Золушка — балет в трёх актах Сергея Прокофьева (опус 87). Либретто Николая Волкова по сюжету одноимённой сказки Шарля Перро.

История создания

Музыка к балету написана в период с 1940 по 1944 год. Впервые «Золушка» на музыку Прокофьева была поставлена 21 ноября 1945 года на сцене Большого театра. Её постановщиком был Ростислав Захаров, а заглавную роль исполняли балерины Ольга Лепешинская, Галина Уланова и Раиса Стручкова.

Два отрывка из очерков  о Сергее Сергеевиче Прокофьеве.

«Солнечный богач»

 Так поэт Константин Бальмонт называл выдающегося композитора Сергея Прокофьева. И действительно, его музыка такая же яркая и величественная, как солнце. Своим светом она озаряет весь мир, в том числе и малую родину  С.Прокофьева – Донецкую область.

 Музыка С. Прокофьева наполнена образами борьбы и победы нового мира над старым. Даже в годы жизни за границей все его помыслы были связаны с возвращением на Родину. В 1936 году, после окончательного переезда в Москву, он полностью погрузился в процесс создания и развития советской культуры. В этом же году была написана музыкальная сказка «Петя и волк», ставшая классикой музыки для детей. В мае 1939 года впервые прозвучала кантата «Александр Невский», основой которой была музыка к одноименному фильму С. Эйзенштейна. А за несколько месяцев до начала войны С. Прокофьев завершил один из своих шедевров – оперу «Обручение в монастыре» по мотивам комедии Р. Шеридана «Дуэнья».

Отрывок из статьи М. Г. Арановского о Сергее Сергеевиче Прокофьеве.

 В 1917 году Прокофьев был уже зрелым художником, смело раздвинувшим горизонты русского музыкального искусства.

Между тем в стране назревали большие события. Атмосфера накалялась, всё дышало новой революционной бурей. В автобиографии композитор вспоминает: "Февральская революция застала меня в Петрограде. И я, и те круги, в которых я вращался, радостно приветствовали её. Во время самой революции я был на улицах Петрограда, время от времени прячась за выступы стен, когда стрельба становилась жаркой. Девятнадцатая "Мимолетность", написанная около того времени, частично отражает мои впечатления - скорее взволнованность толпы, чем внутреннюю сущность революции".

Биография

Линьков Лев Александрович
Писатель, сценарист.

Родился в 1908 году Казани, в семье учителя. Детство и юность провел в Нижнем Новгороде (затем - Горький). Работал на заводе фрезеровщиком, затем инспектором рабоче-крестьянской инспекции. Учился в педагогическом и архитектурном институтах. Первые очерки, рассказы и фельетоны Л.Линькова были опубликованы в 1930 году в горьковской областной комсомольской газете «Ленинская смена». С 1932 года работает в «Комсомольской правде», потом служит в пограничных войсках.

В 1939 году по сценарию Л.Линькова поставлен фильм о морских пограничниках «Морской пост». В 1940 году в Детгизе вышла книжка его рассказов «Следопыт», в 1948 году в «Молодой гвардии» - повесть о советской разведке «Капитан «Старой Черепахи». Повесть неоднократно переиздавалась в СССР и в соц.странах и была экранизирована в 1956 году.

Среди книг Л.Линькова - повести и рассказы о пограничниках: «Источник жизни», «Отважные сердца», «Пост семи героев», «Большой горизонт», «Малыш с Большой притоки».

Ушел из жизни в 1971 году.

Мирный Панас (псевдоним; настоящие фамилия и имя — Рудченко Афанасий Яковлевич) [1(13).5.1849, Миргород, — 28.1. 1920, Полтава], украинский писатель. Родился в семье мелкого чиновника. По окончании в 1862 Гадячского уездного училища служил канцеляристом в суде, с 1871 — чиновником Полтавского губернского казначейства и казённой палаты. Печататься начал в 1872 (стихотворение "Украина", рассказ "Бес попутал"). Обличительные мотивы, свойственные творчеству М., заставляли его строго хранить тайну своего настоящего имени. Литературное дарование М. складывалось под влиянием Т. Г. Шевченко, русских революционных демократов и народников 70-х гг. Главное место в творчестве писателя занимает реалистическое изображение украинского села с его непримиримыми социальными противоречиями, резким классовым расслоением, последовавшим за реформой 1861. В романе "Разве ревут волы, когда ясли полны?" (1872—75; опубликован в 1880, Женева), написанном вместе с братом И. Билыком (И. Я. Рудченко), М. вскрыл классовую подоплёку жизненных конфликтов, выписанных реалистически точно и с глубоким знанием психологии героев. Социально-обличительный роман М. прозвучал диссонансом в хоре либерально-буржуазной литературы, приукрашивавшей "раскрепощенную" Украину. На родине писателя роман появился лишь в 1903 под названием "Пропащая сила", которым М. подчеркнул основную идею произведения: анархический протест "благородного разбойника" не способен изменить мир неправды, он уводит крестьян в сторону от подлинной борьбы за человеческие права и социальную справедливость, как это случилось с главным героев романа Чипкой Варениченко. В повести "Лиходеи" (1877, Женева) показаны разные пути украинской интеллигенции, лучшая часть которой жила интересами народа. Широкая картина украинской действительности развёрнута и в других произведениях М.: в романе "Гулящая" (ч. 1—2, 1883—84; ч. 1—4, 1928, рус. пер. 1948, одноим. фильм, 1961) — о стихийном протесте ограбленной деревни, о тяжёлой судьбе и гибели крестьянской девушки; в повестях "Горе давнее и нынешнее" (1897) и "Голодная воля" (незакончена, опубликована в 1940). В 80-х гг. М. создал большой цикл рассказов под названием "Как ведётся, так и живётся" (лишь рассказы "День на пастбище" и "Отец и мать" были опубликованы при жизни писателя в 1884). М. принадлежит ещё несколько рассказов и сказок, поэма в прозе "Сон" (1905) — о будущем бесклассовом обществе, вольное поэтическое переложение "Слова о полку Игореве" (1896) и др. М. выступал и как драматург: пьесы "Лимеривна" (1883, изд. 1899), в основу которой положена народная баллада 18 в.; "В монахинях" (1884, изд. 1929) и др. Перевёл на украинский язык произведения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, А. Н. Островского, У. Шекспира, Г. Лонгфелло. Соч. М. переведены на многие языки народов СССР и иностранные языки. Читать далее...

Декретом ВЦИК от 16 сентября 1918 года был учрежден орден РСФСР “Красное Знамя”, а после образования Союза Советских Социалистических Республик, Постановлением ЦИК СССР от 1 августа 1924 года был учрежден орден Красного Знамени СССР. Статут ордена был утвержден Постановлением Президиума ЦИК от 11 января 1932 года, в дальнейшем в него вносились дополнения и изменения Указами Президиума Верховного Совета СССР от 19 июня 1943 года и от 16 декабря 1947 года. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 марта 1980 года был утвержден статут ордена в новой редакции.

История ордена.

Орден Красного Знамени (до 1932 года - орден “Красное Знамя”) - первый орден, учрежденный в СССР. Он ведет свою родословную от республиканского ордена “Красное Знамя” РСФСР, учрежденного еще в годы гражданской войны. Это единственный из советских орденов, повторное награждение которым отмечалось особым значком на лицевой части (эмалевый щиток с номером награждения).

Автор проекта ордена - художник Денисов В.В.

Декретом ВЦИК от 16 сентября 1918 года был учрежден орден РСФСР “Красное Знамя”.

Первым кавалером ордена “Красное Знамя” РСФСР стал бывший сормовский рабочий, председатель Челябинского ревкома Блюхер Василий Константинович. В 1918 году, объединив под своим командованием несколько вооруженных отрядов, он совершил с ними легендарный поход по Уралу, ведя ожесточенные бои с белогвардейцами. Возглавляемая им десятитысячная партизанская армия совершила героический рейд по тылам белых. Пройдя за 40 дней в непрерывных боях 1500 километров, партизаны соединились с регулярными частями Красной Армии. В представлении Реввоенсовета 3-й армии, в состав которой вошли партизаны Блюхера В.К., говорилось: “Переход войск тов. Блюхера в невозможных условиях может быть приравнен разве только к переходам Суворова в Швейцарии”. За этот подвиг 30 сентября 1918 года ВЦИК наградил Блюхера орденом “Красное Знамя” РСФСР №1. За совершенные в годы гражданской войны подвиги Блюхер еще трижды был удостоен ордена. Пятый орден, но уже Красного Знамени СССР Блюхер В.К. получил за работу в качестве военного советника при революционном правительстве Китая. Читать далее...

Советская гвардия - это части, корабли, соединения Вооруженных Сил СССР, преобразованные в гвардейские за массовый героизм, мужество, высокое воинское мастерство, проявленные в боях во время войны, а также вновь сформированные и укомплектованные новой техникой (гвардейские минометные части).

Днем рождения Советской гвардии считается 18 сентября 1941 г., когда Приказом Наркома Обороны СССР №308 4 стрелковые дивизии: 100-я - командир генерал-майор И.Н.Руссиянов; 127-я - командир полковник А.З.Акименко; 153-я - командир полковник Н.А.Гаген; 161-я - командир полковник П.Ф.Москвитин, показавшие образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности в многочисленных боях против фашистской Германии, были переименованы в 1, 2, 3 и 4 гвардейские стрелковые дивизии.

Частям и соединениям удостоенным гвардейского звания, в соответствии с постановлением Президиума Верховного Совета СССР вручались гвардейские знамена.

Всему начальствующему составу в гвардейских частях устанавливался полуторный, а бойцам двойной оклад содержания. Первоначально, для еще большего отличия гвардейцев, предполагалось ввести особую форму. Но уже в следующем приказе от 21 сентября 1941 года о переименовании 1-й Московской мотострелковой дивизии в Первую гвардейскую мотострелковую Московскую дивизию (командир - полковник А.И.Лизюков) эта мера отсутствует.
 

Государство и церковь при подобном «святом браке» также играют далеко не красивую роль. Как бы ни был убежден государственный чиновник или священник, которому приходится совершать брак, что стоящая перед ним пара сведена самыми грязными мотивами, как бы ни ясно было, что жених с невестой не подходят друг к другу ни по возрасту, ни по физическим и духовным свойствам — пусть, например, невесте двадцать лет, жениху же — семьдесят или, наоборот, пусть невеста молода, красива, жизнерадостна, жених же стар, развращен, угрюм, — все равно представитель государства или церкви не противится этому браку. Супружеский союз «освящается», и освящается с тем большей торжественностью, чем выше вознаграждение за «священное таинство».

Когда же через некоторое время оказывается, что подобный брак, как это предвидел каждый, в том числе и сама несчастная жертва, которой в большинстве случаев является женщина, сделался невыносимым, и одна из сторон решается на разрыв, тогда этому ставят величайшие трудности и государство и церковь, которые прежде не спрашивали, что связывало союз: любовь и нравственные стремления или голый эгоизм? Ныне нравственное отвращение не считается достаточным поводом для развода, ныне требуются осязательные доказательства, унижающие и позорящие одну из сторон в общественном мнении. Иначе развод не разрешается. Положение всего католического населения в этом отношении ухудшается еще тем, что католическая церковь вообще не допускает развода; за исключением случаев особого разрешения папы, чего добиться очень трудно, она соглашается в крайнем случае лишь на «отделение от стола и постели». И новое германское гражданское уложение значительно затруднило развод. Так, оно устраняет развод по взаимному согласию, как это допускалось прусским гражданским правом, между тем на основании этого определения прусского права происходило значительное число разводов, и притом часто таких, при которых играли роль более важные причины, но о них умалчивалось в интересах виновной стороны. Так, например, в Берлине из 5623 случаев развода, наблюдавшихся с 1886 по 1892 год, 1400, то есть 25 процентов, падают на «взаимное согласие».

Современное общество несомненно выше всякого предыдущего, но воззрение на отношение обоих полов во многом осталось прежним. Профессор Л. фон Штейн опубликовал в 1876 году сочинение «Женщина в области политической экономии», мало соответствующее своему заглавию, в котором он в поэтических красках рисует картину брака. Но и в этой картине видно подчиненное положение женщины по отношению ко «льву» — мужчине. Штейн пишет: «Мужчине желательно такое существо, которое его не только любит, но которое его и понимает. Ему желательно такое существо, в котором не только бьется сердце любви к нему, но рука которого разглаживает складки на его лбу, в явлении которого отражается мир, покой, порядок, тихое господство над самим собой и еще тысяча вещей, к которым он возвращается ежедневно; ему желательно такое существо, которое распространяло бы вокруг всего этого благоухание женственности, являющейся оживляющим теплом в домашней жизни».

В этой кажущейся хвалебной песне женщине скрываются ее унижение и эгоизм мужчины. Господин профессор рисует женщину в виде благоуханного существа, но оно у него снабжено необходимым практическим знанием счетоводства и умеет сохранять в равновесии приход и расход хозяйства и затем витает вокруг господина дома, этого льва-повелителя, в зефире чудной весны, чтобы читать в его глазах каждое желание и мягкой рукой сглаживать складки на его лбу, который он, «господин дома», морщит, может быть, задумываясь над своими глупостями. Короче, господин профессор рисует женщину и брак, которые едва ли существуют один раз на сто случаев и которые едва — ли вообще могут существовать. Но он не видит и не знает многих тысяч несчастных браков и большинства женщин, не имеющих возможности вообще выйти замуж, как и тех миллионов, которые с утра до вечера должны вместе с мужьями, подобно вьючным животным, изнурять себя, чтобы добыть кусок хлеба. Горькая и суровая действительность скорее смахнет здесь поэтическую краску, чем рука стряхнет цветочную пыль с крыльев мотылька. Стоило бы только взглянуть на этих бесчисленных мучениц — и поэтически разрисованная картина профессора была бы разрушена, а его набросок испорчен. Те женщины, которых он видит, составляют лишь ничтожное меньшинство, и чтобы они стояли на высоте своего времени — в этом можно сомневаться.

Часто говорится: «Лучшим мерилом для культурности народа является положение, занимаемое женщиной». Это так, но мы покажем, что наша прославляемая культура отнюдь не высока.

В буржуазном обществе женщина занимает второе место. На первом месте выступает мужчина, потом она. Существует, следовательно, отношение, почти противоположное тем временам, когда господствовала материнская линия. Этот переворот вызван главным образом развитием от примитивного коммунизма к господству частной собственности.

Платон благодарил богов за восемь оказанных ему благодеяний. Первым он считал то, что они дали ему возможность родиться свободным, а не рабом, вторым же, — что он родился мужчиной, а не женщиной. Подобная же мысль высказывается в утренней молитве евреев-мужчин: «Хвала тебе, боже, господь наш и владыка мира, что не родил меня женщиной». Женщины же еврейки молятся в соответствующем месте: «…который сотворил меня по воле своей». Противоположность в положении полов не может быть выражена более резко, чем это высказано у Платона и в молитве евреев. По многочисленным местам в Библии, только мужчина, собственно, — настоящий человек, так же как в английском и французском языках мужчина и человек определяются одним и тем же словом. Точно так же когда говорится о «народе», то всегда предполагаются мужчины. Женщина — пренебрегаемая величина, и во всяком случае мужчина является повелителем ее. Весь мужской род считает такое положение в порядке вещей, а большинство женщин смотрит на это до сих пор как на неизбежность судьбы. В этом представлении отражается все положение женщины.

Совершенно независимо от вопроса, угнетена ли женщина как пролетарка, она угнетена в мире частной собственности как существо половое. Многочисленные преграды и препятствия, неизвестные мужчине, для женщин встречаются на каждом шагу. Многое, что позволено мужчине, ей запрещено; масса общественных прав и свобод, которыми пользуется мужчина, для женщины является проступками или преступлениями. Она страдает в двояком отношении: как существо социальное и половое и трудно сказать, в каком из них она страдает больше. Поэтому понятно желание многих женщин родиться мужчиной.

Из всех естественных потребностей человека половая потребность, после потребности есть и пить, самая сильная. Потребность продолжить род есть высшее выражение «воли к жизни». Эта потребность глубоко заложена в каждом нормально развитом человеке, и в зрелом возрасте удовлетворение ее является существенным условием его физического и духовного здоровья.

Следуя примеру Людовика XIV во Франции, огромное большинство немецких княжеских дворов, в то время особенно многочисленных, вело расточительную жизнь, полную мишуры и блеска, которая была обратно пропорциональна величине и производительности больших и маленьких земель. История княжеских дворов XVIII столетия принадлежит к самым отвратительным главам истории. Владетельные лица старались превзойти друг друга пустым тщеславием, сумасшедшей расточительностью и дорогими военными играми. Но самое невероятное совершалось в области безудержного разврата. Трудно сказать, какому из многочисленных немецких дворов принадлежит пальма первенства во всех этих излишествах и порче общественной нравственности. Сегодня это был один двор, завтра — другой, но ни одно из немецких государств не было пощажено в этом отношении. Дворяне следовали примеру князей, а бюргеры столичных городов в свою очередь подражали дворянам. Если дочь бюргерской семьи имела счастье понравиться высокому господину при дворе или даже князю, то в девятнадцати случаях из двадцати она считала себя в высшей степени осчастливленной этой милостью, а ее семья была готова сделать ее дворянскою или княжескою любовницей. То же самое происходило и в большинстве дворянских семей, если какая-нибудь из их дочерей вызывала к себе благосклонное отношение князя. Бесхарактерность и бесстыдство овладели широкими кругами.

Всего хуже обстояло дело в двух главных немецких городах, в Вене и Берлине. В Вене, этой немецкой Капуе, царствовала, правда, большую часть столетия строгая в нравственном отношении Мария-Терезия, но она была бессильна по отношению к выходкам богатого, погрязшего в чувственных наслаждениях дворянства и подражавших ему бюргерских кругов. Учрежденные ею комиссии целомудрия, при помощи которых была организована целая система шпионства, вызывали отчасти раздражение, отчасти и смех. Успех был равен нулю. В беззастенчивой Вене во второй половине XVIII столетия ходили поговорки вроде таких. «Должно любить своего ближнего, как самого себя, то есть должно любить жену другого, как свою собственную»; или: «Если жена идет направо, муж может идти налево. Если она берет себе ухажера, он ищет себе подругу». Как беззастенчиво-легкомысленно думали в то время о браке и о нарушении супружеской верности, видно из письма поэта фон Клейста, которое он в 1751 году послал своему другу Глейму. Там мы читаем следующее: «Вы знаете уже авантюру маркграфа Генриха. Он послал свою супругу в деревню и хочет с ней развестись, так как он застал у нее в постели принца голштейнского… Маркграф сделал бы лучше, если бы промолчал об этом происшествии, вместо того чтобы заставлять говорить о себе весь Берлин и полсвета. Кроме того, не следует сердиться на такую естественную вещь, в особенности таким, как маркграф, который и сам не так тверд в вере. Отвращение совершенно неизбежно в браке, и все мужчины и женщины своим воображением о других милых лицах принуждаются к неверности. Как можно наказывать за то, к чему человек принуждается?»

Здоровая чувственность средних веков нашла в Лютере своего классического истолкователя. Здесь мы имеем дело с Лютером как человеком, а не как религиозным реформатором. Как у человека, у Лютера выступила крепкая первобытная натура без всяких искажений; она принуждала его прямо и метко высказывать свою потребность в любви и наслаждении. Его положение как бывшего римского священника открыло ему на это глаза. Он практически, так сказать, на своем теле изучил неестественность монашеской жизни. Отсюда тот жар, с которым он нападал на священническое и монастырское безбрачие. Его слова и ныне подходят к тем, которые думают, что можно грешить против природы, и примиряют со своими понятиями о морали и нравственности государственное и общественное устройство, которое препятствует миллионам людей выполнять их естественное назначение. Лютер говорит: «Женщина в тех случаях, когда нет свыше редкой милости, так же мало может обходиться без мужчины, как без еды, сна, питья и других удовлетворений естественной потребности, точно так же и мужчина не может обходиться без женщины. Причина в том, что потребность производить детей так же глубоко коренится в природе, как и потребность есть и пить. Поэтому бог снабдил тело членами, сосудами, истечениями и всем, что для этого служит. Кто хочет противиться этому и не делать того, чего хочет природа, тот хочет, чтобы природа не была природой, чтобы огонь не жег, чтобы вода не мочила, человек не ел, не пил, не спал». И в своей проповеди о супружеской жизни он говорит: «И точно так же, как не в моей власти, чтобы я не имел вида мужчины, точно так же не зависит от тебя, чтобы ты была без мужчины, ибо это не свободный произвол или совет, но необходимо естественная вещь, что все, что есть муж, должно иметь жену и все, что есть Жена, должно иметь мужа». Но Лютер высказывается так энергично не только за супружескую жизнь и необходимость полового общения, он оспаривает также то, что брак и церковь имеют между собою что-нибудь общее. Он стоял в этом отношении совершенно на почве древности, когда в браке видели акт свободной воли участников, до которого церкви не было никакого дела. Он говорит об этом: «Поэтому знай, что брак — внешняя вещь, как всякое другое светское действие. Если я могу с язычником, евреем, турком, еретиком есть, пить, спать, ходить, ездить верхом, покупать, говорить и торговать, точно так же могу я с ним вступить в брак и оставаться в браке. И тебя не касаются законы глупцов, запрещающих это… ».

Безыскусственные, физически здоровые и неиспорченные народы, которые в первые столетия нашей эры, как огромная морская волна, хлынули с востока и севера и залили ослабевшую Римскую мировую империю, в которой постепенно восторжествовало христианство, — эти народы со всею силою восстали против аскетических проповедей христианских проповедников, и тем волей-неволей пришлось считаться с этими здоровыми натурами. С изумлением узнавали римляне, что нравы этих народов были совершенно иные, чем римские. Тацит признал этот факт по отношению к германцам, выразив это в следующих словах: «Их браки очень строги, и ни один из их обычаев не заслуживает большей похвалы, чем этот, ибо они почти единственные варвары, которые довольствуются одной женой. Очень редко у этого многочисленного народа слышно о нарушении супружеской верности, и оно наказывается тут же на месте, причем наказывать позволяется самим мужьям. Муж обрезает жене, нарушившей верность, волосы и на глазах родственников выгоняет ее голую из деревни, ибо нет снисхождения к нарушению нравственности. Ни красота, ни молодость, ни богатство не помогут такой женщине найти мужа. Там никто не смеется над грехом; и соблазнять и быть соблазненным не считается там умением жить. Юноши поздно женятся и потому сохраняют свою силу, и девушек не спешат выдавать замуж, и они тоже цветут молодостью и отличаются тем же высоким ростом. Они вступают в брак в одинаковом возрасте, одинаково крепкими, и сила родителей переходит на детей».

Ясно, что Тацит, желая дать римлянам образец, рисует брачные отношения древних германцев несколько в розовом свете. Конечно, жена, нарушившая супружескую верность, наказывалась у них строго, но это не распространялось на неверного мужа. Во времена Тацита у германцев род еще процветал. Тациту, выросшему при римских отношениях, родовая организация и ее основы были чужды и непонятны, поэтому он с удивлением рассказывает, что у германцев брат матери рассматривает своего племянника как сына и что некоторые считали кровную связь между дядей с материнской стороны и племянником еще священнее и ближе, чем между отцом и сыном, так что когда вопрос шел о заложниках, то сын сестры считался большей гарантией, чем собственный. Энгельс замечает по этому поводу следующее: «Если член такого рода давал собственного сына в залог какого-либо торжественного обязательства и сын становился жертвой нарушения отцом договора, то это было только делом самого отца. Но если жертвой оказывался сын сестры, то этим нарушалось священнейшее родовое право; ближайший кровный родственник мальчика или юноши, предпочтительно перед другими обязанный охранять его, оказывался виновником его смерти; этот родственник или не должен был делать его заложником или обязан был выполнить договор».^[63]