасхват. Это был первый день опубликования «тайных договоров», а сенсационное опубликование это продолжалось в течение нескольких недель, встречаемое ежедневно с неослабевающим интересом и напряжением, жадным любопытством масс, с отвращением узнававших так дорого обошедшиеся народам России тайны царской дипломатии»[62].
Е. Д. Поливанов не называет дату обнаружения тайных документов в бывшем МИД, но говорит, что это произошло накануне появления первых публикаций их текстов в газетах, т. е. 9 ноября 1917 г. Однако здесь, вне всякого сомнения, налицо «ошибка памяти» мемуариста, как в подобных случаях говорят историки-источниковеды.
Разбор, перевод и расшифровка секретных материалов из дипломатического архива бывшего МИД, в чем, действительно, принимал участие Поливанов, были начаты не 9 ноября, а раньше, во всяком случае, не позднее 6 ноября. Об этом свидетельствуют как помещенные в газетах того времени интервью, взятые у Залкинда и самого Поливанова (как сообщала, например, 9 ноября «Новая жизнь», Поливанов отметил, в частности: «...Дело разбора и систематизации документов... идет вперед. Все шифры в наших руках»[63]), и воспоминания Залкинда, так и сохранившаяся в материалах ЦПА НМЛ записка-автограф Залкинда от 6 ноября 1917 г., адресованная народному комиссару по иностранным делам, когда в Смольный были направлены, по-видимому, первые тексты обнаруженных и переведенных тайных дипломатических документов.
«При сем прилагаются, – писал Залкинд, –
A. 3 копии тайного договора о Константинополе;
B. 3 копии тайного договора об Эльзасе (перевод);
C. 11 копий с различных телеграмм из Берна и Стокгольма, показавшихся мне по той или иной причине интересными»[64].
Итак, 10 ноября были обнародованы первые документы из секретных материалов архива бывшего Министерства иностранных дел. На страницах «Известий» они сопровождались вступительной статьей от Народного комиссариата по иностранным делам. «Приступая к опубликованию секретных дипломатических документов из области внешней политики царизма и буржуазных коалиционных правительств, мы выполняем то обязательство, которое приняли на себя, когда наша партия находилась в оппозиции.., – говорилось в заявлении Наркоминдела. – Русский народ и с ним вместе народы Европы и всего мира должны узнать документальную правду о тех планах, которые втайне ковали финансисты и промышленники совместно со своими парламентскими и дипломатическими агентами... Упразднение тайной дипломатии есть первейшее условие честности народной, действительно демократической внешней политики. Проводить такую политику на деле ставит своей задачей Советская власть»[65]. Подчеркивая исключительное значение этого важного шага новой, рабоче-крестьянской власти, «Правда» писала: «Ныне русская революция раскрывает и обнажает тайны капиталистической дипломатии... Солдаты России, Англии и Франции узнают, за что они проливали свою кровь... Опубликование тайных договоров нанесет удар всей международной буржуазии»[66].
Одна из страниц газеты «Известия», опубликовавшей секретные дипломатические документы
Официальные советские издания «Известия» и «Газета Временного рабочего и крестьянского правительства» (далее «Газета») напечатали по 18, а кроме того, «Правда» – 6 тайных дипломатических документов [67].
Будучи вечерней газетой, «Рабочий и солдат» смог в тот же день откликнуться на это событие. В специальной заметке говорилось: «Сегодня в «Известиях С.Р. и С.Д.» опубликована уже часть тайных договоров и взаимных сношений правительств союзных стран... Печатая тайные договоры, Рабочее и Крестьянское правительство тем самым решительно порывает с тайной дипломатией и вступает на путь открытой, истинно демократической политики» [68].
Мгновенная реакция буржуазной и правосоциалистической прессы и стоявших за ее спиной контрреволюционных сил была весьма своеобразной. Поставленные перед свершившимся фактом и вынужденные с этим смириться борзописцы буржуазных и соглашательских газет сделали вдруг крутой поворот на 180 градусов. Забыв о своих совсем недавних волнениях и возмущении действиями представителей Наркоминдела, направленными на установление контроля над секретным дипломатическим архивом бывшего МИД, они теперь на удивление дружно, словно по команде, стали выступать с заявлениями о «явной незначительности» и «очевидной несерьезности» предпринятого Советской властью издания. «Само содержание опубликованных документов, – указывал, например, 11 ноября «День», – не внесло ничего такого, что могло бы удивить даже профанов в политике»[69]. Вполне соглашаясь с, мягко выражаясь, беззастенчивым утверждением той же газеты, что многие, если не все обнародованные 10 ноября документы (и, прежде всего, соглашение царской России с союзниками о Константинополе и черноморских проливах), давно стали уже секретом полишинеля, меньшевистская «Рабочая газета» вторила: «Ничего нового по существу мы из опубликованных документов не узнали... Во всем этом, повторяем, ничего нового нет»[70]. Подобные «суждения» в тот же день, 11 ноября, получили авторитетную поддержку официоза союзных посольств в Петрограде «Антанта»: «Козырной туз, которым так стращали своих противников большевики, оказался некозырной двойкой... В самом деле, бутафорский эффект взрыва этой новой большевистской бомбы должен оставить без вожделенного удовлетворения даже самых нетребовательных любителей политических сенсаций. Все, о чем говорится в публикуемых документах, давно известно в общих чертах...»[71]
Справедливости ради следует отметить, что «Рабочая газета», упоминавшаяся выше, признала грабительский, империалистический характер опубликованных тайных документов, а также то, что в прошлом меньшевики «не настаивали на немедленном их опубликовании». Но соглашатели и здесь остались верны себе. Эти красноречивые сами по себе признания, оказалось, потребовались им лишь для того, чтобы сделать удивительно «логичный» вывод – опубликование тайных договоров имеет смысл «лишь в том случае», если оно «произведено одновременно в странах обеих воюющих коалиций»[72].
Вместе с тем даже буржуазная и правосоциалистическая печать, пусть с оговорками и в довольно общей форме, вынуждена была, однако, сказать хотя бы часть правды. А она состояла в том, что, как сообщал, например, «День», сам факт обнародования первых секретных дипломатических документов был встречен «в союзных посольствах и миссиях с чувством негодования», хотя тут же, на другой полосе газетной страницы, можно было прочесть, что, мол, эти документы, «по мнению представителей дружественной нам дипломатии, не содержат в себе ничего такого, что могло бы поколебать престиж России и ее союзников, а равно повредить интересам наших друзей»[73]. Тщательно скрываемое, но вылезавшее, несмотря ни на что, наружу беспокойство явственно прозвучало и в следующем номере за 12 ноября. Поместив очередной «бодрый» комментарий о том, что «новая серия писем и документов (имелась в виду вторая подборка секретных дипломатических материалов, опубликованная в советских газетах 11 ноября. – Авт.) из архива Министерства иностранных дел представляет еще меньше новизны и интереса, чем первая серия», «День» тут же выдавал себя весьма выразительной фразой: «Другое дело, как отнесутся к этому союзники»[74].
Антисоветское большинство гласных городской думы – одного из главных контрреволюционных центров в Петрограде послеоктябрьских дней, – вокруг которого объединились фактически представители почти всех буржуазных и мелкобуржуазных партий, в лице своего лидера правого эсера Г. И. Шрейдера тотчас же поспешило отмежеваться от публикации, предпринятой Наркоминделом. «Сегодня ко мне зашел городской голова, – записал в дневнике английский посол Д. Бьюкенен, – с целью заверить меня, что русская демократия сурово осуждает открытие переговоров о сепаратном перемирии, а также опубликование наших тайных соглашений...»[75]
11 ноября подпольное Временное правительство после обсуждения на своем заседании вопроса о начавшейся публикации тайных договоров признало необходимым дать соответствующие опровержения. Выполнение этого решения возлагалось на человека, чье имя неоднократно упоминалось выше, – на бывшего старшего товарища министра иностранных дел А. А. Нератова. Он и написал специальную записку, которая, вероятно, должна была явиться своеобразным черновиком будущего «опровержения». Нератов, однако, не сумел сколько-нибудь основательно подтвердить столь желательную для русской и международной буржуазии версию о фальсификаторском характере публикации тайных договоров и ограничился заявлением о том, что ему, дескать, «трудно на память установить тождество подлинника с текстом опубликованных документов» и что министры Временного правительства и Министерство иностранных дел не несут ответственности за издание некоторых из опубликованных документов, озаглавленных «записка», «справка» и т. д., которые хотя, возможно, и хранятся в архиве министерства, но не имеют якобы никакого официального значения. Более того, Нератов вынужден был признать, что представители Наркоминдела «могли располагать подлинными текстами» документов, имея доступ к секретному архиву бывшего Министерства иностранных дел [76].
Дальнейшая публикация в советской печати секретных соглашений и дипломатической переписки царского и буржуазных правительств России с империалистическими державами проходила под непрерывный аккомпанемент озлобленных комментариев буржуазных газет. Снова и снова стоявшие за их спиной контрреволюционные деятели стремились поставить под сомнение серьезность и достоверность осуществлявшегося издания. С этой целью, в частности, были предприняты попытки убедить читателей в абсолютном невежестве и полной некомпетентности «новых» руководителей и сотрудников Наркоминдела. На это в осторожной, так сказать, дипломатичной форме позволил себе намекнуть Нератов: «Нужно, однако, полагать, что эти лица (т. е. новые сотрудники Наркоминдела. – Авт.) не вполне отдают себе отчет в том, что является дипломатическим документом»[77]. И именно об этом с предельной откровенностью писал, например, «День»: «Самый подбор документов, предназначенных для опубликования, обнаруживает полнейшее невежество привлеченных к этому делу лиц»[78]. Но явная тщетность подобных попыток становилась совершенно очевидной, стоило только взять в руки советскую газету и ознакомиться с любой публикацией.
В самом деле, все публикации содержали тексты самих документов на русском языке; тексты документов на иностранных языках и шифрованные материалы приводились в переводе и расшифровке с соответствующими примечаниями: «перевод с французского языка», «перевод китайской ноты», «шифр», «шифрованная телеграмма» и т. д. Воспроизводились также все находившиеся в текстах документов пометки, номера, примечания; подписи и выделенные слова печатались иным шрифтом, отсутствие подписи в документе специально оговаривалось. Каждый документ имел подробный заголовок: «Секретная телеграмма послу в Париже. Петроград, 24 февраля 1916 г., № 948» или «Копия ноты министра иностранных дел от 1 (14) февраля 1917 г. за № 26 французскому посланнику в Петрограде»[79]. Помимо этого редакция часто давала свой заголовок, содержавший политическую оценку публиковавшихся материалов и помогавший читателю сразу же уяснить их содержание, направленность и значение, скажем, «Отношение французского правительства к революции в России», «Терещенко защищает корниловщину», «Экономическая зависимость России от союзников», «Ложь Керенского», «Заботы г. Терещенко», «Внутреннее положение Австрии, положение русских военнопленных». Перед специально подготовленной подборкой документов, как правило, помещалось общее название темы. Вот некоторые из них: «Царская дипломатия, печать и сыск», «Положение дел в Румынии», «Как был продан румынский народ», «Самоопределение Польши и Литвы».
И. А. Залкинд вспоминал: «Опубликование производилось по мере нахождения документов, и у нас физически не было времени для писания каких-либо введений или предисловий к ним». Однако в целом ряде случаев печатавшиеся документы сопровождались примечаниями как в тексте, так и под строкой. Вот одно из них: «Ниже печатается ряд официальных документов, посланных г. Терещенко русским послам за границу, из которых ясно устанавливается предательская иностранная политика бывшего коалиционного правительства, лгавшего рабочим, крестьянам и солдатам, что оно тоже стремится к миру»[80].
Наряду с этим первые сотрудники Наркоминдела писали статьи, в которых сообщались сведения по истории происхождения публиковавшихся документов, анализировалось их содержание и вскрывался подлинный смысл действий и цели дипломатии царской России и буржуазных государств. Таковы статьи М. Павловича (Вельтмана) «Тайные договоры и Персия» и «Тайная дипломатия и вопрос о Палестине», Е. Поливанова «Обстоятельства выступления Румынии и позднейшие соображения по румынскому вопросу» и А. Алек «Порабощение Китая» (написанная в связи с опубликованием тайного русско-японского соглашения 1916 г.) [81].
Из центральных, издававшихся в Петрограде, газет наибольшее количество секретных дипломатических документов опубликовали «Известия» и «Газета» – более чем по 100. Около 50 поместила «Правда». Последние подборки секретных дипломатических документов в центральной советской периодической печати появились на страницах «Известий» 12 января 1918 г., «Правды» – 18 января 1918 г. (в той и другой по румынскому вопросу), «Газеты» – 21 февраля 1918 г. (четыре секретные телеграммы, а также вступительная заметка к ним под общим заголовком «Как царское правительство предавало индийцев и афганцев. Секретные документы бывшего Министерства иностранных дел»).
ДОЛОЙ СЕКРЕТНУЮ ДИПЛОМАТИЮ!
Наркоминдел не ограничился опубликованием тайных империалистических договоров в прессе. Уже в те ноябрьские дни родилась, по-видимому, мысль об издании наиболее интересных и значительных документов из архива бывшего МИД специальными сборниками. Во всяком случае, еще тогда Е. Д. Поливанов говорил корреспонденту газеты «Новая жизнь» о начавшейся систематизации материалов для «Оранжевой книги» [82]. Немного спустя, в первых числах декабря, на страницах «Дня» появилась новая и весьма любопытная информация: «Небезызвестный в социалистической литературе Михаил Павлович („Волонтер") спешно занимается расшифрованием всяких тайных документов с целью издания „Красной книги"». Как сообщал тогда же «День», в «Красной книге» будет собрано все, что «может изобличить империалистическую политику Европы и Америки....»[83]
«Во главе дела публикации, – писал в ноябре 1927 г. в «Правде» М. Н. Покровский, – стала личность, донельзя странная для всякого нереволюционера и чрезвычайно близкая и своя для всякого революционера. Это был матрос – простой матрос, из тех, что брали Зимний дворец, товарищ Маркин» [84]. «Тов. Маркин, поразительно деятельный и энергичный, находил время проникать во все углы и закоулки министерства, отыскивая всякого рода бумаги, письма и фотографии самого компрометирующего старых чиновников свойства», – вспоминал о нем И. А. Залкинд.
Именно Маркин являлся непосредственным руководителем секции «Сборника» (при отделе печати) и типографского отдела [85], он стал ответственным редактором всех семи выпусков «Сборника секретных документов из архива бывшего Министерства иностранных дел», начавшего издаваться Народным комиссариатом по иностранным делам с декабря 1917 г. «Более необыкновенного редактора, – говорит М. Н. Покровский, – не имело, конечно, ни одно издание дипломатических документов. И представьте себе, уважаемые буржуазные коллеги, редактор был недурной. Для матроса архив должен был представляться столь же загадочной вещью, как для архивиста броненосец: наверное ни один архивист не сумел бы извлечь из броненосца ни малейшей пользы, а вот матрос, хотя и хаотически, извлек из архива... такие ценнейшие вещи, как сербско-болгарская военная конвенция 1912 года, и по мнению теперешних специалистов... являющаяся одним из исходных пунктов катастрофы 1914 года. Во всяком случае, агитационное впечатление разоблачений получилось от публикаций Маркина полное. В декабре вышли в свет первые три номера «Сборника» – небольшие книжечки в простой бумажной обложке голубовато-серого цвета, – которые разошлись с молниеносной быстротой.
Тогда же, в декабре, было предпринято и осуществлено второе издание этих выпусков [86], издание четвертого выпуска, где публиковалась обещанная в предыдущих выпусках обширная серия материалов об испанской революции. В январе 1918 г. увидели свет номера пятый и шестой и, наконец, в феврале – седьмой номер, который сказался последним.
На 320 страницах «Сборника» [87] было обнародовано около 130 самых различных по содержанию документов, находившихся в секретном архиве бывшего Министерства иностранных дел. Некоторые из них были уже напечатаны ранее в советских газетах[88], большинство же удалось обнаружить лишь при подготовке «Сборника»[89].
В состав выпусков вошли также многочисленные неизвестные до того времени материалы о деятельности руководителей Министерства иностранных дел в России и ее дипломатических представителей за границей: секретные телеграммы, донесения, депеши и письма, которыми обменивались русские дипломаты с руководителями МИД, переписка высокопоставленных чиновников и членов царского и Временного правительств, документы секретных совещаний руководителей центральных ведомств России по внешнеполитическим вопросам, ряд специально составленных чиновниками-дипломатами справок, протоколов, докладов, записок.
Как и при публикации в газетах, тексты секретных дипломатических документов воспроизводились в «Сборнике» с большой тщательностью. Обязательно приводились имевшиеся в них резолюции, пометки, номера, условные шифры, штампы, надписи, в том числе и сделанные на иностранных языках, всякого рода пояснения, а также предложения. Переводы или расшифровки снабжались соответствующими примечаниями.
Введением от редакции открывался лишь первый номер, в остальных выпусках в целом ряде случаев давались подстрочные примечания-комментарии [90], а некоторым документам предпосылались краткие примечания-справки по их истории [91].
Явившись первым советским отдельным изданием дипломатических документов, «Сборник», естественно, не лишен был некоторых недостатков. На один из них указала сама редакция: «Ввиду перегруженности сотрудников Комиссариата в первом нумере принцип систематизации не будет проведен с должной строгостью» [92]. В целом же выход «Сборника» в свет имел исключительно большое политическое и научное значение.
Главная отличительная особенность его состояла в чрезвычайной злободневности и острой политической направленности. Каждый из семи выпусков способствовал разоблачению захватнической внешней политики правительств империалистических государств и укреплению авторитета Советской республики на международной арене, помогал Советской власти завоевывать доверие и прочную поддержку трудящихся России и всех стран. Н. Г. Маркин писал: «Целью настоящего Сборника является ознакомление широких масс с содержанием документов, хранившихся в бронированных комнатах и несгораемых шкафах бывшего Министерства иностранных дел как одного из филиальных отделений буржуазии всех стран... Пусть знают трудящиеся всего мира, как за их спинами дипломаты в кабинетах продавали их жизнь. Аннексировали земли. Бесцеремонно порабощали мелкие нации.
Давили, угнетали политически и экономически. Заключали позорные договоры.
Пусть знает всякий, как империалисты одним росчерком пера отхватывали целые области. Орошали поля человеческой кровью.
Каждый открытый секретный документ есть острейшее оружие против буржуазии» [93].
Эту же цель – разоблачение антинародной деятельности империалистической буржуазии и ее представителей в области международных отношений, упрочение интернациональной пролетарской солидарности и сплочение трудящихся всех стран вокруг Республики Советов – преследовали помещенные на начальной и конечной страницах каждого из выпусков «Сборника» обращения и лозунги: «Да здравствует братство всех народов!», «Пролетарии всех стран! Сбрасывайте с себя ярмо империалистов! Опубликовывайте мрачные договоры народных угнетателей по примеру рабочих, солдат и крестьян Российской республики!», «Да здравствует демократический мир без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов!», «Да здравствует великая Советская республика!»
Опубликование секретных соглашений наглядно показало трудящимся мира истинные причины первой мировой войны, развязанной империалистической буржуазией ради захвата чужих земель и получения новых прибылей. Стала очевидной и явная фальшь каждодневных утверждений буржуазной пропаганды о свободе слова, печати, собраний в странах капитала. Поклонники буржуазной демократии смогли теперь воочию убедиться в том, что, как подметил акад. М. Н. Покровский, в этой печати и на этих собраниях не говорят всего лишь о двух, самых «маленьких» вещах – о «финансовых сделках банкиров и спекулянтов, от которых зависит дороговизна или дешевая жизнь, голод или изобилие, да о международных сделках, от которых зависит самая жизнь, сытая или голодная, все равно» [94].
Итак, Советская власть выполнила свое обещание и обнародовала тайные договоры и соглашения.
Возникает естественный вопрос: каково было их содержание, что знали о происходивших событиях люди? Разумеется, мы не сможем рассказать обо всех документах, мы остановимся лишь на некоторых, особо важных и выразительных.
Продолжение следует
Источник
Изданiе - НКИД - Сборник секретных документов из архива бывшего МИД - 1917-18
Ирошников М.П., Чубарьян А.О. - Тайное становится явным (НПС) - 1970
|
