Фридрих Энгельс
К ЖИЛИЩНОМУ ВОПРОСУ.
РАЗДЕЛ III
ЕЩЕ РАЗ О ПРУДОНЕ И ЖИЛИЩНОМ ВОПРОСЕ
III
Мюльбергер жалуется далее на то, что я называю реакционной иеремиадой его «напыщенные» излияния по поводу того, что «нет более ужасного издевательства над всей культурой нашего прославленного века, чем тот факт, что в больших городах 90 и более процентов населения лишены крова, который они могли бы назвать своим собственным».
Разумеется, если бы Мюльбергер ограничился, как он сам утверждает, изображением «ужасов современности», то я, разумеется, не сказал бы ни одного худого слова «о нем и о его скромных писаниях». Но он делает нечто совершенно другое. Он изображает эти «ужасы» следствием того, что рабочие не имеют пристанища, которое они могли бы назвать своим собственным». Жалуются ли на «ужасы современности», объясняя их отменой права собственности рабочего на его жилище, или, как это делают юнкеры, отменой феодализма и цехов, — в обоих случаях не может получиться ничего, кроме реакционной иеремиады, скорбной песни о вторжении неизбежного, исторически необходимого. Реакционность состоит именно в том, что Мюльбергер хочет восстановить индивидуальную собственность рабочего на жилище — дело, с которым история давным-давно покончила; в том, что он не может иначе представить себе освобождение рабочих, как только в виде превращения каждого снова в собственника своего жилища. — Далее:
«Я утверждаю самым решительным образом: борьба идет собственно против капиталистического способа производства, и только исходя из его преобразования можно ожидать улучшения жилищных условий. Энгельс ничего этого не замечает... Я предполагаю полное решение социального вопроса, прежде чем приступить к выкупу наемных жилищ».
К сожалению, я и теперь еще ничего этого не замечаю. Не мог же я знать, что предполагает в потаенном уголке своего мозга некто, чье имя даже было мне неизвестно. Я могу придерживаться только печатных статей Мюльбергера. А там я и теперь еще нахожу (на стр. 15 и 16 брошюры), что в качестве предпосылки для отмены наемного жилища Мюльбергер не предполагает ничего, кроме... самого наемного жилища. Лишь на стр. 17 он берет «производительность капитала за рога», к чему мы еще вернемся. И даже в своем ответе он это подтверждает, говоря:
«Дело шло скорее о том, чтобы показать, как, исходя из существующих условий, могло бы быть произведено полное преобразование в области жилищного вопроса».
«Исходя из существующих условий» и «исходя из преобразования» (что должно бы означать: уничтожения) «капиталистического способа производства» — ведь это вещи совершенно противоположные.
Не удивительно, если Мюльбергер сетует на то, что в филантропических стремлениях г-на Дольфуса и других фабрикантов помочь рабочим обзавестись собственным домом я вижу единственно возможное практическое осуществление его прудонистских проектов. Будь Мюльбергеру понятно, что прудоновский план спасения общества есть фантазия, всецело остающаяся на почве буржуазного общества, то он, разумеется, не уверовал бы в этот план.
Да я никогда и не сомневался в его благих намерениях. Но почему же в таком случае он восхваляет д-ра Решауэра за то, что последний предлагает венскому городскому управлению подражать проектам г-на Дольфуса?
Далее Мюльбергер заявляет:
«Что касается, в частности, противоположности между городом и деревней, то стремление уничтожить ее относится к области утопий. Противоположность эта естественная, вернее говоря, исторически возникшая...
Дело не в том, чтобы уничтожить эту противоположность, а в том, чтобы найти такие политические и социальные формы, в которых она была бы безвредна, даже плодотворна. Таким путем можно достигнуть мирного соглашения, постепенного уравновешения интересов».
Итак, уничтожение противоположности между городом и деревней — утопия, потому что эта противоположность — естественная, вернее говоря, исторически возникшая. Применим эту логику к другим противоречиям современного общества и посмотрим, куда это нас приведет. Например:
«Что касается в частности противоположности между» капиталистами и наемными рабочими, «то стремление уничтожить ее относится к области утопий. Противоположность эта естественная, вернее говоря, исторически возникшая. Дело не в том, чтобы уничтожить эту противоположность, а в том, чтобы найти такие политические и социальные формы, в которых она была бы безвредна, даже плодотворна. Таким путем можно достигнуть мирного соглашения, постепенного уравновешения интересов».
Тем самым мы опять пришли к Шульце-Деличу.
Уничтожение противоположности между городом и деревней не в большей и не в меньшей степени утопично, чем уничтожение противоположности между капиталистами и наемными рабочими. Оно с каждым днем все более становится практическим требованием как промышленного, так и сельскохозяйственного производства. Никто не требовал этого настоятельнее, чем Либих в своих сочинениях по агрохимии, в которых он всегда выдвигал первым требованием, чтобы человек возвращал земле то, что он от нее получает, и где доказывается, что этому препятствует лишь существование городов, в особенности крупных городов. Когда видишь, как здесь, в одном только Лондоне, изо дня в день с затратой огромных средств выбрасывается в море большая масса навоза, чем производится во всем королевстве Саксонии, и когда видишь, какие колоссальные сооружения необходимы для того, чтобы этот навоз не отравил весь Лондон, — то утопия об уничтожении противоположности между городом и деревней находит замечательное обоснование в практике. Даже сравнительно небольшой Берлин вот уж по крайней мере тридцать лет задыхается в своих собственных нечистотах. С другой стороны, было бы чистейшей утопией желать, подобно Прудону, произвести переворот в современном буржуазном обществе, сохраняя крестьянина как такового. Только возможно более равномерное распределение населения по всей стране, только тесная внутренняя связь промышленного и земледельческого производства наряду с необходимым для этого расширением средств сообщения, — конечно, при условии уничтожения капиталистического способа производства, — в состоянии вырвать сельское население из изолированности и отупения, в которых оно почти неизменно прозябает в течение тысячелетий. Утверждать, что освобождение людей от цепей, выкованных их историческим прошлым, будет полным лишь тогда, когда будет уничтожена противоположность между городом и деревней, — вовсе не является утопией; утопия возникает лишь тогда, когда пытаются, «исходя из существующих отношений», предуказать форму, в которой должна быть разрешена та или иная противоположность, присущая существующему обществу. А именно это и делает Мюльбергер, принимая прудоновскую формулу решения жилищного вопроса.
Далее Мюльбергер жалуется, что я в известной степени считаю и его ответственным за «чудовищные воззрения Прудона на капитал и процент», и заявляет:
«Изменение производственных отношений я предполагаю как данное уже заранее, а переходный закон, регулирующий ставку процента, касается не производственных отношений, а общественного оборота, отношений обращения... Изменение производственных отношений, или, как точнее формулирует немецкая школа, уничтожение капиталистического способа производства, происходит, конечно, не вследствие переходного закона, упраздняющего процент, как приписывает мне это Энгельс, а вследствие фактического овладения всеми орудиями труда, всей промышленностью со стороны трудящегося народа. Будет ли при этом трудящийся народ поклонником» (!) «выкупа или же немедленной экспроприации, — этого не решить ни Энгельсу, ни мне».
Я с изумлением протираю глаза. Я снова перечитываю сочинение Мюльбергера от начала до конца, чтобы отыскать то место, где он заявляет, что его выкуп наемных жилищ заранее предполагает «фактическое овладение всеми орудиями труда, всей промышленностью со стороны трудящегося народа». Этого места я не нахожу. Его не существует. О «фактическом овладении» и т. д. нигде нет речи. Зато на стр. 17 сказано:
«Предположим, что производительность капитала, — как это рано или поздно должно случиться, — действительно взята за рога, например, посредством переходного закона, твердо устанавливающего размер процента со всех капиталов в один процент, притом с тенденцией постепенно приблизить и этот размер процента к нулю... Разумеется, и дом, и квартира, подобно всем другим продуктам, подлежат действию этого закона...
Мы видим, таким образом, что и с этой стороны выкуп наемных квартир является необходимым следствием уничтожения производительности капитала вообще».
В полную противоположность новейшему повороту Мюльбергера здесь, стало быть, сказано без обиняков, что производительность капитала — а под этой путаной фразой он заведомо разумеет капиталистический способ производства — в самом деле «была бы взята за рога» посредством закона об отмене процента и что именно в результате этого закона «выкуп наемных жилищ является необходимым следствием уничтожения производительности капитала вообще». Ни в коем случае, заявляет теперь Мюльбергер. Этот переходный закон «касается не производственных отношений, а отношений обращения». При таком полнейшем противоречии, говоря словами Гёте, «одинаково таинственном для мудрецов и для глупцов»255, остается только предположить, что я имею дело с двумя различными Мюльбергерами, из которых один справедливо выражает недовольство, если я «приписываю» ему то, что напечатал другой.
Что трудящийся народ не станет спрашивать ни меня, ни Мюльбергера, будет ли он при фактическом овладении «поклонником выкупа или же немедленной экспроприации», — это совершенно верно. В высшей степени вероятно, что он вообще предпочтет не быть «поклонником». Но ведь о фактическом овладении всеми орудиями труда трудящимся народом вовсе не было речи; речь шла только об утверждении Мюльбергера (стр. 17), что «все содержание решения жилищного вопроса дано в слове выкуп». Если теперь он признает этот выкуп крайне сомнительным, — зачем же тогда напрасно утруждать и нас обоих и читателей?
Впрочем, необходимо констатировать, что «фактическое овладение» всеми орудиями труда, всей индустрией со стороны трудящегося народа является прямой противоположностью прудонистского «выкупа». При последнем отдельный рабочий становится собственником жилища, крестьянского участка земли, орудий труда; при первом же совокупным собственником домов, фабрик и орудий труда остается «трудящийся народ». Пользование этими домами, фабриками и прочим едва ли будет предоставляться, по крайней мере, в переходное время, отдельным лицам или товариществам без покрытия издержек. Точно так же уничтожение земельной собственности не предполагает уничтожения земельной ренты, а передачу ее, хотя и в видоизмененной форме, обществу. Фактическое овладение всеми орудиями труда со стороны трудящегося народа не исключает, следовательно, никоим образом сохранения найма и сдачи в наем.
Вообще вопрос вовсе не в том, захватит ли пролетариат, достигнув власти, орудия производства, сырые материалы и жизненные средства путем простого насилия, заплатит ли он тотчас же вознаграждение за это, или выкупит постепенно эту собственность небольшими частичными платежами. Пытаться ответить на этот вопрос заранее и относительно всех возможных случаев — значило бы фабриковать утопии, а это я предоставляю делать другим.
IV
Вот сколько пришлось исписать бумаги, чтобы сквозь всевозможные оговорки и увертки Мюльбергера добраться, наконец, до самой сути дела, которой Мюльбергер в своем ответе старательно избегает касаться.
Что положительного сказал Мюльбергер в своей статье?
Во-первых, — что «разница между первоначальными издержками по постройке дома, на строительный участок и т. д. и его теперешней стоимостью» по праву принадлежит обществу. Эта разница называется на экономическом языке земельной рентой. Прудон тоже хочет передать ее обществу, как можно прочитать в его «Общей идее революции», издание 1868 г., стр. 219.
Во-вторых, — что решение жилищного вопроса состоит в том, что каждый съемщик становится собственником своей квартиры.
В-третьих, — что это решение проводится в жизнь посредством закона, превращающего платежи по найму в платежи по покрытию покупной цены жилища. — Оба эти пункта, второй и третий, заимствованы у Прудона, как всякий может увидеть в «Общей идее революции», стр. 199 и сл., а на стр. 203 там даже имеется в готовой редакции соответствующий проект закона.
В-четвертых, — что производительность капитала берется за рога посредством переходного закона, согласно которому ставка процента снижается сначала до 1%, имея в виду затем дальнейшее понижение. Это точно так же заимствовано у Прудона, о чем подробно можно прочитать в «Общей идее», стр. 182—186.
По каждому из этих пунктов я процитировал то место у Прудона, где находится оригинал мюльбергерской копии, и вот я спрашиваю, был ли я вправе или нет назвать прудонистом автора насквозь прудонистской статьи, не содержащей ничего кроме прудонистских воззрений? И все же Мюлъбергер ни на что так горько не жалуется, как на то, что я его называю прудонистом, называю якобы потому, что я «наткнулся на некоторые обороты речи, свойственные Прудону». Напротив, все «обороты речи» принадлежат Мюльбергеру, содержание же принадлежит Прудону. И когда я дополняю прудонистскую статью Прудоном, то Мюльбергер жалуется, что я подсовываю ему «чудовищные воззрения» Прудона.
В чем же заключались мои возражения против этого прудонистского плана?
Во-первых, — что передача земельной ренты государству равносильна уничтожению индивидуальной земельной собственности.
Во-вторых, — что выкуп наемного жилища и передача собственности на жилище его бывшему съемщику вовсе не затрагивает капиталистического способа производства.
В-третьих, — что это предложение при современном развитии крупной промышленности и городов так же нелепо, как и реакционно, и что восстановление индивидуальной собственности каждого отдельного лица на его жилище было бы шагом назад.
В-четвертых, — что принудительное понижение процента на капитал никоим образом не посягает на капиталистический способ производства и, напротив того, как это доказывают законы против ростовщичества, является требованием весьма старым и в то же время невыполнимым.
В-пятых, — что с уничтожением процента на капитал вовсе не уничтожается плата за наем помещения.
С пунктами вторым и четвертым Мюльбергер теперь согласился. Против остальных пунктов он не возражает ни слова. А ведь это как раз те пункты, о которых идет спор. Но ответ Мюльбергера не является возражением; в нем старательно обходятся все экономические пункты, которые ведь являются решающими; этот ответ — личная жалоба, и ничего больше.
Так, он жалуется на то, что я предвосхищаю обещанное им решение других вопросов, например о государственных долгах, частных долгах, кредите, и говорю, что решение везде будет такое же, как и в жилищном вопросе, — процент отменяется, платежи процентов превращаются в платежи по погашению капитала, а кредит объявляется даровым. И все же я готов и теперь биться об заклад, что когда эти статьи Мюльбергера увидят свет, их содержание по существу будет так же соответствовать «Общей идее» Прудона (кредит — стр. 182, государственные долги — стр. 186, частные долги — стр. 196), как статьи о жилищном вопросе соответствуют цитированным местам той же книги.
Мюльбергер поучает меня по этому поводу, что эти вопросы — о налогах, государственных и частных долгах, кредите, да вдобавок еще вопрос об автономии общины — в высшей степени важны для крестьянина и для пропаганды в деревне. В значительной мере согласен, но 1) о крестьянах до сих пор вовсе не было речи и 2) прудоновское «решение» всех этих вопросов так же экономически нелепо и так же по существу буржуазно, как и его решение жилищного вопроса. Против намека Мюльбергера, будто я не признаю необходимым вовлечь крестьян в движение, мне защищаться не приходится. Однако я все же считаю глупостью рекомендовать с этой целью крестьянам прудоновское знахарство. В Германии еще очень много крупных имений. По прудоновской теории следовало бы все это раздробить на маленькие крестьянские дворы, что, при нынешнем уровне сельскохозяйственной науки и после опыта Франции и Западной Германии в области парцелльного землевладения, было бы прямо реакционным шагом. Напротив, существующее еще крупное землевладение предоставит нам желаемую основу для того, чтобы при помощи ассоциированных работников повести земледелие в крупном масштабе, при котором только и возможно применение всех современных вспомогательных средств, машин и т. п., и тем самым наглядно показать мелким крестьянам преимущества крупного хозяйства на началах ассоциации. Датские социалисты, опередившие в этом отношении всех других, давно уже осознали это256.
Точно так же мне нет нужды защищать себя от упрека, будто ужасные современные жилищные условия рабочих показались мне «не имеющим значения пустяком». Я, насколько мне известно, первый в немецкой литературе изобразил эти условия в той классически развитой форме, в какой они существуют в Англии; и это не потому, как полагает Мюльбергер, что они «оскорбляют мое правовое чувство», — много хлопот было бы у того, кто вздумал бы превращать в книги все факты, оскорбляющие его правовое чувство, — а, как указано в предисловии к моей книге257, для того, чтобы дать тогда лишь возникавшему немецкому социализму, вращавшемуся в кругу пустых фраз, фундамент фактов путем описания общественных условий, созданных современной крупной промышленностью. Но мне, в самом деле, и в голову не приходит разрешать так называемый жилищный вопрос, точно так же, как я не стал бы заниматься деталями разрешения еще более важного продовольственного вопроса.
Меня вполне удовлетворяет, если я могу сказать, что производство нашего современного общества достаточно велико, чтобы прокормить всех членов общества, и что имеется достаточно домов, чтобы уже теперь можно было предоставить трудящимся массам вместительное и здоровое пристанище. А мудрствования о том, как станет будущее общество регулировать распределение пищи и жилищ, ведут прямо в область утопии. Самое большее, что мы можем утверждать, исходя из изучения основных условий всех предыдущих способов производства, это то, что с падением капиталистического производства известные формы присвоения, характерные для старого общества, станут невозможными. Даже переходные мероприятия должны будут повсюду сообразоваться с существующими в данный момент отношениями; в странах мелкого землевладения они будут существенно иными, чем в странах крупного землевладения, и так далее. Что получается в результате попыток решать поодиночке эти так называемые практические вопросы, как жилищный вопрос и т. д., лучше всего показывает пример самого Мюльбергера, который сперва на 28 страницах обстоятельно разъясняет, что «все содержание решения жилищного вопроса дано в слове выкуп», а затем, когда его прижали к стене, начинает смущенно бормотать, что в сущности еще очень большой вопрос, «будет ли трудящийся народ поклонником выкупа» при фактическом овладении домами или какой-либо другой формы экспроприации.
Мюльбергер требует, чтобы мы стали практичны, чтобы мы «действительным практическим отношениям» не «противопоставляли одни лишь мертвые, абстрактные формулы», чтобы мы «от абстрактного социализма подошли к определенным, конкретным общественным отношениям». Если бы Мюльбергер так поступил, то он, может быть, приобрел бы большие заслуги перед движением. Ведь первый шаг при подходе к определенным конкретным общественным отношениям состоит в том, что их изучают, что исследуют их действительную экономическую связь. А что мы находим у Мюльбергера? Целых два положения, а
именно:
1) «Съемщик по отношению к домовладельцу — то же, что наемный рабочий по отношению к капиталисту».
Я показал выше, что это совершенно неверно и Мюльбергеру нечего возразить на это...
2) «Тем быком, которого» (при социальной реформе) «надо взять за рога, является так называемая в либеральной школе политической экономии производительность капитала, на самом деле не существующая, но мнимым своим существованием служащая покровом всякого неравенства, тяготеющего над современным обществом».
Итак, бык, которого надо взять за рога, «на самом деле не» существует, стало быть, не имеет и «рогов». Все зло не в нем, а в его мнимом существовании. Тем не менее, «так называемая производительность (капитала) в состоянии чудесным образом воздвигать на земле дома и города», существование которых уж отнюдь не «мнимо» (стр. 12). И человек, который, несмотря на то, что «Капитал» Маркса «и ему хорошо знаком», так безнадежно-путано лепечет что-то об отношении между капиталом и трудом, берет на себя смелость указывать немецким рабочим новый и лучший путь и выдает себя за «зодчего», которому «по крайней мере в общем и целом ясна архитектоника будущего общества»!
Никто ближе не «подошел к определенным, конкретным общественным отношениям», чем сделал это Маркс в «Капитале». Двадцать пять лет употребил он на то, чтобы всесторонне исследовать их, и результаты его критики повсюду содержат также и зародыши так называемых решений, поскольку последние вообще возможны в настоящее время. Но любезному Мюльбергеру этого мало. Все это абстрактный социализм, мертвые абстрактные формулы. Вместо того чтобы изучать «определенные конкретные общественные отношения», любезный Мюльбергер довольствуется чтением нескольких томов Прудона, которые ровно ничего не говорят ему об определенных конкретных общественных отношениях, но зато дают ему очень определенные конкретные чудодейственные рецепты от всех общественных зол; и этот готовый план социального спасения, эту прудоновскую систему он преподносит немецким рабочим под тем предлогом, что он хочет «распрощаться с системами», между тем как я, дескать, «избираю противоположный путь»! Чтобы уразуметь это, я должен предположить, что я слеп, а Мюльбергер глух, так что мы никак не можем объясниться друг с другом.
Довольно. Если полемика эта не сослужит никакой другой службы, то она во всяком случае полезна уж тем, что показала, как обстоит дело с практикой этих называющих себя «практическими» социалистов. Эти практические предложения для устранения всех социальных зол, эти социальные панацеи всегда и повсюду изготовлялись основателями сект, выступавших в те времена, когда пролетарское движение было еще в младенческом возрасте. К их числу относится и Прудон. Развитие пролетариата отбрасывает в сторону эти детские пеленки и воспитывает в самом рабочем классе понимание того, что нет ничего менее практичного, чем эти заранее вымышленные, пригодные к любому случаю «практические решения», и что, напротив, практический социализм заключается в правильном понимании различных сторон капиталистического способа производства. Для рабочего класса, обладающего таким пониманием, никогда не представит трудности в каждом данном случае решить, против каких социальных учреждений и каким образом следует направить свои главные удары.
К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2
том 18
Ф. ЭНГЕЛЬС. К ЖИЛИЩНОМУ ВОПРОСУ 203-284
Раздел 1. КАК ПРУДОН РАЗРЕШАЕТ ЖИЛИЩНЫЙ ВОПРОС 207-227
Раздел II. КАК БУРЖУАЗИЯ РАЗРЕШАЕТ ЖИЛИЩНЫЙ ВОПРОС 228-259
Раздел III. ЕЩЕ РАЗ О ПРУДОНЕ И ЖИЛИЩНОМ ВОПРОСЕ 260-284
|
