Успехам победившего народа контрреволюция противопоставила не только саботаж.

Контрреволюция пыталась превратить в один из центров анти­советской борьбы Петроградскую городскую думу. Дума имела опыт такой борьбы. Петроградская дума пыталась созвать в Петрограде «Собор» городских и земских самоуправлений с тем, чтобы противопоставить местные думы и земства Советам. «Собор» не состоялся, так как в Петроград приехали представители не более 20 городов. Петроградская дума руководила саботажем во всех ком­мунальных учреждениях, связывалась с иностранными послами, собирала силы.

15 ноября вопрос о Петроградской думе обсуждался на заседании Совета народных комиссаров.

«Центральная городская дума явно и окончательно утратила право на представительство петроградского населения, придя в полное противоречие с его настроениями и желаниями», — гласило постановление Совета народных комиссаров.

Совет народных комиссаров отметил, что дума поль­зуется своими правами

«для контрреволюционного противодействия воле рабочих, солдат и крестьян, для саботажа и срыва планомерной общественной работы».

Совет народных комиссаров постановил распустить контрреволюционную Петроградскую думу. Правые эсеры и меньшевики пытались игнорировать поста­новление Совета народных комиссаров. После декрета о роспуске Петроградской думы последняя продолжала функционировать.

20 ноября в здании думы стали собираться гласные. Здании было заполнено вооруженными красногвардейцами и матросами. Матросы вступали с гласными думы в политические споры и дискуссии. В 7 часов 30 минут городской голова и председатель думы, надев знаки своего звания, направились в зал заседания. За ними толпой шли гласные и служащие. Матросы не пустили думцев в зал заседания, но гласные сумели проникнуть в зал другим ходом... Началось заседание думы. Вооруженные красногвардейцы и матросы ворвались в зал заседания и потребовали от думы немедленно удалиться из Александровского зала.

Для ответа думе было дано 5 минут. Тут же городская дума принимает решение:

«Заслушав через председателя думы заявление гражданина матроса о прекращении ею работ по требованию военно-революциснного комитета, городская дума протестует против наси­лия. ..»

Матрос, принесший приказ, нетерпеливо поглядывал на часы.

— Осталось всего две минуты, — предупредил он.

Твердая, уверенная политика Ленина взорвала маневры агентов контрреволюции.

Потеряв надежду на успех комбинации «Керенский — Крас­нов—Викжель», Чернов рекомендует при организации центральной власти опереться на созданные краевые правительства Ук­раины, Дона, Кубани, Туркестана.

Одновременно эсеры перенесли борьбу с большевиками на кре­стьянский съезд. Еще в дни вооружённой борьбы за власть, 27 ок­тября, Исполнительный комитет Советов крестьянских депутатов постановил созвать съезд 10 ноября. Но как только стало выясняться революционное настроение в низовых организациях, эсеровский Исполнительный комитет крестьянских Советов сде­лал все, чтобы сорвать съезд. На места давались самые противо­речивые указания о времени созыва, норме представительства и пр. Многие делегаты возвращались с дороги, некоторые Советы от­казались послать своих представителей, сбитые с толку указа­ниями эсеровского Исполнительного комитета.

8 ноября Исполнительным комитетом Советов крестьянских депутатов 27 голосами против 23 постановлено перенести съезд крестьян в Могилев, где находилась Ставка. В качестве мотивов были выдвинуты: требования Чернова и Гоца, чтобы съезд протекал в «благоприятствующей» обстановке, чего нет в Петрограде, необходимость тесного участия фронта «в создании новой власти».

Правые асеры повторяли попытку Временного правительства, которое собиралось несколько недель тому назад бежать из революционного Питера в спокойную, как им казалось, Москву. Эсеры искали спасения в контрреволюционной Ставке. Но асеры опоздали. 9 ноября частное совещание 120 делегатов Всероссийского крестьянского съезда постановило созвать съезд в Петрограде.

10 ноября съехались делегаты съезда. По предварительным данным было ясно, что большинство делегатов принадлежит к «левым» эсерам и большевикам. Не ожидавший такого состава Исполнительный комитет Советов крестьянских депутатов начи­нает лавировать. Днем он устраивает заседание совместно с делегатами от губернских и армейских комитетов, т. е. верхушечных организаций, где проводит решение об отсрочке съезда до 30 ноября. Собравшимся делегатам решено предоставить право узкого со­вещания, притом лишив права решающего голоса уездных и волостных делегатов и делегатов от дивизий. Вечером собрались делегаты съезда. Большинством голосов решение Исполнительного комитета было провалено. Всем прибывшим делегатам было дано право решающего голоса, а самый съезд решили объявить чрезвычайным.

На площади перед Смольным горели костры, у входа стояли красногвардейцы и проверяли пропуска. Беспрерывной верени­цей тянулись люди в Смольный. Войдя в здание, человеческий поток разделялся на две части: направо — к Военно-революцион­ному комитету, налево — в комнату, где разместился Совет народных комиссаров.

В Смольный приезжали делегаты из далеких районов страны за директивами об организации власти Советов. В Смольный приходили крестьяне-ходоки за ленинским декретом о земле. Делегаты с фронта приходили за декретом о мире. Из Смольного выходили командиры отрядов с назначениями Военно-революционного комитета и, вызвав из ночной темноты красногвардейцев, отправлялись на фронт.

На улицах революционной столицы у хлебных лавок стояли огромные хвосты.

Саботажники хотели задушить рабочих рукой голода. Голод организовывали планомерно ешк накануне Великой революции. В Петрограде запаса хлеба к 25 октября 1917 года было только на один-два дня.

Еще за несколько дней до октябрьской победы пролетариата меньшевики угрожали применить в борьбе с большевиками оружие саботажа.

«У них нет работоспособных сил, — говорил 20 октября министр внутренних дел меньшевик А.М.Никитин. — Если бы им и удалось захватить власть, мы не будем с ними работать. Они останутся изолированными».

В самый день образования Совета народных комиссаров кадеты, меньшевики и эсеры призвали чиновников не подчиняться новой власти.

26 октября ответственные работники Петроградского особого по продовольствию присутствия отказались работать совместно с представителями советской власти. Во главе с эсером Дедусенко они покинули свои посты. Забастовали чиновники министерства продовольствия и Петроградской продовольственной управы.

Положение революционного Петрограда было исключительно тяжелым. 27 октября в столице было всего 30 тысяч пудов хлеба. Голодная же норма в полфунта требовала 48 тысяч пудов в сутки. К хлебу уже подмешивали не ячмень, а овес. Контрреволюцион­ная печать злорадствовала. «Обещали хлеб, на деле ведут к голоду»,— провокаторски вопило меньшевистское «Единство».

Вестники восстания — делегаты II съезда Сове­тов — разъехались по мостам. Из Смольного института, где помещался штаб революции, потянулись нити во все уголки страны.

Начался «период Смольного». На первом этапе диктатуры пролетариата Смольный был центром кипучей деятельности большевиков — строителей нового государственного аппарата.

Враг еще не был разбит: Керенский бросил войска против революционной столицы, подняли мятеж юнкера, в Москве происходили жестокие бои за власть.

В то время как под Пулковом и на улицах Москвы силой оружия решались судьбы революции, эсеро-меньшевики пытались взорвать революцию изнутри. Центром этой деятельности эсеро-меньшевиков стал Викжель.

Ешё 29 октября, в разгар наступления Краснова — Керенского под Гатчиной, Викжель вынес решение о создании однородного «социалистического» правительства.

Для большевиков было ясно, что Викжель, выступивший со своим заявлением в момент, когда «политический вопрос теперь вплотную подходит к военному», стоит на стороне Корниловых и Калединых. Требование прекращения боевых действий, когда осталось только добить керенщину, означало прямую поддержку контрреволюции.

Прикрываясь флагом «нейтралитета», Викжель мог увлечь за собой некоторые слои колеблющихся железнодорожников. Кроме того в руках Викжеля был аппарат управления желез­ными дорогами. Надо было его обезвредить, не допустить перевозок войск Керенского и добиться свободного передвижения революционных отрядов для помощи Москве и другим центрам. Центральный Комитет большевиков на заседании 29 октября решает послать своих представителей для переговоров с Викжелем. По определению Ленина, переговоры должны были быть дипломатическим прикрытием военных действий. Основным условием переговоров об изменении состава правительства Центральный Комитет большевиков поставил ответственность правительства перед Всероссийским центральным исполнительным комитетом, признание единственным источником власти II съезда Советов и подтверждение декретов о земле и мире.

29 и 30 октября состоялись первые заседания комиссии при Викжеле «по выработке соглашения между партиями и органи­зациями».

Ставка принимала лихорадочные меры, чтобы приостановить победное шествие революции на фронте. В Ставку стекались руководители разбитых в Петрограде соглашательских партий.

4 ноября в Могилев прибыли бывший военный министр Временного правительства Верховский и члены Центрального комитета партии зсеров Чернов, Фейт, Шохерман. Несколько позднее сюда же явились Гоц, Скобелев и др. К этому времени «Ставка кишмя кишела разного рода бывшими, будущими и жаждущими быть...» государственными деятелями. Непрерывно являлись то члены общеармейского комитета, то представители организаций, то всякие прочие «люди с планом».

Там же находились и представители иностранных миссий. Союзные дипломаты диктовали свои условия Ставке. Отказав­шись признать советское правительство, они начали сноситься непосредственно с Духониным, подчеркивая этим, что Ставка является для них единственным органом власти.

Общеармейский комитет и приехавшие в Ставку эсеро-меньшевистские главари в единении с контрреволюционным генералитетом решили противопоставить Совету народных комис­саров новое правительство, организованное в Ставке.

В ночь на 8 ноября из Ставки от имени общеармейского комитета армейским организациям фронта была разослана телеграмма с предложением «действующей армии в лице её фрон­товых и армейских комитетов взять на себя инициативу созда­ния власти». Комитет предлагал наметить кандидата на пост министра-председателя. «Со своей стороны, — говорилось в телеграмме; — обще­армейский комитет выдвигает на этот пост кандидатуру вождя партии социалистов-революционеров Виктора Михайловича Чернова».

Вечером 8 ноября Чернов уже выступал в здании Могилев­ского Совета как кандидат на пост премьера. Могилев готовился стать вторым Версалем.

Но без поддержки армии нечего было и думать о борьбе с советской властью. Солдатские массы не хотели воевать эа чу­жие интересы. Они готовы были продолжать борьбу с немцами, если этого потребуют интересы народа. Они готовы были грудью стать за советскую власть, но не продолжать войну за интересы капиталистов. Контрреволюция решила сыграть на этой жажде солдат кончить антинародную войну. Ставка попыталась взять в свои руки инициативу заключения мира с Германией.

На Юго-западном, Румынском и Кавказском фронтах Ве­ликая пролетарская революция развивалась в более сложной обстановке, чем на Северном и Западном.

Развернувшаяся здесь борьба за советскую власть велась не только против генералитета и контрреволюционных организа­ций, но и с враждебными советской власти националистичесними объединениями, по территории которых проходили фронты. Это были: Украинская центральная рада, буржуазные организации Закавказья и румынские власти.

Фронтовый комитет Юго-западного фронта, получив изве­стия о событиях в Петрограде, решил оказать сопротивление выступлению большевиков.

Однако настроение комитета далеко не отражало настроения солдатских масс фронта и тыла. Известия о восстании в Петрограде дошли до солдат Юго-западного фронта позднее, чем на других фронтах. Но как только солдатская масса и на этом фронте узнавала о великих событиях в Петрограде, она спешила вы­разить свою солидарность с петроградскими рабочими и солдатами. 31 октября начальник штаба VII армии генерал Гришинский доносил в штаб Юго-западного фронта:

«В XXII корпусе усиленная большевистская агитация ве­дется солдатами 6-го полка, где вынесена резолюция о под­держке большевиков... В 1 гвардейском корпусе на соединен­ном заседании полковых, дивизионных и корпусного коми­тетов после бурных прений вынесена следующая резолюция: соединенное заседание заявляет о полной солидарности с петроградским гарнизоном и Всероссийским съездом Сове­тов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в их борьбе за создание твердой революционной власти...»

2 ноября командующий XI армией генерал Промотов телеграфировал в штаб фронта:

«В V армейском корпусе настроение крайне нервное, симпатии к большевизму растут особенно в пехоте, сильно ухудшилось отношение к офицерскому составу в 7-й пехотной дивизии. В XXXII армейском корпусе 403-й Польский полк за исключением пулеметной и других мелких команд вынес большевистскую резолюцию с протестом против снятия войск с фронта. 48-й тяжелый артиллерийский дивизион вынес по­добную большевистской резолюцию... Большевистское настроение в частях корпуса растёт».

Центром революционного движения в тылу Юго-западного фронта явилась Винница. Там была сильная большевистская организация. Местный Совет рабочих и солдатских депутатов целиком находился на стороне большевиков. За большевиками шел и местный, значительный по численности, гарнизон.

X армия занимала центр Западного фронта. Ее штаб находился в местечке Молодечно. О том, как было встречено здесь известие о восстании в Петрограде, рассказывают в «Правде» от 4 ноября 1917 года делегаты 107-го Троицкого полка.

«Веств о перевороте, — пишут они, — пришла 26 октября. Встречена она была с восторгом, криками «ура». Состоялось собрание всего полка, который вынес резолюцию за полную поддержку новой власти... 27-го была получена другая телеграмма о взятии Петрограда Керенским с призывом не верить Военно-революционному комитету и об аресте большевиков. Этой телеграмме никто не поверил».

Несколькими днями раньше в 107-м Троицком полку была принята резолюция о передаче всей власти в руки Советов. С этой резолюцией делегаты 107-го полка объездили несколько полков своей дивизии: 105, 106 и 108-й. Всюду солдаты единогласно присоединились к резолюции 107-го полка. Даже в ударном батальоне подавляющее большинство солдат присоединилось к резолюции, и лишь небольшая кучка протестовала, требуя ареста делегатов.

Резолюция была доставлена в комитет 27-й дивизии с тем, чтобы делегат от дивизии доставил ее на II Всероссийский съезд Советов. Дивизионный комитет сначала отказывался принять эту резолюцию. Когда же делегаты пригрозили, что они сами доставят ее на съезд, комитет принял, но на съезд ее не доставил, а положил под сукно.

Так было накануне Октябрьского переворота не только в 27-й дивизии, но и в других частях X армии. Разрыв между сол­датской массой и соглашательскими войсковыми комитетами стал к этому времени совершившимся фактом.

Армейский комитет X армии, получив первые известия о восстании в Петрограде, совместно с правительственным комиссаром обратился к армии с воззванием, пророча гибель революции. 28 октября в Молодечно состоялось армейское совещание представителей полковых, дивизионных и корпусных комитетов, вернее, представителей соглашательских, по преимуществу, верхушек этих комитетов. Но и при таком положении около 50 человек высказались на совещании за большевиков. Эсеры и меньшевики насчитывали на своей стороне около 100 человек. Небольшая группа представителей заняла «нейтральную» пози­цию, воздерживаясь при всех голосованиях.

После Северного фронта крупнейшее значение для успеш­ного завершения пролетарской революции имел Западный фронт. Он лежал ближе других фронтов к Москве и — после Северного фронта — к Петрограду. В тылу Западного фронта находился центр генеральской контрреволюции — Ставка верховного главнокомандующего.

Окопы Западного фронта тянулись от Двинска до Пинска. Штаб фронта находился в Минске. Так же как и на Северном фронте, здесь стояли три армии: III, X и II.

II армия занимала крайний левый фланг Западного фронта— Пинские болота. Штаб армии находился в Слуцке, но наиболее жизненным центром ее являлся Несвиж, расположенный ближе к окопам. В Несвиже находился и армейский комитет.

26 октября фракция большевиков армейского комитета по­лучила известия о восстании в Петрограде. Большевики немедленно предъявили комитету требование о признании новой власти. Комитет, состоявший на две трети из соглашателей, отклонил это требование. Тогда большевики вышли из его состава. Многие из них разъехались по фронту поднимать на борьбу за советскую власть солдат-окопников. А большевики, оставшиеся в Несвиже вместе с товарищами, прибывшими из Минска, раз­вернули работу военно-революционного комитета.

Еще до начала октябрьских событий, в противовес казакам 2-й Уральской казачьей дивизии, стоявшим в Несвиже, большевики вызвали туда 32-й Сибирский полк. 26 октября сибирцы подошли к Несвижу. В частях II армии большевики — члены армейского комитета — боролись за немедленные перевыборы дивизионных и корпусных комитетов, за выборы делегатов на армейский съезд, который должен был собраться 1 ноября, за контроль над штабами и телеграфом и за захват корпусных газет

Полковые комитеты в большинстве полков были уже большевистскими. Исключение представляли лишь некоторые полки IX и III сибирских корпусов: в первом сильны были украинские националисты, во втором — эсеры. Захват власти в полках совершился очень быстро. Командный состав оказался настолько изолированным, что не мог оказать никакого сопротивления.

О настроении большинства частей II армии можно судить по резолюции, принятой 27 октября на объединенном заседании полкового, ротных и командных комитетов 18-го гренадерского Карсского полка.

По Северному фронту весть о революции в Петрограде распространилась, как огонь по сухой соломе.

Утром 25 октября в редакцию газеты «Латышский стрелок» зашёл солдат-телеграфист. Озираясь, он спросил редактора. Тот отозвался. Солдат отвел редактора в сторону и секретно передал ему телеграмму. Она поступила из Петрограда окольным путем через Ревель и Юрьев. Оказалось, что соглашательский армейский комитет XII армии — Искосол — установил дежурства своих членов на телеграфе и не пропускал телеграмм, идущих в адрес революционных организаций. Телеграфист снял копию с задержанной телеграммы и принес ее в редакцию большевистской газеты с предложением «довести до сведения масс».

Телеграмма гласила:

«Враги народа ночью перешли в наступление... Замыш­ляется предательский удар против Петроградского Совета. Газеты «Рабочий путь» и «Солдат» закрыты».

Дальше в телеграмме давались указания не допускать отправки в Петроград воинских частей на поддержку контрреволюции.

Вскоре затем стало известно, что Временное правительство пало и вместо него образуется новая власть.

В состав Северного фронта входили три армии: XII, I и V Из них наибольшее значение имела XII армия, расположенная в непосредственной близости к столице.

Узнав о восстании в Петрограде, возникший нелегально военно-революционный комитет XII армии тотчас же выступил открыто. Он находился в городе Вендене, в непосредственной близости к окопам.

Утром 26 октября военно-революпионный комитет оповестил части армии и население Вендена о своем образовании. В выпущенном им воззвании говорилось, что по примеру красного Петро­града в районе XII армии возник военно-революционный комитет, задачей которого было объедпнигь все революционные силы XII армии.

В состав военно-революционного комитета вошли представи­тели Центрального Комитета большевиков, революционной со­циал-демократии Латвии, военной организации большевиков XII армии. Исполнительного комитета латышских стрелков, Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов XII армии, а также Советов солпатских, рабочих и безземельных депутатов Вендена, Вольмара и Юрьева.

«Нужно, чтобы ни один солдат XII армии не был направлен в Петроград на позорное «усмирение»,— говорилось в воззвании.

Опираясь на военную организацию большевиков и Искольстрел — Исполнительный комитет Советов депутатов латыш­ских стрелков, — военно-революционный комитет объявил себя органом власти XII армии.

В почь на 26 октября главнокомандующий Западного фронта генерал Балуев запросил Ставку, как быть с поступающими телеграммами об аресте Временного правительства:

«Я прошу дать указания Ставки — и немедленно, так как телеграммы Военно-револю­ционного комитета скрыть от войск не могу».

Наутро генерал Духонин сообщил Балуеву, какие меры при­нимает Ставка:

«Так как начинают проникать телеграммы с разными рас­поряжениями большевиков, то мы  установили в Ставке, Могилеве и на станции дежурство членов комитета для задержки телеграмм».

Ставка пыталась скрыть от солдат известие о свержении Временного правительства. Расположенная в тылу Западного фронта, в захолустном губернском городке Могилеве, Ставка верховного главнокомандующего была средоточием монархических генералов и офицеров, составлявших её многолюдный штаб. На охране этого контрреволюционного гнезда стояли наиболее «бла­гонадежные» войсковые части, как, например, 1-й Ударный полк, батальон георгиевских кавалеров и др. При Ставке находились и многочисленные центральные учреждения военизированных буржуазных организаций — Земгора (союза земств и городов) и Военно-промышленного комитета.

Ставку возглавлял начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Духонин. На деле он же был главковерхом, так как формально занимавший эту должность Керенский по сути дела был подставным лицом, «политической фигурой».

Духонин еще только начинал большую карьеру. В начале войны он командовал полком, затем был генерал-квартирмейстером штаба Юго-западного фронта и лишь в сентябре 1917 года получил назначение на должность начальника штаба верховного главнокомандующего. Духонин был монархистом. Учитывая сложившуюся обстановку; он, как говорит генерал Деникин, «скрепя сердце шел по пути с революционной демократией». Духонин надеялся с помощью соглашательских комитетов вос­становить в армии палочную дисциплину и продолжать войну до «победного конца». Но расчеты его не оправдались.

Ограниченный и недалекий, Духонин всецело руководствовался советами и указаниями такой крупной фигуры в стане контррево­люции, как генерал Алексеев — бывший начальник штаба верховного главнокомандующего при Николае II, а затем при Керенском.

«Алексеев настолько давил на личность Духонина, — го­ворит генерал М.Д.Бонч-Бруевич, — что Духонин, прежде чем дать какое-либо распоряжение, всегда по прямому про­воду разговаривал с Алексеевым».