16 февраля 1933 г. Геринг направил 25 крупнейшим промышленникам телеграмму, предлагая организовать встречу с руководителями нацистской партии¹. Беседа состоялась 20 февраля в служебном помещении Геринга как председателя рейхстага. Помимо Гитлера, Геринга, Гесса и других руководителей фашистской партии в ней приняли участие Крупп, Тиссен, Феглер, Бош, Шахт и другие монополисты. С большой речью перед собравшимися выступил Гитлер. Он прежде всего подчеркнул, что вопрос о сосредоточении власти в руках национал-социалистов еще далеко не решен, что антифашистские силы обладают большой мощью. Гитлер призвал промышленников не распылять свои силы на предстоящих выборах в рейхстаг, а еще более тесно сплотиться вокруг нацистов. Гитлер вновь развил перед монополистами перспективы, которые откроются перед ними, если гитлеровцам удастся утвердиться у власти. Начнется «вторая акция против коммунизма.., с тем чтобы окончательно повергнуть марксизм на землю». Раз и навсегда будет покончено с демократическими правами народных масс. «Мы стоим теперь перед последними выборами на следующие десять, а может быть и 100 лет»², — заверял собравшихся Гитлер. Нацисты примут меры, чтобы покончить с классовой борьбой и обеспечить экономике «спокойное будущее».

Что касается внешнеполитической программы нацистов, то Гитлер вновь заверил промышленников, что «вопрос восстановления вермахта будет решаться не в Женеве, а в Германии». Однако для этого, подчеркнул он, необходимо прежде всего добиться «внутреннего успокоения»³.

Выдвинутая гитлеровцами программа встретила полное одобрение присутствовавших монополистов. В памятной записке, составленной Круппом после совещания, отмечалось: «Сейчас самое подходящее время создать, наконец, в Германии ясность во внутриполитических вопросах»⁴.

Совещание привело к следующим основным результатам.

Во-первых, резко возросла финансовая помощь монополий гитлеровской партии. Крупп сделал заявление о том, что «Рур даст все, что необходимо»⁶, — записал в своем дневнике Геббельс вечером 20 февраля.

Во-вторых, монополии оказали нажим на руководителей нефашистских буржуазных политических партий, и последние по существу прекратили предвыборную борьбу против нацистов, сосредоточив огонь на партиях рабочего класса. Это новая тактика, например, в отношении национальной партии была сформулирована Герингом так: «Националисты будут выдвигаться вперед там, где национал-социалисты не смогут достичь цели»⁷.

В-третьих, оказывая всю необходимую помощь гитлеровцам, промышленники в свою очередь потребовали от последних любой ценой добиться победы на выборах.

Сразу же после совещания 20 февраля гитлеровцы переходят к практическому осуществлению намеченных мероприятий. 24 февраля 1933 г. полиция снова учинила погром в доме Карла Либкнехта. Хотя это здание уже на протяжении нескольких недель тщательно охранялось полицией, новый обыск привел к тому, что там якобы были обнаружены целые центнеры «изменнических материалов», подземные ходы, склады оружия и т. д. Фашистская, а вслед за ней и вся буржуазная печать подняли неистовый вой, заявляя, что обнаружен план организации в Германии «коммунистического переворота», «вооруженного восстания». В сообщении об обыске указывалось, что коммунисты якобы планируют организацию массовых поджогов, отравлений, организацию крушений поездов, что КПГ готовится в ближайшее время произвести «ужасный террористический акт», который должен послужить «сигналом к вооруженному восстанию против правительства».

В этой обстановке руководство КПГ получило достоверные сведения, что фашисты готовят крупную антикоммунистическую провокацию. О ней проговорился, в частности, нацистский гаулейтор Саксонии Митчман. «Без Варфоломеевской ночи не обойтись, — заявил он, выступая в Клаухау, — сентиментальничать мы не будем»⁸.

На последнем массовом легальном митинге КПГ, организованном 26 февраля 1933 г. в помещении Спорт-паласта, Вильгельм Пик рассказал о планах фашистов устроить фиктивное покушение на Гитлера или другую провокацию, с тем чтобы накануне выборов в рейхстаг объявить Коммунистическую партию вне закона. Представитель КПГ повторил затем это заявление на специально устроенной пресс-конференции для иностранных журналистов.

Тем временем подготовка к фашистской провокации, о которой предупреждали коммунисты, шла полным ходом. 22 февраля Геринг дал указание шефу берлинской полиции Дильсу подготовить ордера на арест руководящих деятелей и активных функционеров КПГ. Днем 27 февраля члены фашистских штурмовых отрядов в полной боевой готовности сосредоточились в своих казармах. В одном лишь Берлине 30 казарм штурмовиков были превращены в тюремные помещения и камеры пыток, снабженные стальными прутьями, веревками и другими орудиями истязаний. В 6 часов вечера было установлено наблюдение за квартирами тех антифашистов, которые должны были быть арестованы.

Несмотря на то что предвыборная борьба была в полном разгаре, все руководители нацистской партии к вечеру 27 февраля оказались в Берлине. Как выяснилось впоследствии, гитлеровские вожаки заранее оставили 27 февраля свободным от предвыборных выступлений. У них на это число было запланировано другое «предвыборное мероприятие». «В ближайшие дни, — заявил специально отобранной группе штурмовиков начальник отрядов CA в Берлине Эрнст, — будет нанесен уничтожающий удар по марксистам. Все уже подготовлено. Не хватает лишь повода. Поэтому вы должны его создать. Вы знаете, что коммунисты хотят сжечь всю Германию, вы сожжете только лишь один рейхстаг — этот сарай для болтовни. При этом будет утверждаться, что поджог осуществили коммунисты. Полиция? О ней не беспокойтесь. В случае необходимости расследование будет направлено по желаемому направлению»⁹.

Идея поджечь рейхстаг и выдать это за сигнал к «коммунистическому восстанию» принадлежит Геббельсу. Непосредственно руководил операцией Геринг. Впоследствии на Нюрнбергском процессе генерал-полковник Гальдер рассказал, что в 1942 году в окружении Гитлера зашел разговор о художественной ценности здания рейхстага. Геринг в ходе разговора воскликнул: «Единственный, кто действительно знает архитектуру здания рейхстага, это я: я его сжег!»¹⁰.

В 9 часов вечера 27 февраля 1933 г. группа руководителей штурмовиков в составе уже упомянутого Эрнста, а также Фидлера, Гейнеса, Зандлера и др. беспрепятственно проникла в здание рейхстага по подземному ходу, который соединял его с дворцом Геринга. Совершив поджог, штурмовики тем же путем вернулись обратно, оставив на месте провокации некоего Ван дер Люббе, который, будучи захвачен полицией, должен был играть роль «коммуниста — поджигателя рейхстага»¹¹.

Видный фашистский деятель гаулейтер Данцига Раушнинг впоследствии поведал о некоторых деталях этой провокации. Вскоре после поджога рейхстага он был вызван к Гитлеру, чтобы доложить о положении в Данциге. Перед служебной резиденцией Гитлера Раушнинг беседовал с Герингом, Гиммлером, Фриком и несколькими гаулейтерами из Западной Германии. «Геринг рассказывал детали поджога рейхстага, — пишет Раушнинг. — Тогда в партии тайна этого пожара строго соблюдалась. Я сам не думал иначе, что это дело коммунистов или, по крайней мере, людей, связанных с ними. Только теперь из разговора я узнал, что поджог рейхстага был совершен исключительно национал-социалистским руководством. Откровенность, с которой в этом кругу сообщались подробности этого акта, была потрясающей. Радостный смех, циничные шутки — такова была реакция этих «заговорщиков». Геринг красочно рассказывал, как «его мальчики» проникли в рейхстаг по подземному ходу из его, Геринга, дворца, что они имели в своем распоряжении всего несколько минут и чуть не были обнаружены полицией. Геринг только пожалел, что не весь «сарай» сгорел. В спешке «работу» не успели довести до конца. Геринг, который был в ударе, закончил рассказ словами: "Я не имею совести! Мою совесть зовут Адольф Гитлер"»¹².

Какие цели преследовали гитлеровцы, учиняя провокацию с поджогом рейхстага?

Во-первых, возложив вину за эту провокацию на коммунистов, разгромить массовые организации рабочего класса, и прежде всего его авангард — Коммунистическую партию Германии.

Во-вторых, запугав мелкобуржуазных обывателей несуществующей угрозой «коммунистического заговора», заполучить их голоса на предстоящих выборах в рейхстаг. Нацистам «было очень на руку подавление предвыборной пропаганды коммунистов и социал-демократов, — говорится в меморандуме лидера фракции национальной партии в рейхстаге Оберфорена, — они хорошо знали, что широкие массы мелкой буржуазии, служащих и крестьян поверят слуху о пожаре рейхстага и в соответствии с этим отдадут свои голоса национал-социалистской партии как застрельщику в борьбе против большевизма»¹³.

В третьих, разгромив Коммунистическую партию, гитлеровцы стремились прослыть в глазах международной империалистической реакции «спасителями» Германии от «гражданской войны», «угрозы коммунизма» и заручиться ее дальнейшей поддержкой.

В-четвертых, оправдать террор и преследования демократов, попытаться отвлечь внимание мирового общественного мнения от варварского похода против культуры и цивилизации, развернувшегося в фашистской Германии.

Наконец, организуя антикоммунистическую провокацию, нацисты стремились создать удобную обстановку для того, чтобы добиться единовластия в правительстве и роспуска всех нефашистских партий, включая союзничавших с гитлеровцами.

В гитлеровском правительстве между нацистами и националистами шла грызня из-за распределения должностей в имперских, земельных и коммунальных органах, которые были отняты у социал-демократов и буржуазной демократической партии после 30 января 1933 г. Видные деятели национальной партии считали, что если Гитлер запретит компартию и приобретет большинство в рейхстаге, то он перестанет считаться и с ними. Поэтому они требовали, чтобы и после выборов в их руках оставались важные позиции в правительстве. Гитлеровцы такое обещание дали, но тут же за спиной своих союзников стали готовить провокацию с поджогом рейхстага, которая должна была создать в стране обстановку антикоммунистической истерии, благоприятную, в частности, и для полного вытеснения националистов из правительства.

Сразу после провокации гитлеровцы начали массовые аресты и убийства коммунистов и других демократов. Прибыв к зданию горящего рейхстага спустя несколько минут после начала пожара, Гитлер заявил: «Это перст божий. Теперь никто не воспрепятствует нам уничтожить коммунистов железным кулаком»¹⁵.

Гитлеровцы организовали настоящую охоту за вождем немецких коммунистов Эрнстом Тельманом. Вечером 3 марта 1933 г. фашистским ищейкам удалось схватить Тельмана на нелегальной квартире в Шарлоттенбурге (Берлин). Это явилось тяжелым ударом для КПГ и всего антифашистского движения в стране.

Тысячи арестованных коммунистов и других демократов были убиты гитлеровцами без всякого суда и следствия. К лету 1935 года гитлеровцами было убито свыше 4200 антифашистов, арестовано около 318 тыс. человек, подверглись мучительным пыткам 218 тыс. человек — коммунистов, социал-демократов, членов оппозиционных христианских организаций¹⁶.

В ночь поджога рейхстага фашистским правительством были запрещены все еще выходившие коммунистические органы печати, на две недели запрещены социал-демократические газеты. Гитлеровцы явно опасались, что население узнает правду о поджоге рейхстага. В Берлине они захватили дом Карла Либкнехта и превратили его в штаб-квартиру политической полиции.

На следующий день после фашистской провокации — 28 февраля состоялось заседание фашистского кабинета. Геринг выступил с пространным заявлением о том, что захваченные в доме Карла Либкнехта документы и поджог рейхстага свидетельствуют о наличии «коммунистического заговора», руководимого «комитетом действия КПГ», и предложил издать чрезвычайный закон против коммунистов.

Предъявленные Герингом «документы» о «заговоре» являлись фальшивками от начала и до конца. Как указывалось в заявлении ЦК КПГ от 2 марта 1933 г., «КПГ уже 30 января 1933 г. удалила из дома Карла Либкнехта все материалы, относящиеся к ее текущей политической деятельности... Само собой разумеется, что ни в рейхстаге, ни в каком-либо другом месте не происходило никаких заседаний коммунистического «комитета действия»... Не существует никакого коммунистического комитета действия, а только Центральный Комитет Коммунистической партии Германии и его Политическое бюро».

Тем не менее на основе предъявленных Герингом фальшивок правительство единогласно, то есть и голосами националистов, одобрило два чрезвычайных декрета — «против государственной измены и изменнических действий» и «о защите народа и государства», которые в тот же день вступили в силу. «Статьи 114, 115, 117, 118, 123, 124 и 125 германской конституции отменяются впредь до дальнейшего распоряжения, — указывалось во втором из этих декретов. — Поэтому ограничения свободы личности, свободы выражать свое мнение, включая сюда и свободу печати, право союзов и собраний, нарушение тайны почтовой и телеграфной переписки, телефонных разговоров, производство обысков и конфискаций, а также ограничения собственности допускаются независимо от установленных для этого законных пределов»¹⁷. Кроме того, в декретах содержался пространный перечень «преступных действий», за которые предписывалось применять самые строгие наказания, вплоть до смертной казни.

Таким образом, воспользовавшись провокационным поджогом рейхстага, гитлеровцы не только по существу, но и формально покончили с демократическими правами и свободами, предусмотренными Веймарской конституцией, и развязали себе руки для «законного» осуществления кровавого террора против антифашистов и демократов. Министр внутренних дел Пруссии Геринг в специальной инструкции о применении указов разъяснил, что они «должны в первую очередь направляться против коммунистов, а также против лиц, сотрудничающих с коммунистами, содействующих и поддерживающих их преступные цели»¹⁸.

Хотя формально Коммунистическая партия Германии указами от 28 февраля 1933 г. и не была запрещена, но фактически вся деятельность ее была поставлена вне закона.

Выборы в рейхстаг 5 марта 1933 г. Принятие закона о чрезвычайных полномочиях

В обстановке разнузданного фашистского террора, когда Коммунистическая партия и все антифашистские организации (революционные профсоюзные организации, общество красного спорта, антифашистский союз и т. д.) были загнаны в подполье, 5 марта 1933 г. состоялись выборы в рейхстаг. Выступая накануне выборов, Геринг заявил, что он отдал полиции приказ «по всей линии перейти в наступление... Мои мероприятия не будут ослаблены какими-либо юридическими сомнениями... Я не упражняюсь в справедливости, а только уничтожаю и истребляю!»¹.

Ни один избиратель не был уверен в тайне голосования. В день выборов гитлеровцы провели по всей стране парады и демонстрации штурмовиков. Это должно было воздействовать на избирателей в нужном для нацистов направлении. Гитлеровцы монопольно распоряжались радио и почти всей прессой.

Национальная партия, ее военизированная организация «Стальной шлем» объединились на выборах вместе с мелкими буржуазными группировками в так называемый «Черно-бело-красный боевой фронт». Позиции «фронта» были слабыми, так как его руководители (Гугенберг, Папен, Зельдте) входили в состав гитлеровского правительства и направляли весь удар в предвыборной борьбе против коммунистов. Избиратели не видели какой-либо принципиальной разницы между гитлеровцами и националистами.

Лидеры социал-демократической партии убеждали рабочих в бесцельности голосования за коммунистов, поскольку КПГ, находясь в подполье, не сумеет использовать парламентскую трибуну. Перед большинством избирательных участков социал-демократы даже побоялись вывешивать свои лозунги и выставлять агитаторов. В день выборов, чтобы окончательно дискредитировать СПГ, фашистское радио объявило, что лидер партии Вельс якобы бежал за границу.

Гитлеровцы, используя правительственный аппарат, широко применяли всевозможные избирательные махинации. В Померании, Пруссии, Мекленбурге нацисты — руководители избирательных округов зачислили на счет гитлеровской партии сотни тысяч голосов, поданных за КПГ. На счет фашистов были отнесены и все голоса заключенных в тюрьмы и концентрационные лагеря. Впоследствии выяснилось, что лишь в одном избирательном округе в Померании «проголосовало» на 62 тыс. лиц больше, чем было внесено в избирательные списки, свыше 320 тыс. избирательных бюллетеней были признаны нацистами «недействительными».

Несмотря на широкое применение террора и избирательных махинаций, выборы не дали желаемого результата: гитлеровцы не получили абсолютного большинства голосов. В то время как фашистская партия собрала 17,2 млн. голосов, свыше 22 миллионов избирателей голосовали против гитлеровцев, из них свыше 12 млн. проголосовали за партии рабочего класса — Коммунистическую и социал-демократическую. В Гамбурге, например, фашисты получили лишь 38% голосов³. Результаты выборов явились серьезной морально-политической победой Коммунистической партии Германии над гитлеровцами.

Сразу после выборов прусский министр внутренних дел разослал на места секретный циркуляр, в котором предписывалось немедленно арестовать всех коммунистов — избранных депутатов рейхстага и ландтагов земель и под усиленной охраной направить в полицейское управление Берлина⁴.

Неудачный для гитлеровцев исход выборов заставил их прибегнуть к новым маневрам, чтобы добиться поставленной цели: ликвидировать институты Веймарской республики легальным путем, то есть опираясь на реакционное большинство рейхстага. План дальнейших действий был согласован на заседании фашистского правительства 15 марта 1933 г., где было решено покончить с веймарским режимом путем принятия закона, наделяющего Гитлера чрезвычайными полномочиями. Но как обеспечить необходимое большинство в 2/3 голосов, чтобы придать этому акту вид конституционной законности, когда у национал-социалистов было лишь 288 мандатов из 647? Гитлеровский министр внутренних дел Фрик предложил объявить все мандаты 81 депутата-коммуниста «недействительными». Тогда число депутатов рейхстага сократится с 647 до 566 и для принятия акта об изменении конституции потребуется уже не 423, а лишь 378 голосов⁶.

Однако было ясно, что если вслед за коммунистами из голосования будут исключены и социал-демократы, то всякая видимость законности изменения конституции будет потеряна. Поэтому большое значение для гитлеровцев в тот момент имела позиция нефашистских буржуазных партий, и прежде всего католической партии Центра, располагавшей в рейхстаге 74 мандатами⁷. Папен заверил, что он гарантирует «включение политического католицизма в новое государство».

На следующий после выборов день Гитлер объявил на заседании фашистского кабинета, что его посетил лидер партии Центра Клаас, предложивший свое сотрудничество⁹. Из сообщения Гитлера следовало, что в переговорах с лидерами партии Центра он встретил полное понимание. Гитлер даже сообщил им о тех мероприятиях, которые национал-социалисты собирались проводить, используя закон о чрезвычайных полномочиях.

Таким образом, реакционные лидеры католической партии Центра — Клаас, Аденауэр, Брюнинг и др. не только знали о террористических мероприятиях, намеченных гитлеровцами, но и заранее одобрили их. Лидеры партии Центра домогались участия в фашистском правительстве, они лелеяли мечту сменить лидеров национальной партии в качестве партнеров гитлеровцев в правительстве.

Открытие вновь избранного рейхстага нацисты превратили в милитаристско-пруссаческую демонстрацию. Они стремились подчеркнуть свой разрыв с «духом Веймара» и возвращение к духу прусской казармы. Первое заседание рейхстага состоялось 21 марта 1933 г. в потсдамской гарнизонной церкви у гробницы Фридриха II. Затем в присутствии Гитлера и Гинденбурга состоялся парад штурмовиков, рейхсвера и отрядов «Стального шлема»¹⁰.

24 марта 1933 г. рейхстаг издал закон о наделении Гитлера чрезвычайными полномочиями. В целях обмана масс закон носил насквозь фальшивое название — «К устранению бедственного положения народа и государства»¹². Специальная статья к тому же разъясняла, что правительство без ведома рейхстага может также заключать договоры с иностранными государствами.

Таким образом, не только по существу, но теперь уже и юридически роль рейхстага как высшего законодательного учреждения страны была сведена на нет. Наделение Гитлера чрезвычайными полномочиями лишало рейхстаг какой-либо возможности контролировать правительство. Рейхстаг как орган буржуазной демократии был ликвидирован и превратился в фашистский балаган, где гитлеровцы собирались, чтобы выслушать очередную речь кого-либо из фашистских заправил.

Одновременно с рейхстагом гитлеровцы покончили и с Веймарской конституцией. «Законы, принятые имперским правительством, — говорилось в акте, — могут уклоняться от имперской конституции»¹³.

Закон от 24 марта 1933 г. стал основой основ всего фашистского законодательства. Он был той ширмой, прикрываясь которой гитлеровцы стремились придать видимость законности своим кровавым преступлениям. Создать эту ширму нацистам активно помогали представители других буржуазных партий. Наряду с гитлеровцами за принятие закона голосовали депутаты от католической партии Центра, демократической, баварской народной, национальной, народной и других буржуазных партий — всего 441 депутат. Среди них находились и многие видные впоследствии буржуазные деятели ФРГ: президент ФРГ Теодор Хейс, министры Якоб Кайзер, Эрнст Леммер и др.¹⁴

Деятели буржуазных партий в своих выступлениях не только призывали голосовать за закон о чрезвычайных полномочиях, но и всячески стремились подчеркнуть свое полное единодушие с гитлеровцами. «В этот час, — заявил лидер партии Центра Клаас, — партия Центра протягивает руку дружбы бывшим противникам (т. е. нацистам. — Г.Р.)»¹⁵. Лидер государственной партии Майер, вопреки очевидным фактам, утверждал, что на выборах 5 марта якобы «было выражено доверие нынешнему правительству».

Фракция СПГ голосовала против принятия закона. Однако это не означало, что правые лидеры СПГ принципиально осуждали действия фашистов. «Мы тем решительнее присоединяемся к выставленному рейхсканцлером внешнеполитическому требованию равноправия Германии, — заявил лидер партии Отто Вельс, — что мы уже давно принципиально защищали его от всех нападок»¹⁶. Отказ лидеров СПГ голосовать за принятие закона он мотивировал тем, что Гитлер мог бы управлять и без закона о предоставлении его правительству чрезвычайных полномочий. Вельс также сослался на преследования, которым за последнее время подверглась социал-демократическая партия. Своим выступлением Вельс не осуждал гитлеровцев, а по существу солидаризировался с ними, показывая, что исключительно от нацистов зависит решение вопроса о включении СПГ в систему фашистской диктатуры.

Разгром фашистами СПГ и профсоюзов

Опираясь на закон о чрезвычайных полномочиях, гитлеровцы приступили к проведению так называемой политики унификации — сосредоточению всей государственной власти в руках верхушки фашистской партии при ликвидации всех нефашистских политических партий и массовых общественных организаций, демократических органов местного самоуправления и т. п. Фашистская унификация — это установление всевластия монополистического капитала, не прикрытого никакими буржуазно-демократическими формами.

Вслед за Коммунистической партией удар гитлеровцев обрушился на вторую партию немецкого рабочего класса — СПГ, а также на профсоюзы. Фашисты после прихода к власти показали, что они не потерпят существования социал-демократической партии. Газеты и журналы партии подвергались одному запрету за другим. После выборов в рейхстаг девять депутатов — социал-демократов оказались арестованы. Тысячи активных рабочих — социал-демократов были брошены фашистами в тюрьмы и концентрационные лагеря, где подвергались чудовищным пыткам и истязаниям. Тем не менее правые реформистские лидеры СПГ Вельс, Штампфер и другие продолжали питать определенные иллюзии, рассчитывая достичь соглашения с гитлеровцами.

На следующий день после прихода гитлеровцев к власти орган СПГ «Форвертс» «с глубоким удовлетворением» приветствовал заявление фашистского министра внутренних дел Фрика о том, что нацистская партия стоит «на почве легальности»¹.

Сразу после выборов в рейхстаг Штампфер опубликовал статью, в которой писал, что «победа правительственных партий (гитлеровцев и националистов. — Г.Р.) предоставила им возможность управлять в строгом соответствии с конституцией, им нужно лишь действовать в качестве законного правительства, из чего вполне естественно вытекает, что мы образуем легальную оппозицию... Мы ограничим свою роль деловой критикой»². Социал-демократическая пресса подчеркивала, что в приходе национал-социалистов к власти определенная заслуга принадлежит лидерам СПГ, и призывала гитлеровцев эту заслугу должным образом оценить. 2 февраля 1933 г. орган СПГ «Форвертс» писал, обращаясь к Гитлеру: «Вы называете нас ноябрьскими преступниками, но могли ли вы, человек из рабочего сословия (!), без нас сделаться рейхсканцлером? Именно социал-демократия дала рабочим равноправие и уважение. Только благодаря нам вы, Адольф Гитлер, могли стать рейхсканцлером».

Гитлеровцы на первых порах использовали правых лидеров социал-демократии в своих грязных целях. Кровавый фашистский террор потряс мировое общественное мнение. Чтобы успокоить его, фашисты призвали СПГ «использовать свои международные связи для восстановления истины в отношении национал-социалистской партии». И правые лидеры СПГ приняли это предложение Гитлера. Они послали своего представителя в Данию с поручением воздействовать на заграничную социалистическую прессу в том плане, чтобы она прекратила критику действий фашистского правительства.

Когда Бюро II Интернационала, состоявшее из крайних оппортунистов, под давлением рядовых рабочих-социалистов все же было вынуждено выступить с осуждением гитлеровского террора, немецкий представитель в Бюро, он же лидер СПГ — Отто Вельс демонстративно покинул этот орган, а правление СПГ официально заявило, что партия выходит из II Интернационала. Лидеры СПГ отклонили также предложение всей фракцией организованно покинуть рейхстаг и тем самым осудить действия фашистского правительства. По распоряжению Вельса социал-демократические депутаты, которые не были еще арестованы гитлеровцами, явились 17 мая 1933 г. на заседание рейхстага и проголосовали за предложенную нацистами реваншистскую резолюцию по внешней политике.

Руководство СПГ тысячами исключало из партии рабочих, требовавших, чтобы ее лидеры сделали необходимые выводы из создавшегося положения и стали на путь борьбы против фашизма. В мае 1933 года из партии была исключена целиком берлинская организация социалистической молодежи за то, что она совершала «нелегальные глупости». Правые лидеры СПГ поспешили отмежеваться даже от тех своих коллег, которые эмигрировали за границу и оттуда выступали с непоследовательной критикой по адресу гитлеровцев. В апреле 1933 года конференция СПГ избрала новое руководство партии, исключив из него деятелей, эмигрировавших за границу. Конференция постановила всю работу партии вести исключительно «в рамках законных возможностей». В июне 1933 года под руководством одного из правых лидеров СПГ Пауля Лебе в Берлине вновь была созвана новая конференция партии, изгнавшая из правления «неарийцев». Конференция верноподданнически выступила с осуждением антигитлеровских заявлений эмигрировавших членов партии.

Однако пресмыкательство правых лидеров СПГ перед гитлеровцами не спасло партию от разгрома, оно лишь дезорганизовало сопротивление гитлеровцам со стороны рабочих — социал-демократов. Лидеры СПГ «близоруко рассчитывали, что Гитлер расправится только с коммунистами и оставит в покое социал-демократов, — говорил Н.С. Хрущев. — Поэтому вплоть до мая 1933 года социал-демократическая фракция рейхстага неизменно поддерживала Гитлера. Известно, чем это кончилось... Пошли вслед за коммунистами на каторгу и на плаху тысячи и тысячи честных немецких социал-демократов»³.

10 мая 1933 г. последовало распоряжение фашистского правительства о конфискации всего имущества СПГ и ее подсобных организаций. 22 июня 1933 г. гитлеровцы обвинили СПГ в «изменнических действиях против Германии и ее законного правительства» и на основе чрезвычайного декрета от 28 февраля 1933 г. объявили партию распущенной. «Социал-демократическая партия, — говорилось в распоряжении, — не заслуживает иного обращения, чем коммунистическая партия»⁵.

Ряд лидеров СПГ — Брейтшейд, Штеллинг, Кюнстлер и многие функционеры были арестованы гитлеровцами и брошены в концентрационные лагеря, где многие из них впоследствии были зверски убиты. Большинство правых лидеров СПГ бежало за границу. В Праге было создано заграничное руководство СПГ. Часть социал-демократических вождей открыто перешла в лагерь гитлеровцев. Среди них находились бывший председатель фракции СПГ в рейхстаге Лебе и небезызвестный палач немецких рабочих «кровавая собака» Носке. За свою деятельность по удушению Ноябрьской революции Носке стал пенсионером фашистского правительства и был награжден Гитлером «Железным крестом». «Одну часть функционеров СПГ, — говорил впоследствии на Нюрнбергском процессе Геринг, — составляли радикалы, другая часть была настроена менее радикально. Радикалов я поставил тотчас под стражу, в то время как целый ряд социал-демократических министров, обер-президентов и высших чиновников, совершенно спокойно распрощавшись со службой, получали свои пенсии и ничего против нас не предпринимали»⁶.

Капитулянтская тактика правых лидеров СПГ открыла гитлеровцам дорогу и для удара по другим массовым организациям рабочего класса, прежде всего по профсоюзам. Сообщниками гитлеровцев выступили руководители самой крупной профсоюзной организации в стране — Всегерманского объединения профсоюзов — Лейпарт, Грассман и др. Они, подобно правым лидерам СПГ, даже и не помышляли о каком-либо сопротивлении фашизму. Игнорируя боевые антифашистские настроения рабочих, которые наглядно проявились во время состоявшихся 21 марта 1933 г. выборов в фабрично-заводские комитеты, когда три четверти голосов было подано против национал-социалистов, реформистские лидеры профсоюзов стремились подчеркнуть свое лояльное отношение к гитлеровцам и включить профсоюзы в систему фашистской диктатуры. Вскоре после прихода нацистов к власти правление Всегерманского объединения профсоюзов опубликовало воззвание, в котором, в частности, говорилось: «Мы не можем считаться со своими антипатиями. Выступление против этого правительства было бы величайшей ошибкой, профсоюзы повредили бы рабочему классу, если бы поддались такому искушению».

21 марта 1938 г. Лейпарт и Грассман обратились к Гитлеру с заявлением, которое, по их мысли, должно было стать основой для соглашения с фашистами. Там указывалось, что профсоюзы хотят быть «полезными правительству своими знаниями и опытом», признают верховную роль фашистского государства при решении конфликтов между профсоюзами и предпринимателями, что они готовы порвать всякие связи с СПГ и не играть какой-либо политической роли⁷. Немного позднее представители Объединения немецких христианских профсоюзов и Объединения профсоюзов служащих обратились к Геббельсу с просьбой помочь включить эти организации в фашистскую государственную систему.

7 апреля 1933 г. председатель Всегерманского объединения профсоюзов Лейпарт заявил, что «профсоюзы вправе требовать признания со стороны правительства, ибо со своей стороны они признали цель, преследуемую национал-социалистским правительством». Даже орган английских лейбористов был вынужден констатировать, что «руководители немецких профсоюзов засвидетельствовали свое полное примирение с новыми владыками Германии»⁸.

Однако гитлеровцы не желали «примириться» с существованием профсоюзов. Разгром этих массовых организаций рабочего класса они считали необходимой предпосылкой полного лишения немецких трудящихся всех политических и экономических прав, превращения их в бесправное и послушное орудие немецких монополистов.

Подготовку к разгрому профсоюзов нацисты развернули сразу после прихода к власти. С этой целью гитлеровцы создали «Комитет действия для защиты немецкого труда» во главе с видным фашистом Робертом Леем. Учитывая многолетние традиции профсоюзного движения в Германии и приверженность немецких рабочих к своим профсоюзам, гитлеровцы были вынуждены прибегнуть к маневрам. В секретном циркуляре от 21 апреля 1933 г. Лей указывал, что захват нацистами профсоюзов «должен проходить в форме, которая вызывала бы у рабочего и служащего чувство, что эта акция направлена не против него, а против изжившей себя системы»⁹. Своим пресмыкательством перед гитлеровцами руководители профсоюзов способствовали проведению нацистских маневров, направленных на ликвидацию профсоюзов.

С демагогической целью продемонстрировать свою «заботу» об интересах рабочих и подчеркнуть «антикапиталистический» характер фашистской диктатуры гитлеровцы объявили 1 мая «днем национального труда». Лидеры профсоюзов призвали трудящихся «повсеместно принять участие в торжественных празднествах, устраиваемых по постановлению правительства в честь творческого труда и полноправного включения рабочих в государственную систему»¹⁰. Вместе с Гитлером и Геббельсом лидеры профсоюзов встречали на Темпельгофском аэродроме «рабочие делегации», которые в этот день по указанию нацистов были направлены в Берлин от всех провинций и различных отраслей промышленности. Затем во главе мобилизованных ими рабочих лидеры профсоюзов прошли по улицам города в сопровождении штурмовиков, с фашистскими флагами и под звуки фашистского гимна.

Тем самым цель гитлеровцев, желавших продемонстрировать рабочему классу «общность» его интересов с фашистами при помощи реформистских лидеров профсоюзов, была достигнута. А на следующее утро, 2 мая 1933 г., отряды штурмовиков и эсэсовцев захватили помещения правлений Всегерманского объединения профсоюзов и Всеобщего объединения профсоюзов служащих, профсоюзные дома, помещения окружных и местных комитетов этих организаций, банк рабочих, служащих и чиновников, его филиалы и кассы на местах¹².

Громя профсоюзы, лишая немецких трудящихся плодов их многолетней борьбы против буржуазии, гитлеровцы в то же время обратились к рабочим с демагогическим воззванием, в котором призывали помочь нацистам «превратить профсоюзы в органы плодотворного труда»¹³. Гитлер опубликовал специальное заявление, в котором клялся, что проводимая им «акция» не затронет финансовых интересов рабочих. Чтобы несколько успокоить рабочих, гитлеровцы были вынуждены отложить на более позднее время конфискацию средств в профсоюзных кассах.

Вслед за профсоюзами гитлеровцами были распущены и все другие массовые организации трудящихся — больничные и страховые кассы, спортивные и культурные союзы.

Розанов Г. Л. - Германия под властью фашизма (1933-1939)

http://www.katyn-books.ru/library/germaniya-pod-vlastyu-fashizma11.html

Калчев Камен - Димитров. Сын рабочего класса